Чернолесье (СИ) - Зимовец Александр - Страница 47

— Почему? — спросил я.

— Потому что меньше будешь ценить жизнь, — ответила она.

Между нами снова повисло молчание. Кира опустила глаза, перебирая складки платья, а я уставился на каплю воск, ползущую вниз по свече.

— Так выходит, ты все еще не знаешь, где находится эта рана? Что искал Луциан? — спросил я, чтобы как-то нарушить тишину.

Кира покачала головой.

— Нет, — ответила она.

— Тогда я хочу, чтобы ты забрал меня отсюда. Чтобы мы поехали туда. Вместе.

Я помолчал, обдумывая услышанное. Легко сказать — «чтобы забрал». Увезти охраняемую персону из маркграфского замка — это государственная измена. По крайней мере, можно было не сомневаться, что головы мне за такое не сносить.

С другой стороны: не все ли равно, если мы выберемся из этой затянувшейся игры. А если нет? Если нет никакой «раны»? Или если Луциан до нее не добрался? Или если добрался, но помочь нам ничем не сможет?

Таких «если» было очень много, а попытка — всего одна.

Я протянул руку и взял ладонь Киры в свою.

— Я обязательно увезу тебя отсюда, обещаю, — твердо, насколько возможно, произнес я.

— И куда это вы собрались? — раздался вдруг за моей спиной низкий голос, задыхающийся от злости. Кира тонко вскрикнула.

Я обернулся. В дверном проеме стоял его сиятельство с бледным, перекошенным от бешенства лицом. Дрожащими от гнева пальцами он рвал воротник камзола, а за его спиной виднелись перепуганные лица алебардистов из караула.

— Вот так, значит, — проговорил он. — Значит, за моей спиной, да?

— Ваше сиятельство, — Кира вскочила с подушки, непроизвольно поправив платье.

— Молчать! — рявкнул маркграф. — Ни с места! Сержант, дайте мне пистолет и бегом за патрулем. Мы с рядовым их покараулим.

Сержант затравленно взглянул на меня.

Я оценил ситуацию. И понял главное: если что-то делать, то только сию же секунду. Как только сержант выйдет из комнаты и застучит сапогами вниз по лестнице, для меня уже не будет пути отсюда, кроме как в кандалах.

Но что делать? Попытаться как-то переубедить его сиятельство? По его глазам я видел, что это невозможно. Для него ситуация была очевидной: подозрительная ведьма, которую он спас от костра и возвысил до своей советницы, плетет интриги за его спиной, да еще и в самый неподходящий момент: когда вот-вот грянет война, и все висит на волоске. Теперь оставалось одно: избавиться от ее сообщника, а саму ее бросить в темницу и дальнейшие пророчества получать менее деликатными методами.

Кира в ужасе переводила взгляд с меня на маркграфа и обратно. Она тоже прочитала расклад и не видела никакого выхода. Зато его видел я.

Как раз в этот момент сержант вытащил из-за пояса пистолет, протянув его маркграфу. Оба на секунду отвлеклись и потеряли меня из виду. Рядовой же находился у них за спинами и никак не мог мне помешать.

Быстрый удар без замаха спрятанным под плащом крикетом — и сержант с проломленным черепом съезжает по стене, беспомощно раскинув руки.

Кулак левой руки тем временем врезается в нос маркграфа, выводя его из игры. Рукопашный бой я не качал, но навыки боя с топором, должно быть, подсказали этот ход.

Испуганно вскрикивает Кира. Рассерженно чертыхается его сиятельство. Алебардщик пытается бросить свою бесполезную в тесной комнате лопату и дотянуться до кинжала, но не успевает, глухо вскрикнув, и падает с рассеченным лицом, заливая мягкий ковер бьющей толчками алой кровью.

— Кара… — вскрикивает опомнившийся маркграф, но не успевает сказать «ул», как падает на пол, утробно хрипя и из последних сил пытаясь зажать руками зияющую рану на горле.

Крикет выпадает у меня из рук. Бледная, как смерть, Кира прижимается ко мне, дрожа и стараясь не глядеть на залитые кровью тела. Я стараюсь собрать разбегающиеся мысли и понять, что же теперь делать.

Эта ночь стала, наверное, самой длинной в моей жизни — длиннее даже той, когда я впервые оказался в Чернолесье. Сложнее всего было не удариться в панику в первые секунды — прийти в себя, начать думать. Но страх сделал свое дело — мозг заработал с утроенной скоростью, просчитывая все варианты, и вышло, что положение наше, хоть и ужасно, но не безнадежно.

Секретность, которую его сиятельств развел вокруг Киры и ее комнаты, была нам на руку. Патрули имели инструкцию ни при каких обстоятельствах не подниматься в Красную башню без приказа его сиятельства. Слуги приходили сюда раз в день — по утрам.

Таким образом, у нас была фора. Не до утра, конечно, но до момента, когда гвардия хватится его сиятельства и начнет основательно прочесывать замок. Тогда они быстро заметят, что часовых на посту у башни нет, и поднимут тревогу. Но это вряд ли случится сразу. Если повезет, час-другой у нас есть.

Самому мне выйти из замка не составило бы труда — гвардейского лейтенанта никто не стал бы расспрашивать, что он тут делает и по какому праву. Разве что не повезло бы нарваться в коридорах на капитана или начальника караула. А вот с Кирой было сложнее: у нее ведь тут даже не было подходящего платья, в котором даме было бы прилично появиться на улице. По меркам этого мира она ходила почти что в нижнем белье, и ни один пост не пропустил бы ее без закономерных вопросов.

Впрочем, эту проблему мы решили: убитый алебардщик был весьма субтильного телосложения, и его форма пришлась Кире почти в пору. Пришлось только закатать шоссы, но это было почти незаметно. Волосы ее мы тщательно спрятали под форменным шлемом, тонкие руки — под перчатками. Оставалось только лицо — слишком женственное для мушкетера его сиятельства. Но тут нашим союзником должен был стать мрак, царящий в замке. Он же скрыл и пятна крови на темной форме.

Надо сказать, что Кира перенесла происходящее стоически. Больше всего я боялся, что она или шлепнется в обморок, или забьется в ужасе в угол комнаты. Однако она, хоть и едва стояла на ногах от шока, действовала решительно.

Дальнейшее отложилось в моей голове отдельными всплывающими картинами.

Вот мы с Кирой шагаем по пустынным коридорам замка, и я делаю над собой гигантское усилие, чтобы не броситься наутек, заслышав где-то в отдалении шаги.

Вот я бужу только что вернувшегося из трактира пьяного Винса, втолковывая ему, что нужно срочно седлать барана и найти среди ночи лошадь для Киры за любые деньги.

Вот я в переполненной общей зале, среди косящегося на мой гвардейский мундир сброда, объясняю ситуацию Максу и Лане, и их глаза по ходу моего рассказа расширяются от ужаса.

Вот мы еще не успеваем на сто метров отъехать от города, как на ратушной колокольне начинает тревожно бить набат.

Следующее, что я помню — как мы стояли в предрассветных сумерках на заросшем бурьяном проселке в трех милях от Брукмера, и Макс выпытывал у меня, что я собираюсь делать дальше. А я ответил, что знаю только одно место, куда мы можем направиться.

Глава 23

— Ох, Ромка, натворил же ты дел, — тихо проговорила Лана.

— Да я понимаю, — ответил я, пытаясь устроиться поудобнее на холодной сырой бочке.

— Мне кажется, не совсем понимаешь, — в голосе Ланы звучало сочувствие. — На Ульмере очень многое держалось, а наследника он не оставил. Сейчас в маркграфстве все посыплется. Бароны перегрызутся между собой, иеремиты вылезут из-под коряги и перейдут в наступление, герцог Каруинский тоже своего не упустит. А тут еще этот Ник и его ребята в черных плащах. Что бы они ни замышляли, им наверняка такой хаос на руку.

— Ну, давай казним меня теперь! — невольно огрызнулся я.

Лана вздохнула.

— Да я не к тому, — ответила она.

Лана лежала на жесткой лавке, мы с Максом устроились прямо на полу, на принесенных старостой соломенных тюфяках. Он заботливо предлагал нам разместиться в его избе, но мы решили, что в уединенной хижине мы будем привлекать меньше внимания.

После нашего бегства из Брукмера я не придумал ничего лучше, чем отправиться в ту самую деревню, где почти год назад началась моя карьера егеря. Двигаться по большим дорогам и заезжать в города было смертельно опасно, так что мы кружили по проселкам, шли шагом через дебри, прятались днем по лесам и заброшенным домам, и потратили на дорогу раза в три больше времени, чем когда мы с Винсом ехали отсюда в Брукмер. Добрались, однако, без приключений.