Героинщики (ЛП) - Уэлш Ирвин - Страница 18

Несвежий запах затхлых сладостей витал в воздухе, было непохоже, чтобы он доносился из какой-то другой квартиры, смрад только усилился, когда мы вошли. Кайфолом, которого я пропустил первым, тоже услышал неприятный запах, но даже виду не подал, скрыв свое отвращение.

Одно окно было завешено, поэтому в первой комнате было темно, как ночью. Во всех остальных на подоконниках стояли настоящие огромные плантации зеленых помидоров, которые все равно перекрывали весь свет. Пол был покрыт старым линолеумом, на котором валялся старый потертый ковер. На стене над камином висел клевый постер с обнаженной по пояс Сьюзи Сью. Мы опустились на кожаный диван. Наблюдаем, как жалкая пародия на волнистого попугайчика с жирным перьями ходит по перекладинам клетки с видом Ричарда III и, перекинувшись парой слов о старых временах, Джонни переходит к делу.

- Мэтти Коннелл говорил, вы часто на севере развлекаетесь. Видимо, нужен спид?

Я смотрю на Кайфолома, потом снова на Джонни, стараясь сохранять покой.

- Если честно, мы слышали, у тебя героин неплохой.

В Свона глаза на лоб лезут, он облизывает губы.

- Сейчас он всем нужен, - улыбается он и спрашивает, закатывая рукава своей рубашки и демонстрируя глубокие отметины на внутренней стороне рук. - Когда пробовали его раньше? Ширялись уже?

- Ага, - вру я, не глядя в сторону Кайфолома. - Еще в Абердине.

Свон, или просто Лебедь, как мы его когда-то называли, догадывается о то, что я солгал, но ему похуй. Он берет деревянный ящик из-под стеклянного журнального столика, на котором стоят роскошная сине-золотая ваза, кружка с логотипом чемпионата мира восемьдесят второго года, свеча на популярной в каждом доме голубовато-белой раскрашенной тарелке, от которой уже мало что осталось, и маленькая пепельница, в которой полно окурков.

- Точно хочешь ширнуться?

- Да.

Он открывает своего ящичка и достает какую-то белую пудру из крохотного пакетика для мелочи, высыпает ее в ложку и набирает шприцем немного воды из кружки.

Он выпускает немного жидкости в ложку, затем подогревает ее над пламенем свечи, по ходу дела помешивая все это иглой. Поймав на себе взгляд Кайфолома, он хитро улыбается нам через плечо, выдавливая немного лимонного сока в воду.

Последний раз помешав это дерьмо, он набирает полный шприц.

Я сижу подальше, очарован процессом подготовки. И не я один - Кайфолом смотрит на Джонни, совсем как студент-ботан своего любимого учителя.

Джонни таращится на меня, видит, что я сижу, открыв рот, как лишний хуй, который снимает групповуху на камеру.

- Помочь?

- Ага, - киваю я.

Сука Лебедь, знает, что мне стыдно.

Он рывком тянет меня к себе, как рождественское печенье, и устраивает мою руку у себя на колене. Его джинсы неприятно липнут к моей коже, будто он на них мед пролил или намазал ногу патокой. Он обвязывает мне бицепс кожаным ремнем и пробегает пальцами мне по венам. Моя спина будто снова страдает от мнимого удара дубинкой, дрожь охватывает мое тело.

Я знаю, что именно в этот момент пересекаю границу.

Сердце стучит. Стучит, как никогда. Мы должны встретиться с Франко, побухать вместе в пабе, посмотреть «Евро-84», его бросать нельзя!

Скажи «нет».

Джонни продолжает простукивать мои вены, я отвлекаюсь, разглядываю сухие куски перхоти, которые заполонили его кожу по всей линии роста волос.

Бэгби. Встретиться с Бэгби в девять!

Я уже почти готов попросить его остановиться, но знаю, что тогда никогда не успокоюсь. Если эта наркота вызывает такую неизбежную зависимость, о которой говорят, то я - уже наркоман, хуже уже не будет.

Скажи «нет».

Думаю об универе: обучении, модуле по философии и свободе воли против детерминизма ...

Скажи «нет».

Вспоминаю Фиону Коньерз из класса истории, как она откидывает длинные черные волосы набок, ее большие голубые глаза и белые зубы, когда она улыбается мне ...

Скажи «нет».

Джонни все тянет, работает пальцами, как старый терпеливый золотоискатель. Он смотрит на меня и как-то криво улыбается.

- Хуевые у тебя вены.

Еще не поздно! Придумай что-нибудь, он выдворит тебя отсюда, скажи «нет, нет, нет» ...

- Да, я даже кровь не могу сдавать.

Скажи что-то другое ... скажи уже, блядь, «нет» ...

НЕТ, НЕТ, НЕТ ...

- Это почти одно и то же, - улыбается он и втыкает иглу мне в руку.

Я испуганно смотрю на него, шокированный внезапным болью, настоящим вторжением. Он улыбается, показывает свои гнилые зубы и втягивает немного моей крови в шприц. Слово «нет» уже готово сорваться с моих губ, и вдруг он резко вливает содержимое шприца в мое тело. Я смотрю на пустой «агрегат». Не могу поверить, что он сделал это со мной.

Страх поднимается по моему позвоночнику, как ртуть по термометру Потом все утихает. Я улыбаюсь Джонни. Потом мне приходит мысль: и это все? Здесь я чувствую сильный внезапный жар, который отапливает мне внутренности, затем все тело и мозг, я будто бы превратился во фруктовую пастилу, которая тает в огромном рту. Вдруг все, что кипит в моей голове, каждый страх, каждый вопрос просто исчезает, и я чувствую их где-то на далеком-далеком расстоянии ...

Да, да, да, да, ДА, ДА.

Перед моим мысленным взором возникает образ моего брата Билли, я вижу, как мы с ним гуляем по аллее в Блэкпуле, потом пересекаем дорогу и поворачиваем к переулку с краснокирпичными отелями. Был жаркий летний день, я ел мороженое-рожок за девяноста девять центов.

Джонни что-то говорит, кажется, спрашивает:.

- Хорошо штырит ... да?

- Ага ...

Да…

Меня охватывает чувство того, что все у меня хорошо, все было и будет просто прекрасно. На нас низвергается чистая ебаная эйфория, она слепит глаза, как солнце за окном, теперь все не просто правильно, все - безупречно.

Да ...

Вдруг у меня во внутренностях назревает тошнота, я чувствую, как рвота поднимается по моему горлу. Лебедь видит мои позывы и передает мне страницу из какой-то газеты.

- Дурь слишком сильная, забыл, что ты - новичок, дыши глубже, - говорит он.

О да, теперь уже не пугайся, Лебедито, я уже лечу..

...Я глотаю мерзкую жидкость, встаю на ноги и опираюсь на спинку дивана.

Не знаю, чего я ожидал, пожалуй, галлюцинаций, как от кислоты, но ничего подобного не случилось, все было, как всегда, но чувствовал я настолько очаровательно, радостно и просто охуенно, как если бы все острые углы мира вдруг стерлись и сгладились. Моя деревянная болезненная спина напоминает сейчас здоровенный кусок резины. Дубинка полицейского отскакивает от нее и размазывает этого подонка-копа по асфальту ...

О да ...

- Хорошо тебе, друг? - Спрашивает Лебедь.

- Интересно ... здесь ... у тебя, Джон, - я чувствую, как слова лениво сползают с моих губ, и мы обессилено смеемся вдвоем.

Кайфолом на очереди, он смотрит на меня с восхищением. Затем импровизированный жгут оказывается на его руке, и игла Джонни прокалывает и его большую темную вену.

- Ты - лучший, - говорю я и смотрю на него, потом чувствую, как он с шумом падает на меня, как огромная, теплая мягкая игрушка.

- О ... и ты красава, блядь, - стонет он, а потом его рвет на газету.

Когда он встает, то пытается сосредоточиться на моем лице, вяло улыбаясь.

- Слово на букву «ж» ... в моем словаре ... было «жгут» ... такая ирония судьбы, ебаные святоши-Папы ... ебаный космос ...

- Космос - как попугай, повторяю за ним я и взрываюсь ленивым смехом.

Мы никуда не идем, Кайфолом покупает у Лебедя еще грамм, а потом мы долго сидим в глубокой, дремлющих тишине послеобеденной жары, которую нарушают лишь крики детей и шум машин, доносящиеся с улицы. Лебедь ставит альбом «Дорз». Никогда мне не нравилось такое дерьмо, но сейчас я начинаю догонять.

Больше всего я наслаждаюсь неспешной приятной беседой, мудрой и безумной одновременно; тем, как мы встаем в позу, бросаем остроумные реплики; кайфую от того, как меня греют чувства от гипнотического воспоминания о «Riders on the Storm»; даже от того, как я наслаждаюсь каждой первой попавшейся песней с первой стороны кассеты, в то время как гостеприимству Джонни приходит конец. Когда ночная темнота обнимает нас, мне классно, как никогда. Идем на хуй в город жуткими переулками, где вступают в словесные перепалки с коварными пьяницами, которым давно пора домой, вышибалы-шкафы, а их криками подбадривают полуголые телки, покрытые гусиной кожей. В тот момент я чувствовал одну лишь эмоцию вместо всех возможных. И мне было неважно, ждет меня сам Платини или Франко Бэгби - пусть весь мир подождет.