Героинщики (ЛП) - Уэлш Ирвин - Страница 40

- Эли ... Очень жаль твою маму. Насколько все плохо?

- Я уже привыкла, - она резко улыбается, как ножом по сердцу. - Не думаю, что ей много осталось. Но спасибо, что спросил.

Она возвращается в бар, где стоят остальные девушки, и собирается уйти. Но вдруг останавливается, задумывается на мгновение и говорит:

- Келли просила передать от нее привет и сочувствие, она извиняется, потому что не смогла прийти. У нее экзамены на следующей неделе.

- Понимаю, - отвечаю я и смотрю ей вслед, когда она идет к Мэтти и Геву.

Вижу, как Фиона разговаривает с Томми и Джеффом, потому успокаиваюсь и подсаживаюсь к матери. На ней старенькая шляпа, потому что она не успела покрасить седые корни волос. Она снимает ее, белокурые крашеные локоны падают ей на лоб, а по лицу начинают течь слезы, смывая ее макияж. Горе выходит изнутри, и она плачет вслух.

- Иногда я думаю, что это сам Господь меня наказывает, - говорит она.

- За что?

- Я пошла против своей судьбы и вышла замуж за твоего отца.

С ее сухих губ вырывается струйку дыма. Ее впалые щеки и дикий взгляд свидетельствуют об истинном психическое расстройство.

- Ты действительно веришь, что Господь наказывает тебя за то, что ты, католичка, вышла замуж за иноверца?

- Да, да, верю! - категорически кричит она с фанатичным видом.

Она всегда жаловалась на то, что мы никогда не ходили на службы в церковь Девы Марии, Звезды Ведущей. Она разве что малого Дэйви туда пару раз водила, когда он был маленький и за ним было легче ухаживать.

- А что с папой? - Я посмотрел на своего старика, он сидел с Энди и своей уидживской семьей, бабушкой Рентон и своими братьями Чарли и Дагом; у меня закончился виски, и я поставил пустой бокал на стол. - Он - протестант, а малый Дэйви был его сыном. Поэтому нельзя сказать, что Господь несправедлив, он ненавидит вас обоих одинаково.

- Не говори так, Марк, нельзя ...

- А может - только предположим, - он вообще ни об одном из вас не заботится. Не думала об этом?

- Нет - кричит она, и я задумываюсь над тем, как хорошо быть Богом можно ненавидеть христиан, мусульман, иудеев и всех, кого сам захочешь. Даже - особенно - этих сторонников кастовых систем, ебаных буддистов.

Но мою эмоциональную вспышку заметили, я нечаянно привлек внимание нашей христианской общины.

- Ну-ка, Марк, остынь, - говорит Кенни, сразу подбегает папа со своими братьями и Билли.

Даг не такой фанатичный, но Чарли - обычный слепой сторонник своей веры, это он затащил Билли в свое сообщество, и отец знает это. Он смотрит на меня, как на Аида из царства теней. Уверен, Билли рассказал ему о моей «ручной работе» с Дэйви. Они обступили меня, как хищные животные. Я ищу глазами Франко, но он у бара, с Джун. Затем рядом со мной вдруг появляется Фиона, просит прощения за меня, с легкостью завораживая и их:

- Он просто расстроен. Милый мой...

Ебать мою волосатую жопу. Меня огорчает это дерьмо. Эти ебаный ирландские протестанты и их папы; босяки и неудачники, воспитанные остатками двух простейших и самых несчастных белых племен европейского христианского мира. Эти ехидные ярые паразиты знают интуитивно, что они - на самом дне мусорного бака, который найдет свой покой где-то в замерзших скалах Северного моря. Все, что они могут, - это думать, кого бы сделать козлом отпущения, кого бы обвинить в потому, что они оказались в таком плачевном положении. И болезнь моего брата оказалась для них настоящей возможностью, посланной Богом (христианским, как обычно). Однако они не хотели понимать, что малый Дэйви был намного лучше этих сектантов, больных спастическим параличом, потому что какую бы ангельскую одежду они не носили, какие баллады о верности или неповиновении они не пели на один мотив, все они - грязные нищие в лохмотьях, слабоумные от рождения.

Мама позволила нам с Билли помочь ей приготовить шоколадный пирог, на кухне, на втором этаже нашего дома в Форте. Мы так весело смеялись!

Вдруг закричал маленький Дэйви; агрессивно, требовательно, жестко. Мы с Билли смотрели на нее, в наших глазах читалось «брось его», но затем она, а за ней и мы безнадежно вспомнили, в каком мире живем. Мы медленно задышали в унисон, когда она побежала вниз по лестнице. И сразу засунули пальцы в шоколадную смесь, чтобы хоть как-то утешиться.

Я не расстроен смертью малого Дэйви. Когда я думаю о нем, у меня перед глазами возникает какая-то гротескная, уродливая картина. Вся соль в том, что внешне он был похож на меня: светлые рыжие волосы, белоснежная кожа, огромные голубые глаза. Мне всегда казалось, что люди говорят так, только чтобы подразнить меня, но это была правда. Бедный Билли всегда стеснялся того, что выглядел как приземистый темноволосый крестьянин со сросшимися бровями, только что приехавший с мидлотианских рудников, где работают все мои родственники мужского пола по материнской линии.

Ребенком я часто просил, чтобы отец повез нас с малым Дэйви и Билли к открытому бассейну в Порте. Мне там не нравилось только то, что там было очень холодно, и то, что Билли там совсем терял голову, превращался в подлинного психа, но мне все равно было там лучше, чем в лейтовских банях.

Мама кричит на Маргарет «Бендикс» Каррен, нашу озлобленную прежнюю соседку, которая считает, что мы воспользовались малым Дэйви, чтобы получить квартиру от жилищной ассоциации, а сами потом отдали его в центр ухода за инвалидами.

- А я говорю, перед тобой там сотни людей были в очереди на квартиру, Кэти ...

- Мы никогда не отдавали его в центр! Он умер в госпитале, в обычной больнице!

- Но теперь его нет, вы должны отдать назад дом! - отвечает она и смотрит на моего друга Норри, который работает в жилищной ассоциации. - А что он здесь делает? Это еще и по знакомству вы получили?

- Пошла вон отсюда! - кричит мама, а мой старик вместе с Олли Карреном, этим костлявым расистом, который выглядит как работник похоронного бюро, уже тут как тут, присоединяются к ссоре, и я решаю скрыться в баре, где Кочерыжка берет мне пинту пива. Я всегда старался избегать чужих конфликтов; мне больше нравится начинать собственные. Я смотрю, как Кочерыжка зовет бармена, и вдруг меня сзади занимают чьи-то руки. Сначала я думаю, что это Фиона, но потом вижу, что она болтает с какими-то моими родственниками, и начинаю гадать, что же за обстоятельства заставили Хейзел проявить свои чувства. Оборачиваюсь, и оказывается, что это - Никола Генлон.

- Просто захотелось тебя обнять, - говорит она, целуя меня в щеку.

Я спрашиваю себя, почему малый мудак Дэйви не дал дуба в прошлом году? Тогда не было всех этих проблем с телками, которые сейчас чуть в очередь не выстраиваются.

- Спасибо, Никки, мне очень приятно, что ты здесь.

Возвращается Кочерыжка с моим пивом; он всегда собачкой ходил за Никки, но она предпочитала кошку и собачку, которые жили у нее дома, в Сифилди.

- Будем, друг.

- Крепкое пивко, Марк, осторожно.

Я подмигиваю ему, и тут кто-то щиплет меня за зад, я уже не знаю, что и думать.

Но это всего-навсего Кайфолом слоняется рядом.

- Малая Никки слишком горячая для тебя, - шепчет он, когда я смотрю на Билли и Шэрон, которые пытаются успокоить наших родителей и Карренов.

Кайфолом продолжает наседать:

- Я оттрахал ее только для того, чтобы Кочерыжка обломился.

Последний как раз следует за девушкой с несчастным видом. Я игнорирую Кайфолома и ищу глазами Фиону. Она такая красивая, я хочу остаться с ней наедине. Но этот мудак и не думает с меня слезать, поэтому я говорю ему:

- Кажется, мне слишком плохо, чтобы слушать о твоих планах.

- Плохо из-за смерти брата-инвалида - это только часть твоей истории сегодня. Решающий момент заключается в том, что у тебя есть девушка.

- О чем ты?

- Ты уже, так сказать, занят. Телки видят тебя с Фионой, кстати, она - горячая штучка, хотя обычно тебе нравятся совсем худенькие, - говорит он, наблюдая, как она успокаивает моих родителей, когда Каррены в конце концов ушли. - Они видят, что ты можешь быть милым и вежливым, а потому липнут к тебе, сравнивая со своими нерадивыми кавалерами.