Дикие - Пауэр Рори - Страница 27

— А потом?

А потом… Гетти и Риз, кто-то нуждается во мне. Что-то дикое в каждой из нас — то, что я ощущала в себе всегда. Только на этот раз оно реально. Оно в моем теле, а не только в голове.

Не очень

— Они найдут лекарство. — Он касается моей щеки, и пластик перчатки цепляется за кожу. — Что бы это ни было, они это исправят.

Движение в лесу, с дерева срывается птица. Он дергается, оглядываясь. Я не вижу ничего — только каплю крови, срывающуюся с его кожи на ветру.

Давай вернемся

Я снова в своей палате. Занавески закрыты, куртка и ботинки на своих местах. Руки свободны, доска чистая.

— Доктор Паретта будет с минуты на минуту, — говорит он, подмигивает, а потом надевает и завязывает маску. — Если она спросит, тебе ужасно понравилось наматывать круги по палате.

Когда она приходит, на ней все тот же голубой костюм, в руках — стопка бумаг и блокнот с карандашом, а еще штатив и видеокамера. Ее темные волосы блестят, вокруг глаз залегли глубокие морщины. Интересно, совпадают ли они с теми, что под маской, вокруг рта.

— Как ты себя чувствуешь, Байетт?

Я пожимаю плечами.

Нормально

— Мы снизили дозировку диазепама. Надеюсь, болей не было?

Мотаю головой. Киваю на доску.

— Наш вчерашний разговор был нам очень полезен. Я бы хотела задать тебе еще несколько вопросов, если позволишь. — Она кладет камеру на постель и начинает устанавливать штатив. — Я понимаю, что для тебя это будет немного непривычно. Обычно в подобных случаях я веду записи. Но, поскольку ты будешь пользоваться доской, так будет проще. — Закончив со штативом, она устанавливает на него камеру.

Что мне делать

— Я буду задавать вопросы, а тебе нужно будет записывать ответы и показывать доску в объектив. Ничего сложного.

Экран камеры сходит с ума, мигает красная лампочка. Паретта садится на постель у меня в ногах и кладет блокнот на колени.

— Прежде чем перейти непосредственно к заболеванию… Я заметила в твоей карточке некоторые пробелы. Ты можешь рассказать мне о своем менструальном цикле? Насколько он регулярный после введения карантина? Стресс и изменения в питании могут серьезно повлиять на эти вещи.

После токс у всех все прекратилось

Паретта подается вперед.

— Это очень, очень ценные сведения, Байетт. А что насчет тех, кто не достиг половой зрелости к началу карантина?

По-моему у них и не начиналось

— Но у них проявляются симптомы заболевания, верно?

Да

— А ваши учителя? — У Паретты горят глаза, голос дрожит от воодушевления. — У них проявляются те же симптомы, что и у вас?

Наверняка я утверждать не могу. Но что-то подсказывает мне, что ни Уэлч, ни директриса не прячут под одеждой второй позвоночник вроде моего. Они больны, я знаю это. Я видела язвы у них на коже, видела стеклянный блеск в глазах и отсутствующий взгляд, когда их настигала лихорадка. Но это было не так, как у нас.

Не у тех кто остался

— А остались директриса… и кто еще?

Мисс Уэлч

И они ближе всех к нормальному состоянию, так ведь? Это они должны быть здесь, а я должна быть в своей комнате, с Гетти, которая обнимает меня так крепко, что трудно дышать.

Я обвожу жестом комнату и подпускаю в улыбку немного горечи.

Вам нужно исследовать их для поисков лекарства

Паретта читает написанное, и ее лоб рассекает морщинка.

— Мы действительно хотим найти лекарство, Байетт, — говорит она после короткой паузы. — Но у нас так много вопросов и так мало ответов. Ты должна понять.

Не понимаю

Она продолжает, словно я ничего не писала:

— Согласно моим данным, биологический пол только одного человека на острове соответствует мужскому. Это некий Дэниел Харкер.

Отец Риз. Я киваю. Не понимаю, чего еще она от меня хочет. Если она хочет узнать больше про мистера Харкера, надо было выбрать Риз.

— Как отреагировал он? Так же, как вы, девочки?

Поначалу так оно и было. Раздражительный, как некоторые из нас. Агрессивный, как некоторые из нас. Но большинство смогли взять себя в руки, а он с трудом сохранял рассудок, когда ушел.

Нет

Это все, что я могу сказать наверняка.

— Любопытно. — Паретта возится с блокнотом, и я вижу, как она что-то быстро записывает. Бо´льшую часть разобрать не удается, но я вижу слово «эстроген», а над ним — «адренальный»; это слово я, кажется, слышала на втором году обучения, на одной из лекций по биологии, посвященных половому созреванию. Может, это как-то связано с тем, что учителя умерли, а не стали носителями токс, как мы.

— Это может прозвучать странно, — начинает Паретта, отрываясь от своих записей, на которых задержала взгляд чуть дольше, чем нужно, — но ваша директриса… она перешагнула определенный возрастной рубеж?

Как будто нельзя просто сказать «менопауза». В мой первый год директриса отменила по крайней мере два собрания из-за своих приливов.

Да

— И верно ли я полагаю, — продолжает Паретта, — что никто из вас не применял заместительную гормональную терапию?

Насколько я знаю да

Но тут я вспоминаю лекцию, которую прочла нам Уэлч, когда обнаружила презерватив в посылке, полученной Линдси из дома. Подготовьтесь, сказала она, помните об альтернативных вариантах, и если кому-то из вас подходит внутриматочная спираль, это не значит, что другим она тоже…

Стойте

А таблетка

Я не успеваю закончить писать, а она уже начинает пролистывать стопку бумаг.

— Шарлотта Уэлч, двадцать шесть лет. Ага, вижу. Рецептурная контрацепция для гормональной терапии. — Она поднимает на меня глаза и криво усмехается. — Полагаю, доступ к этому препарату был ограничен, что, разумеется, могло сказаться на ситуации.

Чего вы улыбаетесь? — хочу спросить я. Ограничение, которое вас так развеселило, — это ваша вина.

— Ладно, — говорит она и закрывает документ. — С этим нам еще предстоит разобраться. А теперь к делу. Я здесь, чтобы узнать об эпидемии как можно больше. Чем больше я знаю, тем проще нам будет понять, как с ней справиться.

Вы знаете что это

У меня сотня вопросов, но этот — самый важный.

— Мы не уверены, — говорит Паретта. — Исследования не принесли особых результатов. Мы никогда не встречали ничего подобного. У вас у всех такие разные симптомы.

«У вас у всех», — говорит она. Так, словно это не стоит упоминания. Я сохраняю невозмутимое выражение. Пусть думает, что я не заметила. А еще лучше — пусть думает, что мне все равно.

— Мы знаем, что болезнь не передается воздушно-капельным путем, — продолжает она, — и что ею нельзя заразиться при контакте с загрязненными поверхностями, которые участвовали в предотвращении распространения инфекции. Но нам нужна твоя помощь, чтобы узнать больше. Итак, Байетт, давай поговорим о том, что было до того, как все началось.

До того, как все началось. До того, как я попала сюда, до того, как изменился Ракстер, до того, как я вообще нашла его на карте.

В моей руке Бостон, он утекает сквозь пальцы. Кирпич, и камень, и россыпь улиц, которые сами себя кусают за хвост. Я иду и иду, и теряюсь, и всегда возвращаюсь.

А в другой руке у меня Ракстер. На горизонте пусто, парома нет, материк далеко. Только вода и береговая линия, каждый день новая. Все таково, каким хочет быть. Все это принадлежит мне.

Куда бы я ни отправилась, я всегда буду похоронена там.

— Может быть, ты помнишь что-то необычное, какие-то предпосылки? Что угодно.

Я пожимаю плечами.

Да вроде нет

Хотя… кое-что мне рассказала Гетти.

Какие-то девочки сцепились за завтраком в день когда все началось

— В каком смысле сцепились? Поругались?

Нет таскали друг друга за волосы

Но сама я не видела