Черные и белые
(Повесть) - Плотниек Янис Адольфович - Страница 11

Но время шло, Терис вот-вот освободится от кляпа. Валдис и Пипин, спрыгнув с навеса, подбежали к сараю и осторожно открыли дверь. Я остался на страже.

— Назитис! — тихо позвал командир.

— М-м… — промычал несчастный пленник.

Генерал шагнул вперед, нагнулся и вытащил изо рта нашего разведчика платок Репсиса. Назитис, к которому вернулся дар речи, прошептал:

— Ноги… Ноги…

Но их уже развязывал Пипин, а Валдис освободил Назитису руки. Наконец-то отважный разведчик обрел свободу. Он вскочил на ноги и принялся прыгать и размахивать руками, разминая онемевшие суставы.

— А знамя? Знамя, где? — забыв про осторожность, крикнул Генерал.

— Репсис унес… — упавшим голосом ответил разведчик.

— Как «унес»? — закричал Валдис.

— Ну взял знамя и унес, — опустив голову, пробурчал Назитис. — Перетащил в другое место.

Ох и ругался же Валдис! Ни разу еще мы не слышали, чтобы он так ругался. Но беде ничем нельзя было помочь. И, горя желанием хоть как-то насолить Репсису, Валдис вынул из кармана толстый карандаш и на дверях сарая большими буквами написал:

Друг за другом перелезли мы через забор. А Терис, повизгивая, все еще пытался освободиться от странного куска мяса.

Минут через десять мы уже сидели дома и, выслушивая сердитые нарекания матерей за наши слишком уж поздние прогулки, поглощали свой скудный ужин.

Наш Генерал с олимпийским спокойствием жевал кусок черного хлеба, прихлебывая давно остывший ячневый суп. Мать его мыла в кухне посуду и ворчала что-то о вечных проделках сына, которые становятся просто невыносимыми, не видать им ни конца ни краю. Но Валдис пропускал эти сетования мимо ушей. Матерям нашим было невдомек, какой героический подвиг совершили в этот вечер их сыновья. Валдис улыбался: завтра, когда торжествующий Репсис откроет двери сарая и не увидит пленного разведчика черных, он непременно лопнет от злости. Но окончательно добьет Репсиса надпись на дверях, которую даже некоторые белые прочтут с затаенной усмешкой.

«Казнен за предательство!!!»

Наступил наконец и день, когда мы свершили суд над предателем Папуасом, подло похитившим наше красное знамя. Много раз мы пытались поймать хитрого толстяка, но Папуас всегда выскальзывал из наших рук; на окраинах он не появлялся, изредка ходил только по центральным улицам или же отсиживался дома.

Некоторые из нас жили в одном доме с Валдисом Цериньшем. И вот все мы терпеливо и настойчиво стали выпрашивать у матерей разрешение ночевать в сарае, на свежем сене, которое наши отцы по воскресеньям косили для коз. Козы имелись почти в каждой семье железнодорожника — как-никак, а стакан молока в день можно было надоить.

Когда мы, поужинав и взяв с собой одеяла и подушки, перебирались на ночлег в сарай, в нашем распоряжении была теперь и ночь. Часто мы не засыпали до самой зари: обсуждали разные планы, а иногда по двое, по трое отправлялись в центр города на разведку. Если на Спарите — так называли горожане один из красивейших островков в парке — устраивались «балы на лоне природы», наши разведчики шныряли и здесь.

Однажды утром Назитис все-таки подстерег Папуаса: вооружившись метлой и совком, толстяк шел убирать базарную площадь. Наверное, мать подняла лентяя из теплой постели и выгнала на улицу: надо же сыночку привыкать к труду! Как только Валдис узнал об этом, у него сразу же возник план: поймать предателя и судить его в самом центре города — на базарной площади!

Приближался Иванов день. А накануне каждого праздника в Гулбене проводилась ярмарка. На нее приезжали не только из ближайших волостей, но и из соседних уездов. В такие дни базарная площадь была переполнена толстыми тетками и усатыми дядьками — местными хозяевами, которые торговали всем, что только можно было продавать и за что платили деньги. По утрам здесь хрюкали поросята, блеяли овцы, мычали телята, а к вечеру горланили песни подвыпившие кулаки, визжали городские девки и лениво переругивались хозяйки.

Ночь перед открытием ярмарки наш полк бодрствовал. Все, кому удалось выскользнуть из дому, собрались на углу парка, неподалеку от «Черной бомбы». Когда мы покидали сарай, Валдис прихватил с собой веревку и… лопату нашего дворника. Зачем понадобилась лопата, мы так и не поняли. Но выяснять это не было времени. Одно только было ясно — мы должны сурово наказать предателя Папуаса.

Назитис и Пипин отправились на разведку. Вскоре со стороны базарной площади раздалась трель жаворонка. Это Назитис подавал нам условный сигнал. Путь был свободен! Если б нам угрожала опасность, то прозвучал бы крик совы. Мы направились к «центру мира», как называли в Гулбене обширную площадь с многочисленными лавками торгашей.

Генерал не забыл разместить и охрану — на каждом углу по стрелку.

Оглядываясь, мы зашагали к базарной площади, туда, где, не известно для каких целей, был вкопан толстый и длинный столб. Обычно цыгане привязывали к нему, напоказ, своих лошадей. Мы принялись копать у столба яму. Дело это было нелегкое, потому что земля вокруг столба была плотно утоптана ногами многих сотен людей. Первым копал Валдис. Минут через десять его сменил Боксер, обладавший силой Лачплесиса[6]. А когда мы сняли верхний слой, земля стала мягче. Теперь лопатой мог легко орудовать даже маленький, энергичный Пипин. Работали мы яростно, и подгонять не надо было. Наконец нужной глубины яма была выкопана.

Закончив работу, мы попрятались в пустых еще ларьках, потому что стало совсем светло. Занял свой наблюдательный пост и Назитис: забравшись на крышу киоска, он распластался там на животе. Время тянулось бесконечно долго. И вот раздался какой-то шум: это Назитис дополз до края крыши и кубарем скатился вниз.

— Идет!.. — взволнованно доложил он Генералу.

Мы облегченно вздохнули: значит, наша ночная работа была ненапрасной. Близился час расплаты с предателем.

Прильнув к щелям в стенах ларьков, мы наконец увидели Папуаса. С метлой в руках, сонный и хмурый, он принялся обходить базарную площадь, подбирая под длинными столами бумагу и прочий мусор. Потом, почесав затылок и зевнув, вдруг остановился у выкопанной нами ямы, заглянул в нее, зачем-то палкой померил глубину и недоуменно пожал плечами.

А мы, покинув свои убежища, крадучись, стали приближаться к Папуасу. Предатель, поразмышляв бесплодно над тем, для чего в центре площади вырыта яма, махнул рукой, повернулся и — остолбенел! Его окружило плотное кольцо черных. Папуас побледнел. Вымученно улыбнувшись, он пролепетал еле слышно:

— А д-для чего яма-то, ребята, а?

— Руки вверх, предатель! — грозно крикнул Генерал.

— Я н-н-не виноват… — заикаясь, попытался было оправдаться Папуас. — М-меня Репсис обманул… Честное слово! Так и не дал обещанный лат… — И тут Папуас осекся, потому что, сам того не желая, признался в предательстве. Выпалил от страха не то, что нужно.

За один лат продал наше знамя! Мы были готовы растерзать предателя! А Генерал сказал спокойно и твердо:

— Слушай, предатель: за измену, за то, что похитил красное знамя, черные приговорили тебя к позорной казни…

— Не трогайте меня! — завопил Папуас. — Я буду кричать!..

— Заткнуть ему рот! — приказал Валдис.

Приказ Генерала был мгновенно выполнен: Папуасу заткнули рот тем самым платком Репсиса, который в свое время был пущен в ход против нашего Назитиса. Предателя подтащили к яме. Вперед выступил наш командир, слева от него стал адъютант Пипин, а справа — разведчик Назитис. Полк черных застыл в торжественном строю. А Генерал громко прочитал приговор:

— «Суд полка черных приговаривает бывшего стрелка, предателя Папуаса, к суровому наказанию: он будет привязан к позорному столбу и до колен закопан в землю. Приговор привести в исполнение немедленно!»