С любовью, бывший (СИ) - Снатёнкова Алёна - Страница 13

Он встает с места, и уверенным шагом прет на меня. У меня нет и секунды, чтоб подскочить и свалить от него, закрывшись в другой комнате. Нет времени. Он не дает. Как хищник, подкарауливший свою жертву, он ставит руки на грядушки кресла и нависает надо мной.

Напряжение витает в воздухе. Я чувствую на своей щеке, его тяжелое дыхание.

Глаза в глаза.

«Я скучала».

Но лучше откушу себе ногу, чем вслух озвучу эти слова. Они меня погубят. Меня и Настю с папой.

И, возможно, процесс уже запущен. Мне неизвестно, знают ли его родственники, что Глеб сейчас в опасной близости со мной. Если знают, то старые угрозы, не заставят себя долго ждать. Поэтому чем раньше я смогу избавиться от члена семьи Мамаевых, тем будет лучше для всех.

– Ты разве не услышала моего приказа?

– Я, вообще, стараюсь тебя не слушать. Разве не заметно?

– Ну, я человек негордый. Скажу ещё раз. Какого хрена ты ещё в трусах, пчёлка? – отчетливо выговаривает каждую букву, ставя колено между моих ног. Короткое платье от такого наглого действия, задирается еще сильнее. И по бешеному взгляду Мамаева, мне становится понятно, что трусики перестали прятаться, а показали себя человечеству. Вернее, одному его бракованному виду.

***

Кажется, я пискнула, когда его ладонь снова оказалась на внутренней стороне моего бедра. Его пальцы карябают кожу, и я понять не могу, откуда на его руках могут быть мозоли.

Сложно.

Мучительно сложно, оставаться хладнокровной, когда тебя вот так издевательски лапают. Наверно, виной моей реакции является девственность. Вряд ли обычную девушку, которая занимается сексом, можно возбудить обычным прикосновением.

Нужно выдохнуть.

Нужно вспомнить, что нельзя подпускать его к себе. Нужно не забывать, что мы целый год не виделись. Я сама его бросила. И я не должна сейчас так на него реагировать.

Он Мамаев, а я Аверина. Мы как небо и земля. Как овечка и серый волк. Вы когда-нибудь видели, чтобы овца дрожала от прикосновения хищника или тем более кайфовала от этого? Вот и я не видела.

– Я могу это расценивать как попытку домогательства? – Черт. Уж лучше переругаться с ним, чем он снова повторит то, что делал в ванной. А у меня, почему-то, в тот момент крышу за пару кварталов отнесло. И я неуверена, что в этот раз, мне на помощь придет подмога в виде сестры, которая остановит эту вакханалию. А сама я, простите, не остановлюсь. И опять же, обвиню в этом невинность.

– Не прокатит. Ты влажная. – Ребром руки проводит между моих ног, и я, не ожидавшая такого, вскрикиваю, сжимая ноги сильнее.

– А ты маньяк – извращенец. – Бью его по руке и отскакиваю на безопасное расстояние. – Мамаев, вот ответь мне, чё ты творишь? С чего, твой воспаленный мозг решил, что ты можешь лезть ко мне? Господи. Да год прошёл. ГОД. Тут ты заявляешься, со своим бешенством предстательной железы, и чуть ли не насилуешь.

Хоть выговорилась.

Хоть высказала все вопросы, которые мозг одолевали.

– Аверина, ты только что, обидела мой член. Стыдись. Какая к черту железа? Откуда словечек понабралась? – Мне показалось или он возмущается?

– Какой к черту между нами, может быть, секс? Совсем умом тронулся или весь ум там? – Бровями показываю на область бугра в районе ширинки.

Он что, перед тем как в гости идти, виагры обожрался?

– Принцип, мартышка. Кому-то можно, а мне нельзя?

По больному бьют.

– А ты себя вёл плохо. Вот и останешься без сладкого.

***

Пока он скрипит зубами, и из его носа вылетают клубы пара, я быстренько ретируюсь на кухню. Не зря ж клялась сестре, что помою эту чертову посуду. Да и на кухне мне будет поспокойней. Здесь ножей много. Тяжелых сковородок. Если Мамаев снова вздумает свои принципы включить, то я смогу с легкостью, одним ударом по голове, их выключить. Тут, главное, не перестараться. Но разве стуком по голове можно из психа сделать психованного идиота?

– У меня в руке вилка. – Угрожаю, когда слышу, что Глеб стоит за спиной.

– И что?

– Если снова начнешь распускать руки, то я ее воткну тебе в глаз.

– Что сделаешь? – словно не веря своим ушам, смеется он.

– Продырявлю тебя.

Хочу развернуться, чтобы смотря в глаза послать в далекое пешее, но не могу. Меня руками к мойке прижали, не давая с места сдвинуться.

Собираюсь разозлиться, как перебивают.

– Если ты не хочешь, чтобы я отымел тебя прямо на этом столе, то лучше не двигайся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​

Э-э-э. Что?

И только потом чувствую, что Мамаев стоит слишком близко. Очень близко. И в мою задницу утыкается его…

Господи.

– Ага. Двинешь задницей, и я не смогу его остановить. И, вообще, сама виновата. Я как бы извиняться пришёл.

– Сначала отойди от меня, а потом я с удовольствием выслушаю твои извинения. И даже может быть, приму их.

Выдыхаю, когда он отходит. Хватаю полотенце, и тщательно вытираю мокрые руки.

Не, мне прям интересно стало. Чтобы Мамаев извинился? Да не было такого никогда.

– Приступай. – повелеваю, пытаясь не засмеяться.

– Короче, реально перегнул. Хер знает, переклинило.

Согласна. Адекватные люди так не поступают.

– Но не так просто спустить всё на тормоза, тем более, после того, что я узнал.

Мой мозг сейчас сварится от его загадок.

– Можно покороче как-то. Наверно, ты не догадываешься, но я всё-таки хочу поскорее от тебя избавиться.

– Такое точно не произойдет. – отрицательно качает головой. – Давай так…

Обычно, когда люди ведут беседу, они либо смотрят друг на друга, либо по сторонам, чтобы не прожигать дыру в собеседнике. Обычно, они одеты. Если, конечно, это не разговор двух любовников в постели. Мы на кухне, не забыли?

А Мамаев, на этой кухне, начинает расстегивать свою рубашку. Быстро так. Я моргнуть не успеваю, как тряпка уже на стул летит, и его руки расстегивают ширинку на джинсах.

– Ну, и что ты творишь?

– Поиграем в игру.

– В какую? – Джинсы уже летят к рубашке. На Глебе остались одни трусы и носки. А я до сих пор ничего не понимаю.

– Опускаешь взгляд ниже пупка, ты продула. Если нет, то я сваливаю домой, но знай, буду отстреливать руку холостыми детьми, смотря на твое фото.