Отступники (СИ) - Дитятин Николай Константинович - Страница 53

И Эскельд послушался. Он никогда в жизни не испытывал угрожающих работе чувств. На заметку читателям будет сказано, что приступы похоти отлично утоляются упражнениями с веригами. Кто не знает, что такое вериги можете просто купить несколько мышеловок.

Но от ведьмы уходить не хотелось. От нее приятно пахло травами, да и косы были не такими уж вшивыми. А вериги остались в келье.

Оставаться на старом месте все же было слишком опасно, поэтому все хозяйство Эскельд перетащил в такую глушь, что люди там до сих пор накрывали разведенный огонь клетью, чтобы тот не убежал, и с подозрением относились к колесу. Там наш инквизитор зажил простой растительной жизнью. Построил дом. И сарай козам. А к ним подселил овец. Когда Тьма прошла, обустроил посадки. Тихий быт этот пришелся ему по сердцу.

И ступай оно так дальше, Авторитет никогда не узнал бы Наката, а Средневековый Дюк продолжал бы и сейчас скакать по крышам.

Но ведьма ошиблась, а Эскельд утащил хозяйство недостаточно далеко. Их нашли. Нашли уже через два нереста. Бывшие братья, знакомые желтые клобуки, они дрались с Эскельдом десять к одному, но связали его те трое, которые смогли удержаться на ногах. Ведьму и сестру увезли. Как потом узнал Накат, обе были сожжены на потеху толпе. Самому Эскельду повредили в бою позвоночник, после чего закопали там же, прямо перед догорающими стенами его дома. В том самом мешке, который бывший инквизитор пустил потом себе на штаны.

Они думали, что он мертв.

Эскельд выжил. Смог выбраться из мешка, из земли, и даже из безысходности своего нового положения беспомощного калеки.

Многое еще потом происходило с ним. Сейчас он обитал в Гигане и хотел только одного: отомстить Кошкину. Но тот никогда не покидал Гротеска. Со временем, теперь уже Накат, стал меньше думать о своей цели. Чтобы обеспечить себе достойное существование, он занялся тем же промыслом, что и в церковную бытность свою. Только теперь он ловил и распинал тех, за кого платили.

Деньги нужны были и для того, чтобы организовать агентурную сеть внутри Гротеска.

Когда с этим было покончено, Накату стоило послать своим людям внутри громады почтового голубя, и Кошкин отведал бы за ужином отравленных черепах, запеченных в панцире. Но Накат хотел сделать это сам. Только сам. Своими руками.

Сегодня, впервые за семь нерестов, он снова вспомнил о Первом. Накату было интересно, защитит ли божество своего личного адъютанта в мире смертных.

Скиу-скиу-скиу…

У него все было просчитано до последнего А в предсмертном крике Кошкина. Оплошать было нельзя. Только не сейчас. Только не после пяти нерестов ожидания. Ведь Кошкина совершенно невозможно было выманить из Гротеска обычными способами. На любые «внешние» мероприятия Патриарх посылал либо своего двойника, либо архиерея Дельфинова.

Но буквально неделю назад в Гигане сверкнуло удивительнейшее событие: впервые за много нерестов заговорил Сайский Оракул — довольно уродливое сооружение из оникса и дощечек с административными надписями. Империя Сай оставила его тут в качестве дара всем жителям Авторитета. Любой желающий мог за один медный профиль узнать у Оракула свое будущее. Но только свое. Просьбы на прогнозы знакомым и родственникам Оракул игнорировал.

Откровенно говоря, последние нерестов тридцать он игнорировал любые просьбы. Иногда, правда, непредсказуемо начиная бормотать что-то, но к кому именно Оракул обращался было неясно. Он упоминал животных, вроде рыб и львов, неких «стрельцов» и даже «козерогов». Ясно было, что живущие в нем силы…

— Зажвари пренка, — объяснил приглашенный сайский специалист, который прибыл с недавней торговой флотилией. — Бабины. Зажвари пренка. Починир. Orokana buta tairiku. Вы пратите двадцать золотых профирей..

После этого Оракул заговорил снова, но простой люд к нему больше не пускали. Автор приказал поставить вкруг него ограждение, чтобы плаксивая чернь не утомляла чуткий дар «Ба-бин» просьбами. Собственно, Оракула давно бы уже перетащили в Гротеск, если бы не суеверный ужас перед тем, что тогда он может замолчать навсегда.

Теперь к нему потихоньку, в условиях свирепствующей паранойи, совершали паломничество наиболее важные шестерни государственной машины Авторитета…

Вот, к примеру, Патриарх Кошкин, который по-прежнему следует Малахитовой улицей к площади Оракула. И не дует в ус.

А песик по-прежнему скулит и жалуется. Опасность настолько велика, что интеллект животного обострился. Понимая, что хозяин слишком увлечен грезами о печеных черепахах, песик соскочил с его теплых колен и подбежал к окну кареты. Встав на задние лапки, он подышал на стекло, а потом ткнулся в образовавшийся белесый налет носиком и нижней губой. Получившийся отпечаток напоминал человеческий череп с отставшей челюстью.

— Афь! — намекнул песик.

— Ты моя прррелесть! — мурлыкнул Кошкин, подгребая его к себе сухими костлявыми пальцами. — Нарисовал папочку?

«Пресвятой Пес Верный!» — мигнуло в сознании терьера, и он стал прикидывать кому в авторитете кроме повара Тэна Верховца, обожающего собачатину, может понадобиться крохотный и раздражающе бесполезный комок искалеченных волчьих генов.

Кроме шуток, рисунок песика действительно крайне напоминал еще и удивленного Кошкина. Его возраст исчислялся уже сотней с небольшим, но живительные препараты из редких зверей и нежелание проверять собственные догмы, помогали патриарху держаться прямо, как гребень возбужденных седловых игуан. Его любовница редко отдыхала.

Но, поверьте, завидовать ему сейчас не стоит.

Вокруг Оракула поскрипывал на ветру новенький дощатый забор. У входа дежурило несколько гвардейцев, которые уже знали о своей судьбе все в мельчайших подробностях, и от этого выглядели слегка скучающими и самую чуточку разочарованными.

Эскоркт Кошкина остановился. Всадники спешились и построились глухим квадратом, подняв над собой лист железа. В этот квадрат шмыгнул Кошкин. Солдаты короткими шажками двинулись вперед. Они спустились с пандуса, и зашли внутрь ограждения Оракула.

Ониксовая статуя по слухам изображала прекрасную и вечно молодую царицу гейш Эен. Эта девушка научилась восстанавливать свою девственность за два часа усердных медитаций, и была признана национальной героиней Империи Сай. Так это было или нет, но Кошкин обратился к ней просто:

— Эй ты, мерзкое языческое идолище, поведай мне о моем будущем. И сделай это так, чтобы мне понравилось.

Внутри ониксовой скорлупы что-то медленно завращалось. Статуя открыла глаза и… над пазом в нижней ее части загорелся огонек.

— Ах да, — спохватился Кошкин.

Он бросил в паз медяк.

— Ты… (ж-ж-ж-ж-клик) …юная дева… (ж-ж-ж-ж-клик) видишь Оракула, — проговорила статуя бесполым голосом. — Ты желаешь… (ж-ж-ж-ж-клик) узнать о суженном своем?

— Тупая глыба! — воскликнул Кошкин. — Я почтенный старец! И хочу узнать о том, прочно ли мое положение Патриарха. Что задумали мои враги и удастся ли им насолить мне? Отвечай, именем Первого!

— Он будет… (ж-ж-ж-ж-клик) статным шатеном с развитым плечевым поясом и белой седловой игуаной.

— Змей тебя раздери!

— У вас родиться… (ж-ж-ж-ж-клик) пять карет от лучших каретных мастерских Авторитета.

— Я прикажу наделать из тебя шахматных фигурок!

— Слушай, — сказала вдруг статуя мгновенно изменившимся голосом. Говорила молодая девушка. Судя по ее тону, ее только что отвлекли от крайне важного занятья. Возможно от сосредоточенной медитации. — Ты Константин Кошкин! Патриарх Церкви Зверя.

— Да! Наконец ты заработала…

— Заткнись! — рявкнула статуя.

Кошкин присел.

— Слушай меня, — продолжал Оракул. — Сейчас у тебя есть лишь один враг, которого действительно нужно бояться. Но вот что: он промахнется. Ты не погибнешь от его руки, да и все твои враги бессильны причинить тебе вред. Как бы то ни было… (ж-ж-ж-клик) вы будете жить долго и счастливо и умрете… (ж-ж-ж-ж-клик) трое сыновей.

Глаза статуи закрылись.

Кошкин некоторое время стоял неподвижно, а потом, сжав кулаки, сказал «да-а-змейдери». И поработал локтями.