Героинщики (ЛП) - Уэлш Ирвин - Страница 2

- Мама, я же говорил, на этот раз буду расчетлив, - стыдливо отвечает он, будто снова стал мрачным, обиженным ребенком.

Он уже собирается уйти, но она останавливает его.

- Ой, чуть не забыли, - вспоминает она, идет к серванту, берет три маленькие стопки и наполняет их виски.

Отец закатывает глаза:

- Мама ...

Но она его не слышит. Бабушка поднимает стакан и предлагает нам присоединиться, хотя ненавистный для меня виски - это последняя вещь, которую мне хотелось попробовать в такой ранний час.

- За нас, наших близких и тех, кто нас уже оставил! - Произносит тост бабушка.

Отец закидывает стакан одним глотком. Бабушка уже навеселе, от нее веет каким-то настоящим космосом, но я не заметил, чтобы она хотя бы немного пригубила. Мне приходится сделать пару нудных глотков, чтобы покончить с этой постыдным делом.

- Давай, сынок, ты - один из нас, Рентон! - Подбадривает меня бабушка.

Отец кивает мне, и мы покидаем этот старый дом.

- Страшная женщина, - замечает он, однако в его голосе звучит тепло.

В то время как мы залезаем к огромное черное такси, у меня начинает бурчать в животе. Я машу старушке рукой, ее маленькая фигурка остается у дверей на еще темной улице, напоминая старую обезумевшую летучую мышь, которая всем своим нутром желает вернуться назад, в тепло.

Глазго. Это мы учимся писать без ошибок еще в младших классах: «Бабушка любит выпить стаканчик виски».

Еще не рассвело, а в понедельник, в четыре утра, в Уиджвилле уже не продохнуть, потому что все такси, громыхая и поскрипывая, стекаются в город. Здесь воняет, как в мусорном баке; какие гребаные гадкие отбросы блевали здесь всю минувшую ночь, что было очень легко заметить даже не чуткому носу. - Господи Иисусе.

Какой-то парень помахал рукой, видимо, чтобы не так сильно воняло.

Мой отец - огромный широкоплечий человек, в то время как я пошел в мать - тощий и слабый. Его волосы можно с уверенностью назвать белокурыми (даже несмотря на то, что оно уже седеют), в отличие от моих, сколько бы я не пытался сделать с ним хоть что-то, были всегда рыжими.

Он был одет в коричневую вельветовую куртку, которая, следует признать, имела достаточно роскошный вид, хотя ее и портил значок футбольного клуба Глазго «Рейнджерс», приколотый, среди прочих, от объединенного профсоюза инженеров, а еще от него пахло классическими духами «Блю Стратос».

Автобус ждал нас посреди опустевшей площади за Эрджайл-стрит. Туда же наметил свой путь и какой-то бродяга-попрошайка, который, провел где-то ночь, а теперь возвращается к своей обычной рутине. Я влезаю в автобус, чтобы съебаться отсюда как можно скорее, чтобы не видеть больше этого мудака. Этот пиздюк выводит меня, в нем нет ни гордости, ни национального сознания. Он водит безумными глазами, а какие-то будто резиновые губы морщатся на его багряном лице. Его полностью уничтожила система, и все, что этот паразит общества может сделать, - это просить у людей денег, чтобы купить еще одну бутылку.

- Мудила, - хрипло говорю я.

- Не суди так быстро, сынок, - у отца акцент более глазговский, чем у меня. - Ты не знаешь, что пришлось пережить этому парню.

Я молчу в ответ, но и знать не хочу эту его историю попрошайки. В автобусе я сижу рядом с отцом и парой его старых корешей с Гован-Ярдз. И это хорошо, я чувствую себя ближе к отцу, чем прежде. Кажется, уже сто лет прошло с тех пор, как мы делали что-то вместе, только вдвоем. Он удивительно молчаливый и задумчивый, хотя, догадываюсь, беспокоится о моем брате, нашем малом Дэйви, которого снова забрали в больницу.

В автобусе полно бухла, но трогать его не позволено никому, пока мы не поедем обратно; тогда уже можно будет отпраздновать, остановившись так, чтобы ни один гребаный грузовик не проехал! Хотя удержаться довольно трудно; бабушка Рентон собрала нам с собой кучу еды - сандвичей на белом хлебе с сыром, помидорами, ветчиной и снова помидорами, будто нам в последний раз суждено поесть!

Имейте ввиду, наш автобус был больше похож на фанатский, из тех, что едет поддержать любимую команду на футбольном матче, чем на сборище пикетчиков; в нем всех объединяет странное чувство единства, которое можно встретить разве что на финальной игре футбольного чемпионата мирового уровня; и ощущение только усиливалось благодаря плакатам, что висели на стенах. Половина пассажиров нашего автобуса были шахтерами, которые ехали бастовать с Эйршира, Ланаркшира, Лотиана и Файфа; остальные были членами профсоюза преимущественно старшего возраста и обычными настоящими путешественниками, типа меня, конечно. Я чуть ли не до потолка прыгал, когда отец сказал, что нашел для нас свободные места; проклятые политиканы и профсоюзные большие, блядь, деятели умрут от зависти, ебать их в четыре дырки, я прибрал к рукам сидячее место в автобусе, который обычно полностью принадлежит шахтерам и национальному профсоюзу!

Не успели мы отъехать подальше от Глазго, как темнота рассеялась и уступила место прекрасному летнему небу, такому ярко-голубому утром. Хотя и было совсем рано, но на пути нам уже иногда встречались машины, которые каждый раз сигналили, чем свидетельствовали о поддержке забастовки.

По крайней мере, мне удалось поговорить с Энди, лучшим корешем папы. Достойный человек, настоящий уиджи, бывший сварщик и пожизненный член коммунистической партии. Кожа на его костлявом лице полупрозрачная, желтая от курева.

- Ты возвращаешься в универ в сентябре, да, Марк?

- Да. Впрочем, мы с ребятами хотим поехать «Интеррейлом» в Европу, типа. А к тому времени работать на старой работе, столяром, надо же хоть пару шекелей в путешествие приберечь.

- Да, прекрасно быть молодым. Бери от жизни все, так тебе мой совет.

Девушка есть в универе?

Прежде чем дать ответ, я заметил, как отец насторожил уши.

- Лучше вообще без девок, или, по крайней мере, к Хейзел бы вернулся, - говорит он Энди, потом смотрит на меня и продолжает: - Чем она сейчас занимается, Марк?

- Товары в оконных витринах выставляет. В «Биннз», что в Ист-Энде, это универмаг такой, что-то типа того, - рассказываю я Энди.

Отца рожа расплывается в широченной крокодиловой улыбке. Если бы этот мудак только знал, что за отношения были у нас с Хейзел, то точно никогда не расспрашивал бы меня о ней. Ужасно Но это уже другая история. Какой-то парень с интересом разглядывает меня, потому что выгляжу я в полном соответствии со своими музыкальными предпочтениями. Мой период половой зрелости пришелся на глэм-рок, а летом я склонялся к панку. А потом как-то раз Билли застукал меня за тем, как я дрочил

И это тоже другая история.

Мы хорошо проводим время, и на улице все еще немного прохладно, когда мы подъезжаем к английской границе. Но когда мы проезжаем вблизи Йоркшира и дороги становятся меньше и хуже, начинает происходить что-то странное. Здесь повсюду полиция. Но вместо того, чтобы останавливать нас каждые два метра без всякого повода, как мы ожидали, они просто пропускают нас. Они даже любезно показывают нам путь до ближайшей деревни

- Что на хуй происходит? - Кричит один из ребят. - Где все пропускные пункты?

- Совместная охрана порядка, - смеется другой.

Отец окидывает взглядом улыбающихся ; один из них даже машет нам рукой и улыбается от уха до уха.

- Мне это не нравится. Это ... неправильно.

- Было бы неплохо, если бы нас не останавливали и на обратном пути вместе с этими штрейкбрехерами, - гну я свое.

- Надейся, надейся, - бурчит он себе под нос, а потом хмурит брови.- С которым это другом ты встречаешься?

- Просто один из моих лондонских корешей, у которых я останавливался. Мы с ними вместе тусовали на Шепердз-Буш. Зовут - Никси. Нормальный парень.