Магия Мериты (СИ) - Григоров Сергей Львович - Страница 46

— Я не собираюсь сразу опубликовывать свои материалы. Они весьма сырые. Да еще всплывает ряд вопросов, на которые я пока не могу ответить.

— Ты серьезно считаешь, что все в нашем мире можно интерпретировать с числами в руках? — спросил Илвин.

— Не знаю. Но в своей сфере деятельности пытаюсь найти способы просчета всего, что попадает в мое профессиональное поле зрения.

— Как я тебе завидую!

— К слову, Вэр, до твоего прихода у нас был довольно серьезный разговор. Я сказал Илвину, что отказываюсь от самостоятельной политической карьеры.

— Почему?

— В отличие от тебя, я не добился ощутимых успехов в переделке своей психики. Помнишь, я как-то говорил, что со своим стилем мышления не пройду начальных тестов? У меня слишком критический строй ума. Про таких, как я, говорят: «язва». Жить приятно, но управлять людьми нам сейчас просто не дают.

— Очень жаль. Признаться, мне бы хотелось иметь в хороших знакомых хотя бы одного члена Галактического Совета.

— Извини, что не оправдал твоих надежд. Но в случае чего протекцию смогу составить. Я предложил Сему Нарайну баллотироваться по Первому Сектору. Я буду у него нечто вроде начальника предвыборного штаба. Сегодня по экстренной межзвездной связи пришло его официальное согласие.

— Почему по экстренной?

— Потому что обычной никакой уважающий себя политик не пользуется.

— Странно как-то.

— Такова жизнь. Не обращай на такие мелочи внимания. Я счел возможным войти в союз с Нарайном потому, что у нас с ним совпадает главный пункт предвыборной платформы — добиться принятия Закона о свободе информации. Ты знаком с этим вопросом?

Вэр неуверенно кивнул. Он слышал столько разных, зачастую противоречивых комментариев по поводу этой темы, что давно не понимал, о каком конкретно варианте великой реформы идет речь.

— Вокруг наших инициатив сейчас появилось много спекуляций, — продолжил Рюон. — Нашлись умники, заявившие о якобы готовящейся революции, попытках развалить Содружество. На самом-то деле мы не задумываем ничего экстраординарного, а всего лишь пытаемся свести в единый кодекс все существующие в данной области правовые акты и устранить явные противоречия между ними.

— Ничего себе — «устранить противоречия»! — взвился Илвин. — Да один запрет на искажение информации способен перевернуть деятельность всего бюрократического аппарата Содружества. Я, например, не представляю, как в новых условиях будут работать козачи. Много запретов по обмену данными существует и на Флоте… да везде, куда ни глянь!

— Потребность говорить то, что думаешь, и получать правдивую информацию о том, что тебе интересно, для нормального человека так же естественна, как, скажем, потребность дышать. В этой области действует огромное количество нормативных документов. Мы привносим самую малость: сознательное, умышленное искажение информации объявляется аморальным, да запрещается многократная продажа идей и научных открытий.

— И между прочим меняете всю систему товарообмена в Содружестве? — спросил Вэр и прокомментировал: — Многие общины, как я знаю, столетиями паразитируют на каком-нибудь одном научном достижении, случайно полученном кем-то из их граждан.

— Да, вынужденно реформируем порядок пользования Всемирным Информаторием. Но это, видимо, не главное. Нарайн сообщил, что самым болезненным оказался вопрос, касающийся личных накоплений.

— Понимаю, — сказал Вэр. Его карьера как экономиста-практика началась с наведения порядка в вопросе начисления сбережений граждан Содружества. Теоретическая база была создана им еще в студенческие годы. По молодости он не считал это большим достижением и удивлялся, когда его имя стали упоминать в одном ряду с именами грандов от экономики. Позже, когда теоретические идеи пришлось внедрять в жизнь, он, помнится, был поражен, насколько тяжело проходило согласование тех поправок к действующему законодательству, которые хоть в малейшей степени могли ущемить интересы какой-либо группы населения. Что-что, а забота о своем кармане была наиважнейшей для всех, даже самых, казалось бы, далеких от реальности людей.

— Оказывается, очень трудно просчитать в новых условиях скорость изменения сбережений граждан. Как мне объясняли, далеко не весь объем… э… отложенного спроса должен… э… капитализироваться. К тому ж начинают колебаться ставки… э… рефинансирования. Следует учесть также неизбежные изменения общей виртуальной денежной массы… Одним словом, только начинаешь распутывать клубок возникающих проблем, так сложности нарастают, словно снежный ком.

Вэр улыбнулся.

— Боюсь, тебя ввели в заблуждение.

— Да? Интересная мысль. Должен предупредить, что я ничего не сказал от себя, а передал утверждения весьма авторитетных людей. Все, что касается денег, испокон веков порождало одну головную боль.

— Только из-за того, что им приписывали несвойственные им качества. Это любимый фетиш человека. А по существу деньги — всего лишь один из удобных, но далеко не единственный и, тем более, не идеальный регулятор производственных отношений. Молиться на них — глупость.

— Я это понимаю.

— Так не разбрасывайся терминами, которые тебе чужды. А затронутая тобой проблема, как раньше говорили, не стоит и ломаного гроша.

— Да? Объясни. Я, кстати, давно хотел с тобой поговорить на эту тему, но все никак не мог выбрать удобное время.

— Как ты знаешь, все общины обеспечивают своих граждан неким минимальным набором благ и услуг — пищей, одеждой, жилищем, медицинским обслуживанием и так далее. Такой порядок, кстати, существовал всегда. Менялся лишь набор благ и их объем. А так как человек индивидуален, нерационален и непредсказуем, во все времена часть благ он приобретал более-менее свободно, по своему желанию — грубо говоря, менял их на деньги. Получаемое им количество денег, пренебрегая влиянием всевозможных общественных дефектов, примерно соответствовало его трудовым достижениям. Подобная схема существует и по сей день. Только физически какие-либо «деньги» давно пропали, их заменили абстрактные цифры в компьютерных базах данных.

— Ты не сказал ничего нового.

— Я подвожу к главной мысли. Так вот, если человек сразу не тратил выданные ему деньги, они накапливались. Раньше можно было, как ты упоминал, превратить их в «капитал» — вложить в средства производства с тем, чтобы получать прибыль от их использования в общественной сфере. Для этого требовалось, как правило, либо положить деньги в банк, либо купить какие-нибудь акции. Капитализированные сбережения росли за счет соответствующих «процентов» на вложенный капитал. Однако параллельно, в связи с ростом производительности труда ранее полученные деньги обесценивались — существовало такое неприятное явление, как «инфляция». Эти два фактора, собственно, и сказывались на судьбе сбережений. Определяли, будут они расти или уменьшаться. Сейчас экономисты научились точно рассчитывать рациональное изменение сбережений в любых условиях.

— В любых?

— Да, Рюон, да. Эта задача в общем случае решена мною много лет назад. Как бы вы, политики, ни изощрялись, какие бы законы ни придумывали, какие бы новые правила игры ни вводили, в течение буквально нескольких дней я могу дать обоснованные рекомендации, как должны изменяться личные богатства.

— Не может быть! Неужели на все жизненные случаи?

— Да, на все. На протяжении ряда лет специально изобретались совсем немыслимые сочетания условий, чтобы придумать темы дипломных работ студентов по моей кафедре. Все дипломники, помнится, защитились без особых проблем.

— Стало быть, меня обманывали?

— Наверное. Почему вы раньше не обратились за консультацией в наш университет?

— Мы двигались последовательно. Центральные научные заведения оставлялись нами напоследок. Нарайн обратился за справкой в твой университет только сейчас.

— И его там поводили за нос?

— Получается, что так. Правда, есть одна оговорка: Факультет экономики переводится на Ценодин. Все архивы запакованы, преподаватели и студенты отправлены в академические отпуска. Ни с одним сотрудником твоей кафедры не удалось проконсультироваться.