Лёд и разум (СИ) - Иванов Владимир - Страница 5

«Чудес не бывает. А то, что мы называем «чудом», имеет под собой совсем не чудесную основу». Из дневника Рианы Хьюз

Я проснулась. Открыла глаза. Увидела свет за окном. Нашла телефон на тумбочке рядом с кроватью. Глянула на экран: десять часов. Поняла, что опоздала на занятия. Вернула телефон на место. С трудом повернулась лицом к стенке. Укрылась одеялом с головой. Закрыла глаза. Уснула.

***

— Смотрю, — сквозь сон до меня донесся насмешливый голос соседки Бобби, — ты хорошо погуляла вчера.

Каждое слово набатом отзывалось у меня в голове. Я открыла глаза, посмотрела на стену, что обнаружилась перед самым моим носом. Почему-то казалось, будто стена качается, пытаясь то ли обрушиться на меня, то ли закружить в хороводе.

— Сколько времени? — слова застревали в пересохшем горле. Собственный голос звучал незнакомо, хрипло, простужено.

— Уже шесть, — веселый голос соседки несколько… раздражал. — У нас тренировку отменили, представляешь? Миссис Смоук улетела в Тайами на два дня. Как же ей повезло: солнце, море, пляж, крепкие загорелые парни.

— За-ме-ча-тель-но, — отозвалась я и попыталась сесть на кровати. Попытка-то удалась, но каждое движение вызывало дикую боль во всем теле. Голова кружилась, а перед глазами всё двоилось.

— Ничего себе… — ошеломленно выдохнула Бобби, непроизвольно провела рукой по коротким взлохмаченным волосам и спросила. — Кто это тебя так?

В голосе насмешливой соседки появилось участие, которого я от нее ни разу не слышала. А ведь мы уже полтора месяца прожили в одной комнате.

— Не по-ни-маю о чем ты… — моя речь звучала очень странно: как будто я находилась в закрытом бункере и каждое сказанное мной слово порождало эхо.

Бобби тяжело вздохнула, слезла со своей кровати, покопалась в тумбочке, недовольно заворчала. Вздохнув еще раз, соседка вытащила из ящика одну коробку с карандашами, вторую третью, четвертую… Когда на полу оказалась коробок десять, Бобби с радостным восклицанием вытащила на свет пудреницу и протянула ее мне: «Держи!»

— Спа-си-бо, — непослушные пальцы с трудом ухватили маленькую коробочку. Я помедлила немного, собираясь с мыслями, собираясь с силами, открыла пудреницу, прищурилась, заглянула в зеркальце. — Ох!..

— Вот и я о том же!

Я прикрыла глаза, борясь с головокружением и желанием опорожнить пустой желудок, открыла, глянула в зеркальце: ничего не изменилось. Правую половину моего лица — от подбородка до виска — украшал красно-желто-фиолетовый кровоподтек. Правый глаз покраснел и превратился в узенькую щелку, над которой нависала отекшая раздувшаяся бровь. Губа с правой стороны опухла, будто я решила сделать контурную пластику, а потом остановилась на полпути. Свободной рукой я прикоснулась к щеке. Еще раз. И еще. Каждое прикосновение сопровождалось вспышкой боли. Ну что, пора записываться в театральную секцию на роль чудовища Франкенштейна.

— Де-ла, — протянула я. Накатила слабость. Руки опустились. Пальцы выпустили пудреницу, и она полетела на пол.

— Осторожней! — Бобби дернулась, расплылась в воздухе и в самый последний момент ухватила коробочку. Соседка погрозила мне пальцем, сдула с пудреницы пылинки и осторожно положила ее на тумбочку.

Перед глазами всё плыло. На мгновение мне показалось, что Бобби находилась сразу в двух местах. Сознание просто не успевало за всем происходящим. Я помотала головой.

— Ты как? — моей неповрежденной щеки коснулась прохладная ладонь соседки. Лицо Бобби оказалось рядом с моим. Глаза смотрели в глаза. Пушистые ресницы дрожали. Ладонь нежно поглаживала мою щеку. — Всё нормально?

— Нор-маль-но, — в карих глазах Бобби мерцали странные искорки. — Всё нор-маль-но.

Я отстранилась, упала на кровать, голова утонула в подушке. Внутри образовалась равнодушная пустота. Не хотелось думать, не хотелось ничего делать, хотелось лежать, спрятаться под одеялом и больше никогда не выбираться наружу.

— Так что с тобой случилось? — Бобби уселась на краешек моей кровати. Странно… За соседкой никогда не водилось… никогда не водилось… Нужное слово вылетело из головы!

Узколицая поджарая длинноногая Бобби чем-то напоминала борзую, готовую в любой момент сорваться с места и броситься вдогонку за убегающей добычей. Она вовсю занималась спортивной карьерой. Бобби рассказывала, что еще в школе стала заниматься бегом на большие и короткие дистанции, участвовала в соревнованиях, занимала призовые места. И в университет попала благодаря своим достижениям, да и стипендию получала благодаря им. Бобби обычно не задерживалась в общежитии: рано просыпалась, быстро уходила, поздно возвращалась, ложилась спать, а с утра цикл повторялся. И теперь, вместо того, чтобы заниматься своими делами, вечно занятая соседка тратила время на меня.

— Ты меня слышишь? — в голосе соседки слышалось беспокойство.

— Слы-шу… — пустота в голове порождала странное равнодушие. Что мои слова, что чужие — всё казалось бессмысленным раздражающим шумом. Глаза так и норовили закрыться.

— Так что с тобой случилось? — Бобби продолжала напирать, не давая погрузиться в умиротворяющее забвение.

— Не пом-ню… — события прошедшего дня казались такими далекими.

— Вспоминай! — соседка не унималась.

— После занятий я, Джори и Лиза Коффин пошли на собеседование в Триумф, — голова просто раскалывалась. Чтобы получить хоть что-то осмысленное, приходилось насиловать память. Поначалу каждое слово вырывалось на волю медленно, с огромным трудом, но чем больше я говорила, тем легче становилось продолжать.

— Дальше, — Бобби внимательно смотрела на меня. Она как будто намеревалась схватить меня за плечи и трясти, трясти, трясти, пока я не расскажу всё, что знаю, всё, что помню.

— На собеседовании нам задавали разные вопросы, я немного… повздорила с комиссией, — постепенно картина прошедшего дня начала складываться воедино. — Там был такой… неприятный блондин. Он мне сразу не понравился. Всё время улыбался, как будто смеялся надо мной.

Я замолкла, вспоминая насмешливый взгляд мистера — в памяти неожиданно всплыла его фамилия — Александера. Да он играл со мной! Специально раздражал, молчал, улыбался, вызывал на откровенность! Мерза!..

— Дальше! — соседка не давала мне погрузиться в воспоминания.

— Потом мы ждали решения комиссии. Пришел этот противный тип, блондин, Алекс Айс Александер, сказал, что мы не прошли собеседование, — шаг за шагом прошлое возвращалось ко мне, приближая то, что я так стремилась забыть. — Этот Александер…

— Александер, — глухо произнесла Бобби вслед за мной.

— Ты его знаешь? — я удивленно посмотрела на соседку, борясь с призрачной дымкой, заполонившей мою голову.

— Нет. Я его не знаю, — быстро отозвалась Бобби. — Я его никогда не видела. Я с ним не знакома. Я… впрочем, что это мы обо мне да обо мне? Рассказывай, что было дальше!

— Хорошо, — раз не знала, не видела, не знакома, то чего так волноваться-то? Мои мысли двигались так медленно, так неповоротливо. — Он решил проводить нас до станции. Привел нас в парк. И там… И там… И… там…

— Что было там? — Бобби встрепенулась, нависла надо мной, а на ее лице появилось какое-то странное выражение. — Что?!

— Оборотень, — пролепетала я, прекрасно осознавая всю бредовость сказанного. Это слово просто изничтожало привычную картину мира. И я прекрасно осознавала, что это был не сон, а самая настоящая реальность. — Оборотень что-то крикнул про своего брата, напал на Александера, а потом… потом я ударила его, а он — меня.

— Оборотень? — переспросила соседка задумчиво. Ее рука приблизилась к моей шее, осторожно коснулась. Пальцы заскользили по коже, ощупывая и изучая каждый ее дюйм. От позвоночника до яремной ямки. Слева. Справа. Внимательно, осторожно, нежно. — Нет, укусов нет.

— Укусов? — прохрипела я. — Каких еще укусов?

— Неважно, — Бобби легко отмахнулась от вопроса и тепло посмотрела на меня. — Как он выглядел? Этот оборотень.