Чернолесье (СИ) - Зимовец Александр - Страница 38

Кира вздохнула и уставилась на меня, как учитель на двоечника.

— Нет, пойми ты, я ничего такого не «знаю». Не больше твоего, во всяком случае. Я скорее «вижу» или «чувствую». Это другое. Это словно ты ходишь по незнакомому дому с завязанными глазами: ты не знаешь, где в нем кухня, но можешь, к примеру, почувствовать запах.

— И что же ты чувствуешь?

— Что отсюда есть выход. Что есть человек, который его нашел.

— Кто-то из наших? Нашел, все-таки?

Кира помотала головой, отчего очень мило взметнулись ее рыжие кудри.

— Как ни странно, нет, — ответила она. — Это был местный человек. Ты слышал когда-нибудь о брате Луциане?

— Что-то слышал… это какой-то местный святой?

— Не совсем, — поправила Кира. — Святым его почитают только некоторые. Но человек это был весьма необычный. А главное: очень сильный маг. Его очень интересовало Чернолесье, он оставил записки о нем. Лет двадцать назад он отправился в лес — есть сведения, что он хотел найти какую-то заброшенную башню, и, поселившись там, изучать лес и нежить. С тех пор его никто не видел.

— Ну, так, может, его там просто грызни сожрали или квакены? — спросил я. — В Чернолесье с этим, знаешь ли, запросто.

Кира покачала головой.

— Не такой это был человек, чтобы его просто так кто-то сожрал, — уверенно ответила она. — И я чувствую, что он жив. А если он жив, то, скорее всего, все еще там, в лесу.

— Допустим, он все еще там, — ответил я, стараясь поудобнее устроиться на подушке, которая своей мягкостью вдруг напомнила мне кресло в кабинете Грановского. Меня начинала немного раздражать уверенность Киры, происходящая неведомо откуда. — Допустим, он все еще там живет: обросший и одичавший, за двадцать-то лет. Какой нам с него прок?

— Это был человек невероятного ума и целеустремленности, — ответила Кира. — Ты просто не можешь себе представить… понимаешь, я… мои способности позволяют мысленно потянуться к человеку даже сквозь пространство, и когда я тянусь к нему… я чувствую себя, словно бабочка, подлетевшая… нет, не к свече, а к огромному костру. Это не объяснить — это надо ощутить самому, чтобы понять. Для такого человека нет ничего невозможного.

— Ладно, — кивнул я. Слова Киры и ее лицо, то и дело приобретающее отрешенное выражение сомнамбулы, пугали меня. Серьезно, кто она такая? Она действительно видит будущее, или просто морочит всем здесь голову? Невольно вспомнился маркграф, с которым мне довелось беседовать час назад: такого, пожалуй, заморочишь. Такой человек любого обманщика съест и не подавится, а вот Киру держит при себе и явно очень ей дорожит.

Я оглядел комнату, в которой оказался. По сравнению со спартанским убранством замка, она производила роскошное впечатление: гобелены с пасторальными рисунками, шелковые подушки, расшитые серебром, пурпурные драпировки. И все это — на вершине башни, куда ведет всего одна лестница из тщательно охраняемых глубин замка. Клетка. Золотая клетка, в которой держат редкую птицу, способную видеть будущее.

— Хорошо, — я снова кивнул. — Ты предлагаешь мне найти этого Луциана… чтобы что? Чтобы он дал нам серебряные башмачки и отправил обратно в Канзас?

— Я… не знаю, — Кира поморщилась и потерла бледными тонкими пальцами лоб, на котором, казалось, сильнее проступили веснушки. — Но я вижу его силу… Он должен что-то знать о Чернолесье, что-то очень важное. Откуда оно взялось? Почему мы попадаем туда? Откуда там берется нежить? Если этого не знает он, то не знает никто.

Я снова взглянул на нее, и мы молча смотрели друг на друга, не отрываясь. Ее огромные зеленые глаза излучали мольбу и муку.

— Пойми, я бы сама отправилась туда, хоть пешком, хоть на верную смерть — но я не могу, — продолжила она свистящим шепотом, то и дело затравленно оглядываясь, словно ища, куда меня спрятать, если в комнату войдут посторонние. — Меня здесь заперли. Мой дар, с помощью которого иногда удается связаться с другими людьми — это моя единственная связь с внешним миром. Но очень ненадежная — чаще всего срабатывает тогда, когда другой человек на волосок от смерти. Помоги мне, Рома. И себе. И всем нам. Найди этого Луциана.

— Ну, хорошо, хорошо, — я постарался придать своему голосу максимально успокоительный тон. — Но как я его найду, если маркграф отправил меня оборонять монастырь?

— Этот монастырь расположен к северу от тракта, на самой опушке Чернолесья, — ответила Кира, немного успокоившись. — И это было последнее место, в котором видели Луциана. Он жил там некоторое время, прежде чем уйти в лес. И сейчас армия нежити пришла не куда-нибудь, а именно туда. Ты не находишь это странным?

— Может быть, совпадение? — спросил я. — Раз монастырь на самой окраине…

Кира покачала головой.

— Нет, — ответил она. — Это не совпадение. Им нужно что-то в этом монастыре. Что-то, что поможет добраться до монаха. Тот, кто отправил эту армию — а ее кто-то отправил! — имеет к Луциану свои счеты. Найди это раньше, чем они до него доберутся — и ты выполнишь задание маркграфа, получишь награду, и, возможно, найдешь тот шкаф, через который мы вылезем из этой долбанной Нарнии. Я вижу это.

— А еще что ты видишь? — спросил я и тут же прикусил язык, решив, что это могло прозвучать грубовато.

— А еще я вижу, что выход отсюда найдет человек с синим камнем на браслете, — ответила она и снова взглянула на меня так, что по телу невольно прошла дрожь. — Я думала, что это будет Антон, но…

— То есть, ты не знаешь, кто именно? — уточнил я. — Может быть, это буду и не я?

— Может быть, — она кивнула. — Но ты можешь оказаться этим человеком, а эти вот твои друзья — не могут.

— И поэтому ты сказала маркграфу, чтобы он привел к тебе егеря с синим камнем?

— Нет, что ты, если бы я так ему сказала, тебя бы не пустили даже в Брукмер! Возможно, повесили бы на воротах. Я же говорю: маркграф никого ко мне не пускает, и уж точно не пустил бы никого из егерей. Я только сказала ему, что такой егерь сможет снять осаду с монастыря, что я вижу это.

— Ты манипулируешь им, — я покачал головой. — Это опасное дело.

— Ну, разве что чуть-чуть, — Кира обворожительно улыбнулась. — И уж конечно, возможность иногда пользоваться его властью — единственная отрада в моем незавидном положении. Ладно, Рома. Тебе пора идти. Если тебя здесь кто-то застанет, будет очень плохо — тебе в первую очередь. Иди, сержант тебя проводит.

Я встал с подушки и сделал шаг назад не в силах отвести от нее взгляд.

— Ну, иди же, — она улыбнулась немного затравленно. — Если… когда ты вернешься, мы, надеюсь, еще сможем встретиться и поговорить.

Стараясь унять колотящееся сердце и уложить в голове услышанное, я вышел на холодную лестницу вслед за появившимся из-за портьеры алебардистом.

— Ты уверен, что ей можно доверять? — спросила меня Лана. Мы втроем ехали спокойной рысью по пустынному, немного подсохшему уже после весенней распутицы тракту. Следом ехал Винс, для которого в Брукмере пришлось приобрести мула. Разговор этот за последние четыре дня повторялся уже не по первому кругу. Дорога была долгой и нервной.

Уже на третий день пути, миновав небольшой городок Крукстич, мы встретили первую телегу с беженцами: оборванный крестьянин с косматой черной бородой вел в поводу чахлую корову, запряженную в телегу. На телеге навалом лежала одежда, утварь, горшки, инструменты, мешки — все, что второпях успели собрать и кое-как увязать. Сверху сидели двое чумазых ребятишек, озираясь по сторонам голодными глазами. Рядом, с трудом переставляя ноги, брела исхудавшая женщина, уставившаяся безумными глазами в одну точку.

Чем дальше мы продвигались по тракту, тем чаще приходилось видеть подобную картину. Не знаю, о какой там секретности говорил его сиятельство, но уже через несколько дней поток беженцев грозил захлестнуть Брукмер, за стенами которого они надеялись найти защиту.

Некоторые из них, завидев нас, принимались уговаривать повернуть назад. Думая, что мы направляемся в Кирхайм или в один из небольших городков по дороге, они говорили, что не сегодня — завтра нежить перережет тракт и пройти станет невозможно. Узнав же, что мы идем в Клугстер, просто выкатывали глаза и смотрели на нас, как на покойников.