Юся и эльф (СИ) - Демина Карина - Страница 9

Но делать было нечего.

Не разыгрывать же протяженный обморок в надежде, что Эль полезет мне искусственное дыхание делать. С другой стороны…

— Н-не заставляйте м-меня п-прибегать к н-нюхательным солям.

— У нас в доме нет нюхательных солей, — произнесла я, но открыла оба глаза.

Потолок.

Судя по рисунку трещин, нахожусь я в спальне. А судя по связкам бумажных сердечек, спальня Гретина. Была у моей сестрицы дурная привычка бумагу портить: когда-то ей гадалка сказала, что, как только Грета вырежет десять тысяч сердечек из розовой бумаги, то и встретит истинную свою любовь.

Вот она и повадилась резать…

Я со стоном села.

Лицо рукавом отерла, голову потрогала. Целая, вроде бы… на затылке шишка, под волосами прощупывается явно. Сами волосы растрепались, а еще и мокрые, повисли влажными прядками… и цветы еще искусственные с тетушкиной шляпки в них запутались.

Небось, похожу я на свежую утопленницу…

…может, поэтому меня и не удосужились на кровать переложить? Прямо на полу водицей и поливали… никакой в том романтики, одна печальная проза жизни, вроде луж на паркете и пары вялых роз.

Эльфа раздраженного с вазой в руке… точно, ваза Гретина, розы из сада… на той неделе я самоличной их подрезать пыталась.

Вазу Эль вернул на столик и, воздев очи к потолку, поинтересовался:

— Вы п-понимаете, что едва не п-произошла т-трагедия?

Если я была мокрой и ушибленной, то Эль… живописные лохмотья рубашки — надо будет посоветовать ему закупаться оптом, так оно дешевле, а то при нынешней его работе и разориться недолго — прикрывали живописные же царапины.

Затянувшиеся.

Но…

Характерный бурый колер лохмотьев — а помнится, некогда рубашка сияла белизной — однозначно свидетельствовал, что царапины эти кровили и преизрядно. Однако эльф был жив, бодр и гневен. А вот котик наш молчал, и это молчание мне совершенно не нравилось.

— М-могли п-пострадать люди!

— Ага, — я встала на карачки, может, поза и не самая изящная, однако наиболее в моем положении устойчивое… что-то захрустело, и платье вдруг начало расползаться.

Твою ж…

— Это в высшей степени б-безответственно! — он и не подумал помочь даме подняться. То ли не держал меня за даму, в чем я, честно говоря, его понимала, то ли просто был слишком раздражен, чтобы обращать внимание на такие вот мелочи. Я же, сдернув с гретиной постели покрывало — розовое и густо расшитое сердечками — закрутилась в него с головой.

— Что вы сделали с нашим котиком?

— Что? — Эль раскрыл было рот, чтобы разразиться очередною гневною тирадой, хотя и не понимаю, с чего бы ему злится, это ведь он к Барсику полез. Ушел бы потихоньку, как и планировалось, и все было бы замечательно.

— С котиком нашим, — сказала я, присаживаясь на кровать. — Что сделали?

Ноги не держали.

То ли из-за треклятых каблуков, то ли от волнения.

— Котика помните? — я попыталась содрать туфлю, но она, еще недавно сама норовившая соскочить с ноги, теперь будто намертво к ней приклеилась. — Там был.

Я пальцем в потолок ткнула.

Терзали меня смутные сомнения, что тишина на чердаке не сама собою воцарилась. Эль кивнул.

— Мы его Барсиком назвали…

— Б-барсиком… — повторил он тихо.

— Вот… так что вы с ним сделали?

— Л-ликвидировал…

— Что?

Нет, говорила мне мама, не связывайся с эльфами! До добра не доведут… или она это про гномов? Или вообще про мужчин? Не важно.

А маму надо было слушать.

— Ликвидировал, — повторил эльф, точно я на глухоту жаловалась.

— Как?

— Об-быкновенно…

Вот значит… обыкновенно… защитник животных, чтоб его… я все-таки содрала треклятые туфли, жалея, что не могу поступить подобным образом и с платьем. Оно, съехав с груди, на бедрах держалось крепко, и промокший подол самым отвратительным образом лип к ногам.

— В-вы к-куда?

— Я туда, — я мрачно указала на лестницу, хотя пассаж о ликвидации не оставлял сомнений, что Барсика больше нет. И значит, пропали наши сорок пять золотых, уплаченные за участие в выставке… и вообще сам план, который в кои-то веки имел все шансы на успех. Мазь, в отличие от прочих Гретиных изобретений, работала! А теперь вот…

Я рванула подол вверх, походя отметив, что шелковые чулки тоже не пережили падения с лестницы. Тетушка, конечно, предложила бы их заштопать, или на худой конец использовала бы для хранения лука, но меня подобная альтернатива ввергала в глубокую меланхолию.

Эльф оскорбленно сопел сзади.

Интересно, чего он ждал? Благодарности?

— И дверь сломали, — мстительно заметила я, потому как вышеупомянутая дверь висела на одной петле… — И замок…

— Я в-вас спас! — клянусь, мне не надо было оборачиваться, чтобы понять — он покраснел.

— А я вас просила меня спасать?

Я подняла покрывало.

На чердаке царил беспорядок… нет, он там царил всегда, даже в самые благословенные времена тетушкиной власти, ибо и ее сил не хватило, чтобы убираться еще и там. Но беспорядок — это одно, а хаос… сломанный табурет, развалины клетки, обрывки какого-то тряпья, которое прежде мирно покоилось в сундуках… лужи крови… или нет, не крови, а перебродившего варенья, уж не знаю, как оно на чердаке оказалось.

Знакомый гул мух, которые уже почуяли наживу.

И мертвый Барсик.

Сейчас он, развалившийся на старой столешнице из мореного дуба, выкинуть которую у тетушки рука не поднялась — она вообще была категорическою противницей выбрасывания вещей — казался мне таким… милым.

Беззащитным.

И главное, пушистым.

Я всхлипнула… нет, я не собиралась плакать. Я и когда маму хоронили, не плакала… и потом тоже… и вообще, я плакать не умела, то есть, я думала, что не умела.

— В-вы в-вообще п-представляете, что эт-то т-такое? — эльф вовремя подал голос, потому и потока слез не случилось.

— Барсик это, — я подошла к павшему герою, на морде которого и сейчас было выражение упрямого несогласия с этим жестоким миром.

— Это, п-позвольте заметить, орочий маншул…

— Кто?

Знакомо прозвучало… красиво… я и представила, как на клетке нашего Барсика висит гордая табличка «маншул орочий одноглазый».

— Орочий м-маншул. Его в стойбищах держат. Охотится на мелкую нечисть…

— Вот видите, — я потрогала шерсть. — Какой полезный был зверь.

До чего мягкая… интересно, а если из него шубу сделать? Нет, на шубу точно не хватит… вот если шапку там или воротник… старое теткино пальто перелицевать и воротник. Должно бы неплохо смотреться.

И в голове щелкнуло.

Конечно.

Меховая лавка старого гнома и теща его, свежепохороненная, но не нашедшая в себе сил расстаться с любимым зятем. Явилась, так сказать, проведать… покупательниц пугала… и шубы перебирала, бормотала что-то про недогляд. Нехарактерное, если честно, для нежити поведение, но с другой стороны из гнома и нормального умертвия не получается.

С тещей мы разобрались быстро.

А гном потом еще плакался, что не только быстро, но и грязно. Я своей методой ему товару на сотни золотых попортила… особенно сокрушался по поводу шубы из орочьего маншула. Дескать, очень редкий зверь…

Опасный.

И шубу ту я прекрасно помню. Там мех был куда пожиже, и цвета другого, серого, пыльного будто.

— Одомашненные в с-стойбищах живут, — эльф стоял на пороге, являя собою фигуру прескорбную. — А эт-то д-дикий… д-дикие маншулы считались вымершими…

И значит, треклятая медаль была у нас в кармане.

Несправедливость случившегося, да и вообще собственной жизни, заставила меня склониться над бедным маншулом, который, увы, был безвозвратно мертв.

— То есть, — я не отказала себе пустить в голос яду, — вы, вместо того, чтобы защитить последнего представителя вида, его убили?

— Я?! — похоже, с этой точки зрения эльф проблему не рассматривал.

— Ну не я же! Я, между прочим, просила вас не вмешиваться…

…в голове возникла совершенно бредовая мысль.

— Д-дикие животные опасны! А маншулы… очень оп-пасны! Он меня едва не загрыз!