Мускат утешения (ЛП) - О'Брайан Патрик - Страница 67

— Что ж, ваша честь, это снова вы и самого вам хорошего дня! Как хорошо вы сегодня выглядите.

— Скажите, мистер Райли, есть ли в этом городе хоть один честный лошадник? Ну или хотя бы тот, который достоин чистилища, а не ада? Видел место под названием «Братья Уилкинс», там есть несколько животных, но по мне они не смотрятся хорошо.

— Разумеется, они же пурпурные верблюды, сэр.

— Что? Они на мой взгляд вполне похожи на лошадей, хотя, признаю, что это жалкие клячи.

— Я имею в виду братьев Уилкинс. Понимаю, ваша честь не по уголовной линии?

— Господи, нет. Я хирург с вон того фрегата.

— Прекрасный корабль, уверен в этом. В колонии «пурпурными верблюдами» мы зовем мелких неумелых карманников, ничтожеств, которых выслали за взлом ящика для пожертвований или ограбление слепого. Подозреваю, вы хотели нанять лошадей?

— Мы тут где–то на месяц, так что купить, а потом продать могло бы быть легче.

— Гораздо легче, если кобыла всегда у вас под рукой и привыкла к вам.

— Почему кобыла?

— Потому что у меня за углом три прекрасных кобылы, любая из них до конца месяца будет уносить вас на пятьдесят ирландских миль в день.

Все трое свои лучшие годы уже прожили, но Стивен все же выбрал себе покусанную блохами сивую с приятной мордой и комфортной походкой — таким шагом она скорее всего и движется в дальней дороге. Для Мартина он выбрал лошадь постарше, но очень спокойную — преподобный не ахти какой наездник.

На сивой кобыле он поехал в сторону Параматты, но едва оставил позади дома, бараки и хижины, как повстречал Джека Обри и плотника. Стивен вернулся с ними и узнал, что их путешествие едва ли можно назвать успешным. Рангоут есть, как и хорошая древесина, рассказал плотник, но они являются правительственной собственностью, разрешения нужно получать в нескольких источниках, и мистер Дженкс, чье согласие необходимо получить в первую очередь, недоступен.

— Препятствия на каждом долбаном шагу, — пожаловался Джек. — Как же я ненавижу чиновников.

Но лицо его прояснилось, когда Стивен рассказал о побеге девочек и спросил, не мешают ли они ему на борту.

— Ни за что в жизни. Мне вполне нравится наблюдать, как они резвятся. Они гораздо лучше вомбатов. Последний раз, когда мы сюда заходили, ты купил вомбата, помнишь же, и он съел мою шляпу. Это было на «Леопарде». Господи, старый ужасный «Леопард», как же он рыскал!

Джек рассмеялся от воспоминаний, но Стивен заметил, что его друг не тот, что прежде: скрывает обиду и выглядит желтоватым, нездоровым.

Когда они расстались, чтобы отвести лошадей в разные конюшни, Джек поделился:

— Разумеется, это потрясающе, что губернатор и его заместитель отсутствуют в одно и то же время. А добиться толку от полковника Макферсона я не могу. Как бы мне хотелось узнать, когда вернется Макквайр.

— Собираюсь нанести миссис Макквайр еще один визит завтра, может, она мне скажет, — пообещал Стивен.

Наутро Мэтьюрин снова оказался аккуратным. На этот раз лицо его было не только выбрито, но и выражало необычное удовлетворение или даже сдержанную надежду. Дело в том, что Мартин вернулся с чрезвычайно удовлетворительным докладом о своей беседе. Джон Полтон полностью поддержал оба предложения. Он крайне растроган тем, что доктор Мэтьюрин считает его книгу достойной быть посвященной месье де Лавуазье, о смерти которого он тоже сожалеет. Он будет рад Падину и даст ему какую–нибудь спокойную работу, например, присматривать за ягнятами. Он также послал благодарную записку, в постскриптуме которой напоминал Стивену о запланированной на воскресенье встрече, которую ждал с искренним удовольствием. Более того, через три четверти часа после схода на берег Адамс вернулся с сообщением, что смена назначения удалась. В этом никаких трудностей нет. Любые другие запросы джентльмена будут приняты с должным вниманием.

Стивен поприветствовал привратника и отдавшего честь часового (доктор на этот раз был в парадном мундире) и пошел по дорожке. За кенгуру он увидел выходящего доктора Редферна. На должной дистанции он снял шляпу:

— Доктор Редферн, если не ошибаюсь? Меня зовут Мэтьюрин, хирург «Сюрприза».

— Как поживаете, сэр? — ответил Редферн, его суровое лицо расцвело улыбкой, когда он снял шляпу в ответ. — Имя мне знакомо по вашим трудам, и я очень рад вас повстречать. Могу ли чем–то помочь в этом отдаленном уголке мира? Я неплохо знаком с местными порядками и болезнями.

— Дорогой коллега, вы очень добры, и действительно можете сделать мне одолжение. Я бы очень хотел повидать своего бывшего санитара, Патрика Колмана. Его сюда выслали, сейчас он, видимо, в вашей больнице. Если оставите распоряжение привратнику, чтобы меня пропустили, буду очень благодарен.

— Ирландец, со сложной дисфонией и плохим знанием английского, уходил?

— Он самый.

— Если пройдете со мной, я вас лично провожу. Сам направляюсь туда. Но, несомненно, вы шли в губернаторский дом?

— Мне нужно нанести визит ее превосходительству.

— Боюсь, что это тщетная попытка. Я только что ее осмотрел, ей нужно оставаться в постели еще несколько дней.

Они ушли вместе. Доктора Редферна приветствовали на каждом шагу. Они почти непрерывно разговаривали. Однажды Стивен спросил: «Ваши замечания о печени крайне интересные. Мне вовсе не нравится ее состояние у капитана, так что буду рад вашему мнению». Следующий раз он поинтересовался о другом:

— Еще один из кораблей дымится. Это окуривание против вредителей или болезней?

— Жгут серу, чтобы выгнать спрятавшихся каторжников или уморить их до смерти. Многие бедняги пытаются так убраться прочь. Каждый уходящий корабль окуривают, а шлюпки досматривает отряд у мыса Саут–Хэд.

Но большую часть времени они обсуждали такие вещи как сшивание артерий тонкими нитями, достижения Абернети{19} и «Записки Королевского общества».

По мере приближения к Доуэс–Пойнт веселость Редферна поубавилась:

— Мне стыдно показывать больницу во всей ее неприкрытой убогости. К счастью, губернатор и миссис Макквайр взялись за новое здание.

Когда они зашли внутрь, доктор продолжил:

— Колман в маленькой палате справа. Спина его заживает, но наблюдается упадок духа и полный отказ от пищи. Это меня тревожит. Надеюсь, ваш визит его утешит.

— Вы не знаете, есть ли в палате другие ирландцы?

— Сейчас нет. Двоих мы потеряли неделю назад, с тех пор общества у него почти нет. Его дисфония усиливается в английском, пусть он и слабо им владеет.

— Разумеется. В удачные дни он свободно говорит по–ирландски и поет без запинок.

— Я так понял, вы говорите на этом языке?

— Посредственно. Детские воспоминания, не более. Но он меня понимает.

— Оставлю вас вдвоем, пока вместе с помощниками буду осматривать других пациентов. Надеюсь, вы не почувствуете никакого стеснения.

В холле собрался народ. Они зашли внутрь, Редферн — в сопровождении ассистента и двух медсестер. Падин лежал справа, в конце ряда довольно свободно расставленных коек, рядом с окном. Он спал лежа на животе, и даже не пошевелился, когда Редферн снял укрывавшую его простыню.

— Как видите, — заметил Редферн, — кожа заживает. Воспаление слабое, кости почти уже прикрыты. Предыдущие порки выдубили ее. Лечим теплыми губками и ланолином. Мистер Герольд, — обратился он к ассистенту, — оставим Колмана на минуту и осмотрим ампутации.

Вовсе не наполовину освежеванная спина поразила Стивена — как и любой флотский хирург, он повидал результаты множества порок, хотя и не в таких чудовищных масштабах, а чудовищное истощение. Падин раньше был славным здоровым парнем, весившим стоунов тринадцать–четырнадцать. Теперь же под сеткой шрамов выпирали ребра, и он едва ли тянул стоунов на восемь. Лицо Падина было повернуто к нему — глаза закрытые, голова как череп.

Стивен положил строгую, властную руку врача на его спину и тихо прошептал ему в ухо:

— Не суетись. Господь и дева Мария с тобой, Падин.