Ретенция (СИ) - Мартынов Илья - Страница 50

Я вхожу в виртуальное меню и загружаю код из файла, который передал мне Пош. Я вижу, как на силуэте мозга вычерчивается ярко-зеленая загогулина. Это орбитофронтальная кора – важнейшая структура, которая отвечает за ожидание награды. Мне нужно её натренировать.

У многих в Мингалосе орбитофронтальная кора заточена на то, чтобы отказаться от сладкой еды и сесть на диету. Она помогает не сорваться, тормозя желание поесть. Считается, что, прокачивая орбитофронтальную кору, мы улучшаем силу воли.

Протокол запускается, и я оказываюсь в сложном летательном аппарате, похожем на беспилотник. Я лечу между высотками Мингалоса. Штурвал постоянно отклоняется вниз, но я знаю, что должен держать его максимально прямо по центру. Когда я, наконец, выравниваю аппарат, внутри живота разливается ощущение приятного расслабления, сердце бьётся спокойнее. Так интерфейс поощряет меня всякий раз, когда я справляюсь с заданием.

Через некоторое время я обучаюсь постоянно держать штурвал прямо, но приятные ощущения постепенно пропадают. Электроды больше не стимулируют мой мозг, теперь они только собирают информацию. Перед глазами появляется надпись: «Система орбитофронтальная кора – гиппокамп – цингулярная кора стабилизирована». Это означает, что, по мнению компьютера, я отработал навык управления этими структурами мозга. На выходе я получаю файл с корректировками.

Остаток вечера я вношу изменения в алгоритм, чтобы сделать его более совершенным, как и просил Пош. Это лишь начало работы – впереди ещё несколько систем мозга и испытания на других людях.

Я выхожу из здания Центра исследовательских технологий и мчу к своему дому, чтобы схватить там рюкзак со сменной одеждой. Раварта присылает сообщение о том, что она скучает и ждёт меня уже в лагере. Так странно, что мы почти с ней не переписываемся. Я это делаю, скорее, из-за некоторой неуверенности в себе и из страха ей надоесть. Но почему не пишет она?

– Привет, Горан, – говорю я и обнимаю сторожа лагеря восстановителей.

– Рад видеть тебя, Трэй, – произносит он, отстраняясь и глядя мне прямо в глаза.

Раварта обнимает меня, когда я вхожу в основные помещение восстановителей. Нори дружелюбно улыбается, сделав вид, что не замечает проявления наших чувств. В помещении есть и другие люди, но я их совсем не знаю.

– Мне нужно кое-что рассказать вам с Тодом, – произношу я, когда руки Раварты перестают сдавливать мою спину.

– Да, конечно. Что-то случилось? – на её лице проступают признаки озабоченности.

– На самом деле да.

Когда мы входим в зал для тренировок, Тод переодевается. Я иду к нему, и мы жмём друг другу руки. Он, кажется, даже рад меня видеть.

– Тод, нужно поговорить.

– О вчерашнем? – напряжённо спрашивает он, хмуря брови.

– Да.

Почти все ребята, которых я знаю, заняты игрой в мяч. Алекс успевает мне помахать рукой, когда белый мяч оказывается у его живота. Мы отходим в левый угол зала, и я кратко пересказываю всю цепочку событий, произошедших на этаже Кристини. Раварта то и дело кидает тревожные взгляды на Тода, но ни он, ни она не произносят ни слова, позволяя мне завершить повествование.

– Это плохо, что ты опрокинул аквариум, – резюмирует Тод. – Будем надеяться, что полицейский уже скончался и не дал показания против тебя.

– Эээ… я даже не знаю, – произношу я, наблюдая, как Абиг ударом руки выбивает чёрный мяч из рук Хенрика.

Вообще-то я бы не хотел, чтобы полицейский умер. Мне не хочется причислять себя к убийцам. Но рациональный подход оправдывает слова Тода. Либо я, либо полицейский.

– Я постараюсь узнать, чем там закончилось, – произносит Тод, потирая подбородок, и переводит взгляд с меня на Раварту.

– Через своих информаторов? – стараясь, чтобы слова прозвучали небрежно и немного вяло, спрашиваю я.

– Да, через них.

– А ты не знаешь, что это там за дрянь в аквариумах?

– Это сильно модифицированная альдрованда, – говорит Раварта. – Они её вывели, чтобы ловить крыс в подвалах Корпорации.

– Хм, а я думал, чтобы людей казнить, – пытаюсь цинично отшутиться я.

– Ну, у них есть и очень крупные экземпляры, – произносит Тод. – Ещё есть модифицированные мухоловки и росянки, но альдрованда у них вышла особенно знойной. Страсть ботаников к большим растениям однажды их и съест…

Мы с Равартой начинаем смеяться, но Тод остаётся серьёзным.

– Ладно, давайте за работу. Сегодня нужно потренировать несколько боевых приёмов.

Раварта нежно касается кончиков моих пальцев, и меня пробивает приятная дрожь, а внизу живота становится почти так же тепло и спокойно, как во время нейросимуляции. Только теперь всё по-настоящему. Она уходит, а я тащусь к скамейке переодеваться.

– Заканчиваем игру! – командует Тод. – Алекс, Луна, ставьте манекены!

Все начинают собираться у скамейки, которая сейчас стоит у стенки напротив входа. Шелена и Алекс неохотно плетутся в угол, за шкафами с оружием. Меньше, чем через минуту они уже волокут человеческие силуэты и расставляют их на расстоянии пяти метров друг от друга в центре зала. Снизу у каждого манекена по металлическому диску для устойчивости.

Алекс с сочным хлопком бьёт своей ладонью по моей и стискивает пальцы. Абиг делает почти то же самое, но мягче. Остальные парни просто жмут руку с отстранёнными лицами. Шелена подмигивает, Дана просто стоит и смотрит перед собой. Иногда она производит впечатление человека, познавшего всё на свете и ничему не удивляющегося. Может ли её вообще что-то растормошить? Ещё я думаю, что она неплохо владеет и своим телом, и оружием.

Я едва успеваю переодеться, когда Тод начинает инструктаж по работе с манекеном.

– Трэй, давай твой самый смелый удар! Куда ты не боишься ударить противника, чтобы сразить его сразу? – его голос звучит холодно, но настойчиво.

– Я думаю, что в сердце или в кадык.

– Бей! – командует Тод.

Я замахиваюсь и устремляю кулак туда, где у резинового человека находится выступ, имитирующий кадык.

– Урон 30 процентов, – раздаётся металлический голос. От неожиданности я отпрыгиваю. Абиг, Шелена и Хенрик смеются.

– Что это?! – раздражённо выкрикиваю я.

– Это то, насколько хорош твой удар. Если урон больше шестидесяти пяти процентов, противника ты уберёшь с одного удара. Давай ещё! Думай, где у человека самые слабые места. Ты же изучал всё это в колледже. Давай!

Мне хочется огрызнуться на Тода, но он отходит и командует всем остальным работать со вторым манекеном по очереди.

Я наношу несколько ударов в разные части резинового человека, но комментарии металлического голоса меня совершенно не вдохновляют: 32 процента, 44 процента, 27 процентов, 27 процентов, 29 процентов… Я чувствую, как мной завладевают досада и злость. Мои кисти врезаются в плоть манекена всё чаще и чаще, пока я вдруг не пинаю его коленкой под ребро.

– Урон 67 процентов.

– Долбаная хреновина! – злобно скалюсь я на резиновый силуэт.

– Трэй, немного ума, а не силы, – спокойно произносит Тод, подходя к манекену сбоку.

– Ну давай, покажи! – провоцирую я Тода.

– Удар в челюсть, – он делает резкий выпад, и мне на мгновение кажется, что его кулак сейчас снесет кукле полголовы.

– Урон 85 процентов.

– Ого!

– Каждый настоящий нокаут вызывает необратимые нарушения в мозге, – поясняет Тод. – Наибольший урон можно нанести прямым восходящим ударом в нижнюю челюсть. Голова резко дёргается. Нижняя челюсть совершает движение в направлении основания черепа. Это часто вызывает повреждение средней мозговой артерии, и мозг противника лишается дополнительного притока крови. Головной мозг ударяется о затылочную кость, и в результате деформируется. Как ты понимаешь, в передней части возникает пространство между оболочками мозга и самим мозгом. Разрываются венозные сосуды, что только усиливает повреждения. Одновременно с этим мозжечок смещается книзу и также повреждается. А дальше…

– Хаотично высвобождаются нейромедиаторы в мозге и возникает замыкание в нервной ткани. – продолжаю я за Тодом. – Сознание отключается и человек падает.