Большое небо - Аткинсон Кейт - Страница 6

Одна официантка приняла у них заказ, другая принесла заказанное. Присела с подносом – немалый риск для женщины на четырехдюймовых каблуках, зато, пока она ставила «Манхэттен» на низкий столик, Меллорс успел полюбоваться ее декольте. Таким же манером она оделила Джексона – медленно излила «Перрье» ему в стакан, словно одним этим соблазняла.

– Спасибо, – сказал Джексон, стараясь вести себя по-джентльменски (задачка на всю жизнь) и в декольте не пялиться. Вместо этого посмотрел ей в глаза – а она в ответ улыбнулась ему смертоносно и до буквального ужаса знакомо и сказала:

– Привет, Джексон Броуди, вот мы и встретились снова, – точно пробовалась на роль злодейки в «бондиане».

Когда к Джексону вернулся дар речи, официантка уже удалилась на своих колюще-режущих каблуках (не зря они называются шпильками) и растворилась в тени.

– Офигеть, – одобрительно промолвил Стивен Меллорс. – Везет тебе, Броуди. Такими бедрами орехи бы колоть. Приседает, наверное, по сто тыщ раз.

– Да нет, она на трапеции, – ответил Джексон.

Со стола ему подмигнула упавшая блестка – точно визитку оставили.

По пути из парка Натан бежал вприпрыжку, как щенок, а Дидона отважно ковыляла вперевалку, будто ей не помешал бы протез тазобедренного сустава (вообще-то, и впрямь). У ворот висела доска объявлений, заклеенная афишами всевозможных летних радостей – День шлюпочного флага, Том Джонс в зеленом театре, «Шоуваддивадди» на Курорте[12]. Некая программа «Назад в восьмидесятые», эстрадное шоу в «Чертогах» – гвоздем программы Баркли Джек. Эту перекошенную рожу Джексон узнал. «Наш родной, северный хохмач, крепче держитесь за животы! Необходим родительский контроль».

Джексон про Баркли Джека знал что-то неприглядное, но не удавалось поднять это знание со дна памяти, из гнетущего глубоководного пейзажа, усеянного ржавыми обломками кораблекрушений и продуктами распада мозговых клеток. Какой-то скандал, то ли с детьми, то ли с наркотиками, какой-то несчастный случай в бассейне. Вроде был обыск в доме, где ничего не нашли, а потом обильные извинения и опровержения полиции и СМИ, но, короче, на этом карьере Баркли Джека настал конец. И что-то еще там было – но Джексон уже исчерпал свои археологические таланты.

– Во мудак, – сказал Натан.

– Давай без этого слова, – сказал Джексон.

Каков тут возрастной ценз, задумался он между тем, – когда разрешать своему ребенку безнаказанно сквернословить?

По пути к стоянке они миновали бунгало, гордо представлявшееся вывеской на воротах: «Сойдетитак». Натан расшифровал не сразу, а когда расшифровал – фыркнул:

– Говно какое-то.

– Да уж, – согласился Джексон. («Говно» можно, рассудил он, – слишком полезное слово, нельзя вовсе его запретить.) – Но, пожалуй, довольно-таки, не знаю… дзенский подход. – («Дзенский»? Он правда так сказал?) – Осознать, что ты куда-то пришел – и хватит. Не добиваться, а принимать. – (Джексон каждый божий день тщился приручить эту концепцию.)

– Все равно говно.

– Ну, что поделать.

На стоянке им повстречались, как их про себя всегда называл Джексон, «плохие пацаны» – трое, всего на пару лет старше Натана. Они курили и пили из банок то, что у Джулии, безусловно, значилось бы в списке табу. И околачивались чересчур близко к машине Джексона. В мечтах он ездил на более брутальной тачке, но в текущей реальности сделал выбор в пользу трагически унылой и не самой дорогой «тойоты», которая лишний раз подчеркивала его статус родителя и собачьей няньки.

– Ребята? – сказал он, внезапно снова став полицейским.

От властности его тона они расхихикались. Джексон не глядя почувствовал, как Натан притулился ближе, – при всей браваде он все-таки еще ребенок. От такой сыновней ранимости сердце у Джексона переполнилось. Если кто трогал Натана хоть пальцем или просто огорчал, Джексон с трудом давил в себе порыв оторвать обидчику голову и засунуть куда подальше, где солнышко не светит. Допустим, в Миддлсбро.

Дидона инстинктивно зарычала на пацанов.

– Ты серьезно? – сказал ей Джексон. – И где же твой страшный сообщник-волчара?

А пацанам он сказал:

– Ребята, машина моя, так что валите, все понятно?

Джексона безмозглым наглым подростком не напугать. Один смял под ногой пустую банку и задом пихнул машину, отчего она разразилась воплями сигнализации, а они – хохотом, как гиены. Джексон вздохнул. Вряд ли можно их отметелить – они же, говоря строго, еще дети, а он предпочитал применять силу к тем, кому по возрасту уже разрешено защищать родину.

Пацаны уходили не спеша – пятились, оскорбляя Джексона каждым своим движением. Один предъявлял похабный жест с двух рук – как будто двумя пальцами жонглировал чем-то невидимым. Джексон вырубил сигнализацию и отпер дверцу. Натан залез на пассажирское сиденье, а Джексон подсадил Дидону назад. Весила эта псина тонну.

Выезжая со стоянки, они нагнали пацанов – троица неторопливо фланировала прочь. Один изобразил обезьяну – «Уу! Уу! Ууу!» – и полез на капот ползшей мимо «тойоты», решил в сафари поиграть. Джексон вдарил по тормозам, и пацан грохнулся на асфальт. Джексон поехал дальше, не глянув, нанесен ли урон.

– Во мудаки, – сказал он Натану.

Альбатрос

Гольф-клуб «Бельведер». На грине Томас Холройд, Эндрю Брэгг, Винсент Айвс. Пекарь, мясник, свечник[13]. На самом деле владелец компании грузоперевозок, турагент / отельер и региональный менеджер компании-производителя телеком-оборудования.

Начинать черед Винсу. Он встал в позу и постарался сосредоточиться. Услышал, как за спиной нетерпеливо вздыхает Энди Брэгг.

– Ты бы, может, мини-гольфом обошелся, Винс, – сказал Энди.

Друзья бывают разных категорий, считал Винс. Друзья по гольфу, друзья по работе, школьные друзья, судовые (несколько лет назад он был в средиземноморском круизе с Венди, своей вот-вот уже бывшей женой), но друзей по-честному не сыскать днем с огнем. Энди и Томми – из разряда друзей по гольфу. Между собой-то нет – между собой они друзья по-честному. Много лет знакомы, не разлей вода – с ними Винс всякий раз будто в окно снаружи заглядывал. Откуда его исключали, так навскидку и не скажешь. Иногда ему казалось, дело не в том, что у Томми и Энди общий секрет, а в том, что они ему внушали, будто у них общий секрет. Мужчины вовсе не расстаются со стебом школьного двора – они только изо дня в день становятся больше, чем были вчера. Во всяком случае, так считала жена Винса. Вот-вот уже бывшая.

– Винс, ты мячом играешь телепатически? – спросил Томми Холройд. – А то его надо клюшкой бить.

Томми – спортивный здоровяк за сорок. Со сломанным носом задиры, что, впрочем, ничуть его не портило – более того, с точки зрения женщин, ровно наоборот. Он слегка уже начал оплывать, но по-прежнему был из тех, кого предпочтешь на своей стороне, а не на стороне того, кто на тебя прет. «Растратил юность», – со смехом поведал Томми Винсу: школу бросил, работал вышибалой в северных клубах поплоше, тусовался с «паршивыми людьми». Винс однажды нечаянно подслушал, как Томми говорит про «защиту» – расплывчатый термин, который охватывал множество то ли грехов, то ли добродетелей.

– Да ты не парься, эти деньки позади, – с улыбкой сказал Томми, сообразив, что Винс все слышал.

Винс кротко поднял руки, точно сдаваясь, и ответил:

– А кто парится, Томми?

Томми Холройд гордился тем, что «сам себя создал». Но вроде все создают себя сами, по определению? Винс подозревал, что на этом фронте особо не преуспел.

Томми не только был вышибалой – еще он занимался любительским боксом. Драки у них в роду передавались, видимо, по наследству: отец Томми был профессиональным рестлером, известным «хилом», и один раз на ринге, в «Спа-Ройял-Холле» в Бридлингтоне, побил Джимми Сэвила[14], чем его сын бахвалился.