Дороги Гвенхейда (СИ) - Бочаров Анатолий Юрьевич - Страница 26

— Мы давно не виделись, — сообщила женщина, подходя ближе. — Ты вечно пропадаешь в своих странствиях, заставляешь скучать тех, кто помнит тебя, любит и ждет. Ты хоть представляешь, какого было умирать в одиночестве, вдали от тебя? Ждать писем, одной в старом поместье, без мужа, без сына, измученной и потерянной, оставленном светом и презираемой королем? Эйрон отдалил меня от двора, когда ты запятнал себя беспутством, оставил без своей милости.

— Ты знаешь ее?

Вопрос Марты пришелся некстати, но он все равно ответил, не отводя взгляда с женщины в черном и серебре, изучая каждую морщинку на ее бледном лице:

— Знаю, разумеется. Вернее, знал одну даму, которая была крайне на нее похожа. Сударыня, — сохранять спокойствие оказалось весьма непросто, но нет испытания, с которым не способен справиться человек, — вынужден разочаровать, но подобные фокусы не действуют на меня. И я, и моя спутница — оба мы в стране теней не впервые. Доводилось уже беседовать с собственными мертвыми морскими товарищами, преисполненными желания мести — все оказалось мороком и бредом. Нацепите хоть чье угодно лицо, это вам не поможет меня смутить.

Женщина, укравшая облик и голос Аманды Амалии Телфрин, жены лорда Тейриса Телфрина и матери Патрика Валентайна, взмахнула веером и укоризненно покачала головой, совсем как настоящая, совсем как его мать:

— Твои скептичность и недоверие никогда не делали тебе чести.

— Разрешите не согласиться, — улыбнуться оказалось непросто, но он все-таки постарался. — Не окажись я наделен столь прискорбными с вашей точки зрения качествами, погиб бы куда раньше, чем успел разочаровать высший свет королевства. Не знаю, что вы за тварь, господа, но если покажете выход в мир живых, я не стану вас убивать, — он направил острие клинка женщине в грудь.

— Это призрак твоей матери? — Марта не удержалась от вопроса.

— Это некая сущность, постаравшаяся ее изобразить, — Патрик поправил девушку. — Помнишь, как тогда, когда мы только повстречали Аматриса? Если вы снова взялись за старое, господин Тревор, — возвысил он голос, — должен признаться, совсем не смешно!

Выставленный клинок, похоже, совсем не испугал тварь. Она смотрела на него без всякого страха, во взгляде, если ему только не показалось, даже промелькнуло подобие жалости. «Очень наивно думать, что столь жалкая уловка способна сработать». Похоже, им встретился очередной голодный дух, решивший сыграть в ту же игры, что и Принц Пламени в предыдущий раз. Вот только не выгорит, не получится.

— Я настоящая, Патрик, — сообщила она. — Не морок. Ждала тебя и вот дождалась.

— Разумеется, и теперь попробуете меня пристыдить. Дурной план, сударыня! Во второй раз я на подобное не поведусь! Желаете заставить меня раскаиваться, посыпать голову пеплом, извиняться за содеянные злодеяния?! Уверяю, — Патрик едва не сорвался на крик, сам не понимая, что с ним творится, — у вас не получится!

— Очень жаль, Рикки. Жаль, что у тебя совсем не осталось совести, — мужчина, позаимствовавший внешность графа Тейриса Телфрина, появился прямо из тени, встал рядом с женщиной, положив ладонь на рукоять длинной придворной шпаги. Он выглядел таким же, каким Патрик запомнил его в последний раз — прямой, строгий, в роскошном темно-синем дублете, с властным и холодным лицом.

«Отец всю жизнь провел, играя в придворные игры — и не только карточные, разумеется. Один из лучших ораторов, выступавших в Совете лордов, он до последнего лоббировал нашу столь печально прервавшуюся заморскую экспансию. Грезил факториями на пирских берегах — вот и вселил в меня тягу к дальним странствиям. Жаль лишь, что в остальном мои проделки не доставили ему радости. Отец умер, пока я безобразничал в столице, вернувшись с войны с Брезальдой — хорошо хоть, в отличие от матери, не дождался моего изгнания». Других наследников у лорда Тейриса и леди Аманды не имелось — сказывалось слабое здоровье матери, лекари запретили ей вторую беременность. И вот теперь оба его родителя, мертвые, стоят напротив него и смотрят с презрением. Какая утомительная мизансцена!

— Думаешь, — спросила Марта, — они не настоящие?

— Конечно. Фантомы, призванные нас, вернее меня, запугать.

— Печально, что ты такого мнения о собственной родне, — с точно таким видом настоящий лорд Тейрис отчитывал нерадивого отпрыска, когда тот возвращался из столичных таверн весь пьяный, с винными пятнами на сорочке и с каплями крови, как правило чужой, на рукаве. — Забыл, Рикки, где находишься? В стране теней, вот мы и вышли тебя встретить. Можешь сколько угодно кричать, будто столкнулся с одурманившей тебя нечистью, только ты знаешь — мы не поддельные, не какой-то обман. Ждали тебя, не могли уйти в край посмертия, и вот наконец дождались. Хочу посмотреть в твои бесстыжие глаза наконец. Хочу посмотреть в глаза человека, которого воспитывал и учил быть дворянином, в глаза человека, бросившего мою Аманду и опорочившего семейную честь.

— Я этого не простила, — эхом откликнулась мать.

— Вы можете что-то сделать? — дернула его за рукав Марта.

Следовало, конечно, скорее прекращать этот балаган. Опытный чародей способен развеять иллюзию, однако в прошлый раз, при встрече с мертвым экипажем «Креветки», попытка не увенчалась успехом — наложенные Аматрисом чары оказались слишком искусны. Так и теперь — он пытался прощупать две вставшие перед ними фигуры, оценить их магическим взором, но с его помощью получалось разглядеть лишь туман. Липкую мокрую взвесь, текучую и переменчивую, и совсем непонятно, куда бить, чтобы разломить заклятье, а что он столкнулся именно с чужой магией, Патрик не сомневался.

— Мой подлинный отец, — сказал он вслух, — был куда более красноречив.

— Да просто слова все кончились от твоего вероломства, — лорд Тейрис скривился.

— Ты можешь не верить и считать нас фальшивкой, — подхватила леди Аманда, — но это не делает ложью наши слова, разве не так? Лорд Тейрис, — она погладила мужа по руке, — действительно умер, испытывая стыд от того, что наш сын стал посмешищем всей столицы. Потом тебя выслали из страны. Эйрон повелел мне возвращаться в Телфрин и не покидать его больше. Подруги отвернулись от меня, не отвечали на письма, даже слуги глядели сердито, раздраженные необходимостью сопровождать меня в ссылке. Думаешь, — ее голос сделался выше, — старой женщине было приятно так заканчивать свои дни? И это пока ты веселился на другом краю света, пиратствовал, пьянствовал, проводил время в обществе всевозможных распутниц!

Что он мог ответить на это? Что он мог ответить на правду?

— Вы не моя мать, сударыня. Ответ мне положено держать лишь перед ней, не вами.

— И это все, — рванулся вперед призрак с лицом лорда Тейриса, — что ты желаешь ответить собственной родительнице, паскудный щенок?! — Шпага вылетела из ножен, сверкнул инкрустированный в рукоять аметист, острие метило Патрику в горло. Он легко уклонился, вскинул собственный энергетический клинок, отклоняя немедленно последовавший выпад. Сталь и чистая магия встретились — Патрик не знал, как повела бы себя обычная шпага, столкнувшись с его созданным при помощи чар оружием, но эта, похоже, даже не раскалилась.

— Как ты смеешься драться со своим родителем и сюзереном?!

— Боюсь, вы, сударь, напали на меня первым.

Патрик метнулся к призраку, стараясь заслонить от него Марту, и нанес новый удар. Подлинный граф Тейрис Телфрин даже в преклонные годы фехтовал отчаянно хорошо, что и доказывал не раз в тренировочном зале, выбивая шпагу у наследника из рук. Этому, фальшивому, было далеко до оригинала, что лишний раз доказывало — обличья родителей позаимствовала какая-то обитающая в междумирье тварь. «Или я, возможно, просто наловчился лучше сражаться за минувшие годы?» — мелькнула несвоевременная мысль. Так или иначе, не стоило ловить ртом ворон.

Клинки еще раз столкнулись, а потом сверкающий пламенем меч Патрика поднырнул под шпагу, выставленную его ненастоящим отцом. Огненный клинок вошел оборотню прямо в грудь, пронзил ее, как нож пронзает листок бумаги — и там, где у нормального человека полагалось находиться сердцу, образовалась дыра, стремительно расширяющаяся. Пустота пожирала живот и плечи, бока и локти, распространяясь во все стороны. Губы призрака шевельнулись, но он не сказал больше ни единого слова, только смотрел излишне памятным, и без того приходившим в бесчисленных беспокойных снах взглядом.