Хроники кладоискателей (СИ) - Яковенко Сергей Валериевич - Страница 53

  - Как он?! - выравнивая руль, спросил я.

  - Не знаю! Он без сознания! Сердце, кажется, бьётся! Но я не уверена...

  Надо отдать должное Ольге, которая всё это время не издала ни единого звука. Возможно, другая бы, на её месте, запаниковала ещё там, на ферме. Но все её действия были слаженными и правильными в той ситуации.

  - Мне кажется, он не дышит! Делаю искусственное дыхание!

  Мы проехали знак, извещающий о въезде в населённый пункт. Не сбрасывая скорости, я оглядывался по сторонам в поисках больницы, однако вокруг мелькали только жилые дома. Раннее утро ещё не успело разбудить их жителей. Спросить дорогу было просто не у кого. Проехав не менее километра по пустынной улице, я заметил медленно плетущегося вдоль дороги мужика, рядом с которым по обочине шли четыре коровы и телёнок. Сбросив скорость около него, спросил, как проехать к больнице, на что тот махнул рукой куда-то влево и что-то промычал себе под нос.

  - Далеко?

  - Не! За углом туточки.

  Больница представляла собой маленькое одноэтажное здание с тремя небольшими окошками. Её двор был огорожен красивой клумбой с множеством красных и жёлтых тюльпанов. Стараясь сэкономить драгоценное время я не стал её объезжать и свернул ко входу, проезжая прямо по цветам и сигналя клаксоном на всю округу. Выскочив из машины, рывком распахнул заднюю дверь и встретился взглядом с Олей. По её щекам текли слёзы, а окровавленные пальцы уже не закрывали пульсирующую рану, а перебирали Вовкину густую шевелюру. Она отрицательно повертела головой и, закрыв глаза, заплакала навзрыд.

  Не знаю как я вытащил из машины и понёс на руках друга, который был на пару десятков килограмм тяжелее меня самого, но я даже как-то умудрялся бежать. Оля бежала впереди, распахивая передо мной дверь и, срывающимся голосом, зовя о помощи. На крики выбежала испуганная пожилая медсестра и увидев нас, жестом указала на стеклянную дверь с надписью 'Манипуляционный кабинет'. Оля распахнула дверь, я внёс бездыханного друга и уложил на топчан. Его глаза были чуть приоткрыты. Медсестра бесцеремонно оттолкнула меня в сторону и принялась прощупывать пульс на шее у Вовки, на ходу требуя от нас выйти из кабинета.

  Через полминуты дверь открылась и та сухо спросила у меня:

  - Вы кым йому будэтэ?

  По её поведению и тону голоса стало понятно - Вовка умер. Я не верил. Я не мог поверить, что мой друг может вот так просто взять и сдаться, что человека, который всегда был в моей жизни, вдруг в один миг не стало.

  - Да не мог он умереть! - закричал я, не понимая что творю, - Он живой был пять минут назад! Электрошок давай!

  - Кажу вам, помер вин.

  Я выхватил из кармана Вовкин пистолет и направил на медсестру:

  - Электрошок давай, сука! Где врач?!

  - Та бог с тобою, сынку, якый врач в чотыры утра? Дома вин, спыть ще! - как-то даже не пугаясь оружия отвечала та, - И якый ще шок? В нас на всю больныцю тилькы дви капельницы и то на одной ножка зламана. И бильше ничого нема. Вам бы в район нада, та вже нема ниякого толку...

  Она, не обращая внимания на оружие, подошла ко мне и, похлопывая по плечу, сочувственно кивнула головой:

  - Шо ж тут вже зробыш, сынку? Така, выдно, в нього доля...

   Я долго стоял на коленях, уткнувшись лицом в Вовкино плечо, и молил его о прощении, как будто он ещё мог это сделать. Просил простить за то, что не уберёг, за то, что не успел... Умолял простить за то, что не вернулся тогда к нему через неделю, как обещал. Я впивался пальцами в окровавленную одежду своего единственного друга и молил простить за то, что не сдержал данного когда-то самому себе обещания не предавать его ни за что и никогда. Я просил о прощении, зная, что уже никогда его не получу. И слово 'никогда' тяжёлым камнем легло в сердце на всю оставшуюся жизнь.

  Глава 36. Снег

   Зима в том далёком году выдалась снежной, а тот вечер был первым, когда снегопад этот начался. Огромные, пушистые хлопья, мелькнув в тусклом, жёлтом свете уличного фонаря, медленно падали с неба и в момент соприкосновения с землёй издавали едва уловимый шорох. Стоял тихий декабрьский вечер. Мы с Вовчиком сидели на скамейке во дворе нашего дома и с искренним удивлением, которое, наверное, присуще только детям, наблюдали за тем, как знакомый пейзаж с каждой минутой всё больше изменяется и превращается в нечто нереальное, сказочное и очень уютное. Исчезали замёрзшие грязные лужи, которые за последние месяцы успели изрядно поднадоесть. Деревья, из голых, чёрно-серых страшилищ, превращались в белые, мягкие, пушистые облака, и даже мусорные баки, обрастая белыми шапками снега, приобретали менее отталкивающий вид. Мы, как заворожённые, сидели и, даже не смотря на небольшой мороз, кусающий за нос и щёки, не хотели уходить домой.

   - Меня мамка прибьёт, я обещал ей до темноты домой вернуться, - задумчиво пробормотал Вовка, первым нарушив тишину.

   - А я ещё алгебру даже не начинал делать и читать много задавали...

   - Скатать дашь?

   - Ты же знаешь, что дам, - усмехнулся я.

   Он тоже улыбнулся и удовлетворённо кивнул головой, после чего, зачем-то щурясь, продолжил рассматривать падающие снежинки.

   - Хоть убей, не пойму для чего нас заставляют учить все эти формулы и теоремы? Выучишь, на следующий день расскажешь возле доски, а через пять минут уже не помнишь ничегошеньки!

   - Не знаю, мало ли что нас в жизни ждёт? Может когда-то и пригодится...

   - Это как же меня жизнь должна скрутить, чтобы пришлось где-то применить, например, какое-нибудь биквадратное уравнение? Подумать даже страшно, что это может когда-нибудь случиться!

   Я улыбнулся и ничего не ответил, а ему мой ответ не особо-то был и нужен.