Юся и эльф (СИ) - Демина Карина - Страница 24

Стены укрыли драгоценными камнями.

Воткнули пару сотен светильников, от энергии которых кожа зачесалась.

А заодно уж согнали толпу встречающих. Я остановилась. Вот как-то… не внушает мне доверия это благочинное собрание. Гномы, гномы и еще раз гномы… совсем старые, частью облысевшие, но при том с бородами, закинутыми на плечо. И молодые. И совсем юные. И в том смутном возрасте, когда собственно сам возраст определить почти невозможно.

Главное, что было их даже не сотня, сотню я бы как-нибудь перенесла.

Две?

Пять?

Десять?

Над гномьими головами вздымались штандарты, а от блеска украшений, которые нацепили на себя многоуважаемые гномки, слепило глаза.

Или от светильников все же?

— Клеповицкие — очень большой род, — тихо произнес папенька. А я закрыла приоткрывшийся было рот: после выскажусь.

Наедине.

С собой.

Сипели трубы, блеяли рога горных туров, перехваченные медными кольцами. И звук их, отраженный стенами, заставлял пещеру трястись, а меня морщиться.

Я даже палец в ухо засунула.

— Мы рады приветствовать гостей Северного кряжа, — рявкнул пухлый гном, обряженный в алую хламиду. Хламида, пусть и шелковая, щедро украшенная вышивкой и красными каменьями, смотрелась нелепо, а уж остроконечный колпак с темным, цвета венозной крови камнем, и вовсе был, мягко говоря, странен.

— Советник, — произнес Эль тихо. — Правая рука патриарха…

Упомянутый патриарх восседал на уродливого вида кресле. Сделанное из переплавленных секир и ломов, украшенное то ли рубанками, то ли киянками, то ли и тем, и другим, и еще прочим разнообразным инструментом, оно выглядело на диво неудобным.

А еще кресло было велико.

Приземисто.

И почему-то кривовато. Во всяком случае левый подлокотник был заметно выше правого, к которому патриарх и сполз вместе с пухленькой подушечкой. Впрочем, он изо всех сил старался выглядеть грозным, топорщил седую бороденку и бровями играл, изображая, кажется, глубокую работу мысли, но все одно казался безобидным милым дедом.

Он позевывал и тер глаза.

Моргал отчаянно и, честно говоря, складывалось впечатление, что он не слишком хорошо понимает, где находится и как сюда попал.

— И мы рады, — откашлявшись, ответила Грета. Только голос ее, не усиленный магией, потонул в гомоне толпы.

Гномы заговорили все и сразу.

Кто-то, кажется, обсуждал вчерашние новости, кто-то — Гретин наряд, исполненный в лучших столичных традициях, но здесь, на Северном кряже, неуместный и даже смешной. Досталось и Бжизеку, а щеки Франечки стали краснее свеклы…

— Не обращай внимания, — Эль кивнул старичку, который ерзал, силясь сохранить равновесие. А я разглядела, что кресло и вправду перекосилось. Ножки справа выгнулись, того и гляди треснут. — Это обычная практика… им нравится ставить гостей в неудобное положение.

Я кивнула.

Практика стало быть… а положение… они говорили и поглядывали на нас, мол, что будем делать среди всей этой толпы разряженных гномов.

— Грета, — довольно громко спросила я. — А ты сильно замуж хочешь?

— Уже не знаю, — сестрица вздохнула и ковырнула розовый камешек, которыми было расшито платье. — А что?

— Меня от такого гостеприимства домой тянет…

И ведь не соврала же.

Бжизек испустил очередной тяжкий вздох, то ли сетуя на мою невоспитанность — нехорошо уходить, даже чаю не попимши, то ли на обстоятельства нынешнего бытия, но Франечка отчаянно закивала.

— Тогда, полагаю, нам стоит вернуться, — произнес Эль, и тут толпа несколько примолкла.

А заодно на ковровой дорожке, постеленной, надо полагать, чтобы гости дорогие с пути не сбились, появилась гномка весьма солидных статей… как солидных… в общем, что вверх, что вширь стати были примерно одинаковы. Платье из алого же, — полагаю, родовые цвета — шелка лишь подчеркивало монументальность фигуры. На внушительной груди возлежала золотая цепь в три ряда, щедро посыпанная драгоценными камнями. В прическе поблескивали алмазы, с ушей свисали массивные серьги.

Золотые браслеты.

Золотые кольца и перстни.

Золотой пояс. И золотые цепочки, с пояса свисавшие. Не удивлюсь, если и туфли ее из золота отлиты.

— Здравствуй, дорогая, — неискренне произнесла гномка, разглядывая Грету и при том щурясь на оба глаза. — Я несказанно счастлива, что ты приняла мое приглашение.

Ага… а уж мы как счастливы.

И главное, толпа резко смолкла. Теперь все, за исключением придремавшего на троне патриарха — бедолага закрутился в подбитую мехом мантию, — смотрели на нас и только на нас.

— Это твоя семья? — поинтересовалась господа Игнера.

— Да, — Грета смутилась. — Это мой… папа… Бжизек…

— Горский, — ответил папенька. — Старший мастер…

Игнера скривилась, то ли ей имя не понравилось, то ли звание, хотя старшего мастера за красивые глаза не дают, особенно полукровке.

— Моя супруга, — он взял под руку Франечку, которая неуклюже присела, изображая столичный книксен. — И моя старшая дочь с женихом…

— Эльфом? — уточнила Игнера, будто до того понятно не было.

— Любовь зла, — меланхолично ответила я.

И как ни странно, ответ этот нашел полное понимание у госпожи Игнеры. Прочие гномы слушали, смотрели… и запоминали все.

Сплетничать, небось, будут.

…пускай себе.

— А это? — госпожа Игнера указала на маншула, который стоял тихонько, только хвост слегка подрагивал.

— А это наш котик… — Грета выдержала взгляд потенциальной свекрови. — Моя сестра его сама сделала.

— Сделала? — а вот и новое старое лицо, тот самый советник в алом балахоне.

Колпак его слегка сполз, отчего вид у советника сделался не столько грозный, сколько несколько дурковатый. Сказать, что ли?

Или обидится?

— Юся — некромант, — Грета посмотрела на меня умоляюще. И я кивнула. Как есть некромант. Даже диплом имеется… дома… где-то…

— Некромант — это хорошо… — советник поскреб лоб, намечающуюся лысинку и произнес этак, доверительно: — У нас в пятой шахте чегой-то шебуршится…

…и в этот момент я явственно осознала, что следовало остаться дома.

Нет, нас препроводили не в пятую шахту, ибо шубуршание шубуршанием, а порядок приема гостей, пусть и не самых желанных, был установлен. Нас ждали комнаты — крохотные коморки, в которых и коту-то тесно будет, не говоря уже о людях, но… может, на Северном кряже всех гостей так встречали? Главное, здесь было тепло, сухо и ничего — я проверила — не шубуршалось.

Остальное же…

— Может, все-таки домой? — поинтересовалась я, глядя, как Грета пытается запихнуть чемоданы под низенькую кровать. Впрочем, назвать кроватью настил из досок, на который бросили тонкий соломенный матрасик и прикрыли это сооружение простыночкой, к счастью, чистой, язык не поворачивался. Чемоданы не лезли. Грета злилась.

И расстраивалась.

— Не выпустят, — Эль отобрал чемодан и поставил его в угол. А на него — второй и третий. Это он ловко придумал, получился этакий комод… почти.

Открыть не откроешь, но если Грета про подарки заикнется, то я сама ей шляпную коробку с гребешками на голову надену.

— Почему?

— Потому что тогда у нас будет повод заявить о недостаточном гостеприимстве. И подать иск.

— Это как? — мысль об иске показалась донельзя свежей. Хотя, конечно, отсудить у гномов хотя бы медяшку, это постараться надо…

— Некогда сам Тадеуш Бронзовый топор, восьмой король Подгорный, соизволил путешествовать по своим владениям инкогнито. И прием ему оказали не самый теплый. После чего и появился на свет известный в узких кругах свод Закона о гостеприимстве, — пояснил Эль, озираясь.

Шкафа, чтобы запихнуть на него шляпную коробку, в комнатушке не наблюдалось.

— Тот, кто нарушит его, обязан выплатить виру оскорбленному гостю…

— То есть, они соблюдают закон? — уточнила я.

Вот как-то не вязалось у меня откровенное хамство встречающих с понятиями гостеприимства.