Дважды в жизни (ЛП) - Лорен Кристина - Страница 50

Повисла тяжелая тишина.

— Прости, Тейт, — наконец, сказал Марко.

— Это просто бизнес, — ответила я. – Я должна уже к такому привыкнуть.

— Нет.

Я ссутулилась, ощутив на плечах огромный груз всего произошедшего.

— Знаю, мы торопимся, но мне нужно поговорить с Сэмом.

Но стоило мне шагнуть в сторону, Марко перехватил меня за руку.

— Тейт…

Страх поднимался все выше к горлу. Только не опять. Умоляю.

— Он уехал, да?

Марко словно на десять лет постарел.

— Гвен отправила его на самолет.

— Он оставил записку? Сказал что-нибудь?

Чувствуя приближение моей паники, Марко шагнул ближе.

— Нет, Тейт. Но, милая, тебе нужно меня послушать.

— Нет, — голова кружилась. – Я не понимаю, что происходит. Он просто уехал?

Марко опустил ладони на мои плечи и склонился, чтобы видеть мои глаза.

— Мы все обсудим, как только уедем отсюда. Я расскажу все, что удалось выяснить. Утром мне позвонил один знакомый и сообщил, что получил анонимную информацию, еще пара человек уже ехала сюда. Они заняли места у твоей квартиры, дома бабушки, — Марко сделал паузу и сглотнул, — фермы Сэма.

Я посмотрела в его глаза.

— В Вермонте?

— Не сомневаюсь, они уже поговорили с его соседями, бывшей женой…

— Ее ребенка только выписали из больницы, — сказала ему я.

Марко кивнул.

— Тейт, мне нужно позвонить Гвен. Это многомиллионный фильм внезапно оказался в центре одного из крупнейших скандалов Голливуда. Вся эта шумиха для тех ребят, как конфеты, — он кивнул на ворота, где все еще торчали фотографы, — и студии нужно идти на шаг впереди. Уверен, у тебя уже не меньше десятка сообщений. И ты знала бы об этом, если бы брала телефон с собой, — сказал Марко, хмурясь. – Сэм уехал до моего появления.

— Марко, — произнесла я и от внезапно пришедшей в голову мысли мне поплохело, и даже ладони похолодели. – Ты же не думаешь, что это Сэм? Позвонил прессе? Мы же оба понимаем, что это Ян?

— Да, это Ян, — он мрачно поджал губы. – Знаю, но от этого не легче. Судя по тому, что сказала Гвен, Сэм был в шоке от новостей, как и все мы. Он решил уехать к своей группе поддержки, а тебе нужно домой, к своей. Твоя мама вылетела около часа назад. Она будет у тебя, когда ты доберешься до ЛА.

Я надавила ладонями на глаза. Не представляю из кого состояла группа поддержки Сэма. Его бывшей жене и так хватало хлопот. Роберта и Лютер умерли. У Сэма был менеджер? Я буду мучиться этими мыслями, но Сэму придется нелегко и потребуется вся возможная для него помощь.

Я это понимала, повторяла снова и снова, но когда через три часа мы добрались до аэропорта Оклэнда, я так ничего и не услышала от Сэма. В животе от переживаний все словно кислотой разъедало. Все было разрушено. Помимо того, что мы вылетели раньше запланированного, добавился стресс из-за раскрытой истории, и все вообще вышло из-под контроля. Может, телефон Сэма переполнен сообщениями. Может, он его выключил. Может, у него не было моего номера – откуда? Может, он собирался позвонить, но решил, как стоило подумать и мне, что разберемся со всем, когда шумиха немного утихнет.

* * *

После домика на ферме мой собственный казался огромным и стерильным. Картины, которые раньше радовали меня своим минимализмом и красотой, сейчас выглядели какими-то одинокими на белых стенах. Моя гостиная, полная белой мебели, которую совсем недавно я считала уютной и похожей на облако, теперь казалась слишком дорогой, не походила на место, куда можно рухнуть без сил в конце дня.

Даже моя спальня была слишком большой, пустой и безликой.

Странно, но когда я представляла Сэма здесь – как он раскинулся на моей кровати или диване в носках и домашних штанах, или насвистывал во время приготовления ужина на большой плите – дом казался намного теплее. Впервые в жизни я поняла: дом не всегда был только местом, он мог быть и человеком.

Я повернулась и посмотрела в окно, пока мама складывала белье на кровати.

— Ты все еще собираешься встретиться с папой на Рождество? – она разгладила мою футболку по покрывалу, сложила идеально в три раза и убрала в стопку.

Я сжала край штанов.

— Мы разъехались, словно ничего не случилось, но… я сомневаюсь.

Она печально улыбнулась.

— Мне жаль, милая.

Я со стоном упала на одну из подушек. Хлопок холодил шею сзади.

— Не понимаю, чему удивляюсь.

— Потому что он твой отец. И должен быть лучше этого.

Я пожала плечами, ощущая странное онемение.

— Да, но папа не скрывал, какой он, просто я не хотела верить, — я досчитала до десяти, чтобы взять себя в руки, а потом села и скрестила ноги. – У меня плохой отец, но потрясающая мама. У некоторых и этого нет. Я не жалуюсь.

Мама мило улыбнулась и поцеловала меня в лоб.

— Если бы я его не встретила, не было бы тебя. Сложно сожалеть из-за этого, но мне грустно, что тебе приходится иметь дело с тем же эгоистом, которого я бросила много лет назад. Вряд ли Ян вообще повзрослел, — она выпрямилась и взяла следующую футболку. – Ты говорила с бабушкой?

Ой. Я покачала головой, чувствуя укол вины.

— Я переживала, что она завалит меня горой «Я же говорила» и долгими паузами.

— Вряд ли. Думаю, она переживает за тебя, но, как и любая мать, не станет часто это повторять, потому что, как мы с тобой хорошо знаем, она тоже не любит слушать «Я же говорила».

Я понимала, что мама права, и бабушке не нравилось так говорить, но это все равно будет первым, что она скажет. Она едва простила меня за Лондон. Ее молчаливое неодобрение никуда не делось — когда моя карьера устремилась вверх, бабушка немного от меня отстранилась, и каждый раз, когда по телевизору показывали трейлер с фильмом папы, она протяжно выдыхала и медленно подносила чашку кофе к губам.

— И ей будет непросто, — произнесла я и со стоном упала на подушку еще раз. – Люди будут снова приходить к ней в кафе и просить сфотографироваться. Бабушка терпеть не может, когда ее тайком снимают на «айфон».

Мама рассмеялась, представив это.

— Ей все равно пора на пенсию, — мама согнала меня с кровати. – Она приехала тебя увидеть, так что поговори с ней. И поешь что-нибудь, — крикнула она мне вслед. – Жизнь продолжается.

* * *

Шарли сидела на кухонной столешнице и ела кусок черничного пирога, который бабушка привезла из Герневилля. И если не учитывать мобильник, лежавший у бедра Шарли, можно было забыть, что нам было по тридцать два, а не по шестнадцать.

Я выглянула в окно на длинную ухоженную дорожку. Вход перекрывали железные ворота в пятнадцать футов высотой, окруженные деревьями и кустами, но я все равно видела несколько фотографов, расхаживающих с другой стороны. Я насчитала четверых. Один, казалось, ел яблоко. Другой говорил, дико жестикулируя. Они общались так спокойно, как сотрудники во время перерыва, а не папарацци, поджидающие меня.

— Они все еще там? – спросила бабушка из-за стола кухни. Я оглянулась, а она поправляла перед собой уже ровные ряды игральных карт.

— Они будут торчать тут круглыми сутками, — застонала Шарли с полным ртом.

Я отрицательно покачала головой, но слова все равно прозвучали неубедительно:

— Думаю, скоро им наскучит, и они уйдут.

Бабушка посмотрела на меня поверх толстых очков, словно говоря: «Думаешь, я вчера родилась?».

Ощущая напряжение, Шарли спрыгнула со столешницы.

— Я в душ, — она поставила телефон заряжаться и перевернула экраном вниз. Я заметила, как она постоянно хмуро на него поглядывала. Даже думать не хотелось, что она там видела. – Дайте знать, если что-то произойдет, — сказала Шарли по пути в ванную.

Я взяла чайник, наполнила его водой и включила плиту.

— Бабушка, хочешь чаю?

— Выпью, если ты отойдешь от окна и присядешь.

Я села рядом.

— Где твоя мать? – спросила она.