Дикие - Пауэр Рори - Страница 9

— Твое имя появилось в списке лодочниц, и сейчас ты совершенно случайно сидишь здесь и разговариваешь со мной? Ну-ну.

Я беру второй крекер, но во рту у меня пересохло, и я просто сжимаю его во влажной ладони.

— Ну, мне хотелось бы знать, к чему готовиться. В смысле… мы что, всего лишь забираем передачу и возвращаемся? Не может быть, чтобы это было так просто.

Тейлор смеется, и это тот смех, который нельзя не поддержать, потому что иначе он может перейти в рыдания.

— Они используют маяк в Кэмп-Нэше, чтобы сообщить о своем прибытии. Азбукой Морзе или вроде того. Я не знаю. Но, когда они подают сигнал, Уэлч приходит нас будить. Она предпочитает выходить пораньше, чтобы вернуться до захода солнца. Хорошо бы они просто доставляли припасы к школе — не пришлось бы никуда тащиться.

Такая возможность даже не приходила мне в голову.

— Почему они этого не делают?

Тейлор откусывает кусочек крекера.

— «Повышенный риск заражения», — поясняет она невнятно. — Хотя я думаю, что они просто не могут подойти ближе из-за скал. Тоже мне флот. Уж они должны бы разбираться в том, как рулить катером.

Мне странно слышать, как священнодействие описывается с таким будничным сарказмом. Хотя, если подумать, она знакома с процедурой гораздо лучше меня.

— Остров… — Я запинаюсь, подыскивая нужное слово. — Он настолько большой, как кажется?

— Большой?

Я думаю о территории школы, о том, как выросли сосны и как они совсем не похожи на лес, который я вижу с крыши. В лесу лютует токс. Там нет девочек, которыми можно кормиться, поэтому она пробралась во все остальное. Там она цветет пышным цветом и распространяется с какой-то неукротимой, разрушительной, привольной радостью.

— Да, — говорю я. — Наверное.

Тейлор подается вперед.

— Помнишь, как все началось? Тот первый день?

Это было ранней весной, в солнечный день полтора года назад. Когда это случилось, я была в рощице черных сосен, среди переплетения стволов и ветвей; Риз и Байетт смотрели, как я балансирую на низкой ветке, пытаясь пройти по ней как можно дальше. Я упала — ничего удивительного, мы все тогда были покрыты ссадинами и царапинами: кто-то слишком быстро завернул за угол, кто-то слишком коротко подвернул ткань во время шитья, кто-то из любопытства вдавливал в кожу острые предметы. Удивительно было то, что случилось потом.

Я встала, не переставая смеяться, и тут из моего правого глаза потекла кровь. Сперва медленно, потом все быстрее, пачкая щеку и заливаясь в рот. Она была горячая, почти раскаленная, и я заплакала, потому что ничего не видела.

Байетт выругалась и схватила меня за локоть. Риз взялась за второй, и они вместе потащили меня к школе. Я крепко зажмурилась. Я слышала голоса других девочек, слышала, как они болтают и смеются, а потом замолкают, когда мы проходим мимо. Байетт крепко прижалась ко мне. Только благодаря ей я держалась на ногах.

В вестибюле Байетт усадила меня на лестницу, а Риз кинулась за медсестрой. Я не знаю, сколько мы просидели; Байетт держала мою руку в своих, а я, положив голову ей на плечо, заливала ее рубашку кровью. Когда Риз вернулась, с ней была Уэлч, и они прижимали марлю к моему правому глазу, пока кровь не остановилась. А когда она остановилась, они увидели, что кожа век начала срастаться.

Медсестра умерла. Еще три девочки заболели. С этого все и началось.

На следующее утро на острове был объявлен карантин. В небе кружили вертолеты военного образца. Врачи в защитных костюмах наводнили школу, проводя бесконечные тесты в попытке найти ответы, а болезнь тем временем проникала в нас, забирала одну за другой.

— Да, — говорю я и прочищаю горло. — Помню.

— Снаружи всё в точности как тогда, — объясняет Тейлор. — Здесь, в школе, все спокойно, но в лесу всё как в первые дни. Так, будто мы абсолютно ничего не знаем.

Возможно, мне она расскажет правду. Возможно, попав в лодочную смену, я наконец заслужила ее.

— Поэтому ты ушла?

Неправильный вопрос. В одну секунду Тейлор меняется в лице. Холодный взгляд, сжатые в нитку губы. Она поднимается с пола.

— Оставляю крекеры тебе. Спрячь назад, когда наешься.

Риз не приходит на ужин. Она вернулась к отбою — это нам удалось выудить из Уэлч, — но мы не видим ее ни на кухне, когда я забираю наши пайки, ни когда Лорен и Эли дерутся из-за упаковки резинок для волос и Джулии приходится их разнимать. Теперь это и моя работа, напоминаю я себе. Я лодочница. Я пример.

Когда мы возвращаемся в спальню, ее постель пуста, но мне кажется, что в дальнем конце коридора я мельком вижу серебряный блеск. Я заставляю себя отвернуться.

— Это мне надо злиться, — говорю я Байетт, когда мы укладываемся спать. — Это она меня чуть не задушила, а не я ее.

— Ты отняла то, что должно принадлежать ей, — говорит Байетт. — По крайней мере, она так считает.

Затаив дыхание, я поднимаю подбородок, чтобы сдержать подступившие к глазу слезы. Не может же она в самом деле считать, что я сделала это в пику ей? Но, в конце концов, Риз постоянно защищается от какой-то невидимой угрозы.

— Я об этом не просила.

— Не думаю, что ее это заботит.

Мы начинаем ерзать, устраиваясь на ночь: я спиной к стенке, Байетт на спине, заняв бо´льшую часть кровати. Мы спали так с начала токс: сперва — ради тепла, потом — просто потому, что привыкли.

— Ты могла бы отказаться, — замечает она, когда мы обе наконец перестаем возиться.

— Может, и отказалась бы, — огрызаюсь я, — если б она попросила. — Но злость быстро проходит. Я вздыхаю и закрываю глаз. — С ней все так непонятно.

Байетт тихонько фыркает.

— Хорошо, что у вас есть я.

— Ты даже не представляешь. — У меня бывают хорошие дни. А иногда я держусь из последних сил. Пустота на горизонте, сосущий голод — и как мы собираемся выжить, если не можем ужиться даже друг с другом? — Мы справимся. Скажи, что мы справимся.

— Лекарство уже в пути, — говорит Байетт. — Мы справимся. Обещаю.

ГЛАВА 4

Тейлор оказалась права. Уэлч будит меня рано утром, когда на улице еще темно. Мне требуется пара секунд, чтобы разлепить глаз от сна и понять, кто это.

— Что случилось?

Она снова меня трясет.

— Спускайся вниз, и поскорее. Мы выходим.

За ней закрывается дверь. Риз продолжает спать наверху, но Байетт переворачивается на живот и привстает на локтях.

— Уходишь? — Голос у нее хриплый и сонный.

— Да.

— Давай, будь осторожна.

Это приказ, и я слегка улыбаюсь на случай, если она видит.

— Постараюсь.

Уэлч уже ждет меня у кладовой в компании Карсон и Джулии. Карсон лишилась трех ногтей на руке после того, как во время последнего приступа царапала дверь лазарета, а на темной коже Джулии нет живого места из-за синяков, которые увеличиваются с каждым днем. Никто не знает, как они появляются, но они никогда не проходят.

Джулия и Карсон не первые лодочницы. Тейлор, место которой заняла я, была последней из оригинального состава команды. Ее выбрали вместе с Эмили и Кристин, близняшками из школы где-то под Вашингтоном, которые приехали к нам по обмену. Они должны были остаться на один семестр. Но семестр они выбрали неудачный. Где-то через три месяца после начала токс они вернулись из леса, не помня собственных имен. Токс забрала их личности, заставила забыть все, кроме одного: как держать нож. Она заставила их заколоть друг друга во время ужина и, истекая кровью, смотреть друг на друга до конца.

Карсон улыбается мне, когда я подхожу ближе. Она надела вторую куртку, тяжелую, с фланелевой подкладкой, а волосы спрятала под капюшон. Джулия копается рядом в шкафу, вытаскивая вещи для себя и, видимо, для меня.

— Держи. — Она сует мне ворох одежды, садится и скидывает ботинки, чтобы надеть еще одну пару носков. — Одевайся.

Темно-синее, почти черное пальто с большими латунными застежками на груди, напоминающими чемоданные защелки. Оно мне почти впору, а высокий воротник защитит шею от ветра. Красная шапка-ушанка — я не уверена, что она налезет, и смотрю на Уэлч. На ней красный шарф. На Карсон тоже. А у Джулии, которая теперь стоит и нетерпеливо хмурится, поверх куртки надет красный жилет.