Пути и ошибки новоначальных - Гармаев Анатолий - Страница 15

Что произойдет при этом с нами? Мы придем в сильнейшую агонию зла, гнева, возмущения и, может быть, даже ответного жесткого обличения.

Сколько ссор происходит в православных семьях! Разве это не реальность нашей сегодняшней жизни? А сколько конфликтов происходит между родителями и детьми, потому что родитель в своей злобе, в уязвленности своих самоугодливых лат истязает дитя свое за то, что оно не так или не то сделало и еще имело дерзость указать на ошибки… Кому? — Своему родителю. Тут оскорбленный отец или мать с чувством оскорбленного достоинства вымещает свое зло на ребенке.

И это сегодняшняя реальность. Почему это происходит? Беда не в том, что это существует, а в том, что не распознаются причины этой беды. А причины эти распознавать необходимо.

Наше греховное сознание не видит наших ближних или сотрудников, начальников, знакомых в роли спасающих нас. Подумайте, зрит ли нас Господь в тот момент, когда наше самолюбие сильно уязвляют? — Господь видит это. Потерял ли Господь Свое всемогущество, видя, как ближний меня так сильно оскорбил? — Нет, не потерял. Может, Господь оставил Свое попечение о нас или же вдруг запамятовал о нас, или вдруг отвлекся от нас, занимаясь кем-то другим? — Нет, не отвлекся, не потерял нас. Ничего этого не произошло. Может быть, Господь вдруг обезсилел? Он так долго трудился над нами, и наконец совершенно уже не осталось у Него никаких сил, и поэтому Он оставил нас? — Нет, Бог не может обезсилеть. А это значит, что все происходящее: неожиданное злое слово, так сильно меня обидевшее, выговор, укор, напраслина даже или иное что произошло по произволению Божию или по Его попущению — назидательный урок Божий, Его Промысл о нас.

Чем можно это все услышать? — Прежде всего, верою. Если мы веруем в Бога Всемогущего, Всевидящего, если верою своею мы реально и действительно чувствуем Его заботу о нас, то не может быть ни одной минуты в нашей жизни, чтобы мы вдруг разуверились в участии Бога в нас. Верою своею мы будем постоянно слышать это участие Бога, а от веры происходит упование. Упованием мы будем постоянно опираться на присутствие Божие во всех Его промыслах, во всех событиях, которыми Он касается нас. Тогда, исходя из веры, будет развиваться наша рассудительность. Этой-то верой, этой-то рассудительностью, этим-то чаянием и этим упованием на Него мы будем видеть во всяком событии, снами происходящем, назидание. И тогда ближние наши станут от Богапоставленными наставниками нашими, даже если они не верующие, злые, несправедливые и прочее.

Более того, по целому ряду случаев известно, что неверующие точнее говорят нам о нас, нежели верующие. Верующий, если и закипает, если и хочет что-то сказать, то боится погрешить. Поэтому он подходит к нам окольными путями. Не всякий верующий знает кротость (ведь только по кротости человек говорит просто и прямо), но очень пытается быть кротким, и поэтому внешнее действие кротости он старается исполнить самым тщательнейшим образом. И пока он эту свою кротость исполнит, проходит, порой, полчаса, пока мы, наконец, догадаемся, о чем он говорит. А наш неверующий родственник или сотрудник возьмет и сразу нам все выпалит, без всякой кротости. Но и то, и другое: и верующий, так долго нам говорящий, и неверующий, прямо режущий правду нам в глаза, — одинаковы в Промысле Божием. Попущением Божиим они преподают нам назидательные уроки.

Научиться воспринимать эти уроки от ближних — чрезвычайно важное свойство, через которое человек действительно воцерковляется. Неспособный воспринимать от ближних назидания, наставления, в какой бы форме оно ни было сказано, очень долго не сможет воцерковиться. Он постоянно будет сохраняться в этой самозащите самооправдания, в латах самоугодия и в броне своенравия.

Со стороны ближних к нам обращено не только слово, но и действие. На этом уровне в семье происходит значительно больше жизненных событий, чем на уровне слова. Как часто отношение к нам наших ближних остается напряженным по причине неправильного отношения к ним. Мы упираемся, вместо того, чтобы утешить, мы заставляем, вместо того, чтобы попечься и позаботиться самим, мы ожесточаемся, вместо того, чтобы помилосердствовать, учительствуем, вместо того, чтобы быть любящим и покрывающим сыном или дочерью, или отцом или матерью… И остаются ближние в напряженном настроении по отношению к нам целыми месяцами, а то и годами, не только не выбираясь из этого состояния, но порой все более в него западая и ожесточаясь. И причина тому — неподвижность, окаменелость нашего нрава. Увы, и этого мы долго не хотим уразуметь. А когда начинаем понимать, нередко бывает поздно, слишком поздно.

Есть еще более глубокий уровень наших отношений с ближними — уровень смыслов жизни и ценностей. Из уровня ценностей происходят действия, а смыслов — рождаются слова. Но разумеем ли мы, что здесь происходит между нами и как нам нужно относиться к смыслам и жизненным ценностям, не совпадающим с нашими?

Сколько проходит времени, пока откроется ответ на этот вопрос, сколько затем утечет воды, пока откроется в нас способность уважительного обращения со смыслами и ценностями другого человека, в случае, если они не совпадают с нашими…

Из вышесказанного вовсе не следует, что и нам в отношениях с ближними об их недостатках можно говорить прямо, не подбирая выражений и интонаций, эту правду (как в народе говорится) резать прямо в глаза, никого не щадя, думая, что если уж нам сказано так, то и через нас совершается назидание нашему ближнему, пусть терпит как угодно, пусть будет ему урок через нас от Бога…

У нас в училище два года назад был такой случай. Один брат в течение полугода созревал в своей гневливости на окружающих. Я, будучи его духовником и руководителем, никак не мог понять, в чем дело. Вижу, что сначала он был вроде бы осторожным в своих суждениях, а потом становился все более и более жестоким, более крикливым, наконец, вообще разнуздался. Конечно, для всей окружающей братии благодаря этому возникли удивительные условия для смирения, лучших нельзя было придумать, но сам-то он погибал! При этом он исповедовался, причащался, являя внешний церковный характер своей жизни.

Но, тем не менее, на Исповеди об этих своих запальчивых действиях он редко когда говорил. И однажды, в одной из бесед, все-таки удалось выяснить, в чем дело. Оказывается, в какой-то из проповедей он услышал, что ближнего надо воспринимать в любом качестве, и смирение перед характером ближнего станет спасительным для нас. Услышал и решил, что в своем попечении о ближних он станет теперь смиряющим фактором и этим очень сильно поможет спасению ближних. И поэтому он сначала сознательно приводил себя в это состояние обличения, потом это стало превращаться в навык, а потом он вообще потерял контроль над собой и разнуздался. И когда эта обличительность стала неуправляемой, овладела им со властью какой-то силы, приразившейся к нему, у него возникла сильнейшая тревога, он пришел с этим ко мне и открылся…

Нам должно жить по наставлению Апостола Павла. «Со смирением и кротостью, — он говорил, — обличать ближних своих», и в другом месте: «Если ты видишь, что брат твой согрешает, скажи ему». Иными словами: «Обличайте ближнего, потому что, если вы оставляете его согрешать, то тем самым попускаете ему навык греха». Но чтобы правильно обличать, надо сначала самому исполниться кротости. А если ты не имеешь ее, можешь ли обличать? Лучше воздержись, а когда обретешь, следуй наставлениям Апостола.

ТРЕТИЙ ПЕРИОД — ВОЦЕРКОВЛЕНИЕ

Для того, чтобы говорить о следующем этапе, опять обратимся к житейскому опыту. Посмотрим на отношения матери и взрослеющего ребенка. Младенец, научившийся ходить, стал все дальше убегать от нее. Вот он удалился на двадцать, пятьдесят метров. Начинается его самостоятельное вхождение в огромный, неизведанный мир. Правда, первое время малыш все время оборачивается: «А мама здесь?», — и, удостоверившись, что здесь, бежит дальше. Через какое-то время опять бежит к ней: «Мама, вот он я, а ты здесь?» И после этого опять совершает свои новые и новые путешествия…