Хорошим людям – доброе утро
(Рассказы и повести) - Железников Владимир Карпович - Страница 21

Вот почему я решил записать своих малышей в плавательный кружок. Кто знает, может быть, из них вырастут рекордсмены страны или даже мира. Это было бы, конечно, здорово.

Но не так-то все оказалось просто. Сначала нас не хотели пускать в бассейн. Там у них все по расписанию и по пропускам.

Малыши притихли, как мыши. А я долго спорил и кричал, что я вожатый, и что мы всем классом, и что мы не позволим срывать общественное мероприятие.

Наконец появился какой-то длинный мужчина в синем спортивном костюме и велел нас пропустить. Он нас провел в зал и приказал:

— Раздеться и выстроиться по росту!

Все, конечно, запищали и захихикали.

Тогда он сказал:

— Быстро. У меня нет времени.

Пришлось мне раздеться. Надо было показать пример, а то еще этот длинный разозлится и выгонит нас. Остался только в трусиках и майке.

— Майку тоже снять, — приказал длинный.

Следом за мной стали раздеваться ребята. Они стеснялись, конечно, но длинному их ни капельки не было жалко.

Когда я посмотрел на них, мне вдруг стало смешно. Они были смешно одеты. Мальчишки еще ничего. Мальчишки в черных трусах. А девочки были в цветных: голубых, розовых, желтых. Они сбились в стайку и что-то там чирикали. Настоящие страусята — худенькие, тоненькие. Ноги длиннющие, спичками. Как они на них ходят, непонятно.

Построились по росту. Я первый.

— Выходи из строя, — сказал длинный. — Староват для плавания.

Я чуть не упал от неожиданности. Сказать такое! Я уже хотел поговорить с ним более резко, но он повернулся ко мне и снова добавил:

— И грудная клетка узковата. — Он больно щелкнул меня пальцем по ключице.

У меня была куриная грудь. Это было мое несчастье. Но спортом-то я занимался. Еле-еле сдержался. Не хотелось заноситься при ребятах.

А тренер продолжал осмотр. Он измерял ребятам грудные клетки и, если они при этом хихикали от щекотки, свирепо смотрел на них. Ощупывал ноги и руки. А потом подвел к аппарату, которым измеряют объем легких. Для пловца большой объем легких — первое дело.

— Ну вот что, из всей вашей компании, — сказал тренер, — могу ваять эту девочку. — Он показал на Зину Босину.

— Почему? — спросил я.

— «Почему, почему»! Это мне судить. — Он повернулся к Зине. — Придешь на занятия в следующее воскресенье. Принесешь мыло, полотенце и купальный костюм.

— Да, — сказал я. — Неважно у вас поставлено дело.

— Почему — неважно? — спросил длинный.

Раньше он вроде меня и не замечал, а теперь-то заметил и сделал шаг в мою сторону.

— В Риме проиграли на Олимпийских, а когда приходят новенькие, так вы от ворот поворот.

Малыши быстро задвигались, собирая свои вещи. Они явно торопились уйти.

Но длинный ничего мне не ответил. А что скажешь, когда это чистейшая правда.

Теперь второклашки прибегали ко мне каждую перемену, а после уроков поджидали меня и провожали домой. Сашка прямо не знал, что ему делать.

— Долго ты будешь возиться с ними? — спросил он.

— Весь год. А потом на следующий год снова.

— В общем, до самой смерти?

— Не до смерти, а пока не закончу школу.

— Значит, конец нашей многолетней дружбе?

— Почему — конец? Они тебе не мешают. Они знаешь какие хорошие!

— Я сегодня подслушал, как твой Костиков говорил про тебя, — сказал Сашка. — Будто ты самый сильный среди нас и круглый отличник. Задачки, говорит, решает, как семечки лущит. Это тоже ты им рассказывал?

— Они меня идеализируют. Понял?

После этого разговора я спросил у мамы, почему меня так полюбили малыши.

— Просто ты добрый, — сказала мама. — А маленькие очень привязчивые и старших всегда любят.

Я ничего не ответил маме, но с этого дня каждый день стал заниматься зарядкой и аккуратно готовил уроки. Это оказалось совсем не так трудно. Главное было привыкнуть.

Я купил себе теннисный мячик и целыми днями мял его в кулаке — развивал мускулатуру рук. По-моему, я делал определенные успехи.

Я мечтал о том дне, когда стану настоящим атлетом. Вот тогда придет расплата. Тогда-то я поговорю с тем длинным из бассейна. Неизвестно, кто еще кого щелкнет пальцем по ключице.

Ольга Андреевна, разговаривая со мной, перестала поджимать губы и даже однажды сказала:

— Знаешь, Бока, ты определенно напоминаешь своей настойчивостью Игоря.

Это была высшая похвала, на какую я мог рассчитывать. Ольга Андреевна сравнила меня со своим сыном, с самим Игорем. И все же я ответил:

— Ольга Андреевна, я же просил вас не звать меня Боной.

— Ах, дорогой мой мальчик! Разве в имени дело. Моего мужа, который провоевал всю гражданскую, а в ату войну пошел в ополчение и погиб под Москвой, звали Минуткой. В детстве он не выговаривал буквы «ш» и вместо Мишутки называл себя Минуткой. А впрочем, если ты настаиваешь, я постараюсь не называть тебя Бокой.

Между тем приближался день маминого рождения, и пора было покупать подарок. У нас дома это серьезно. Не подарить маме подарок — значит подвести папу. Пришлось отправиться в магазин, хотя я ненавижу ходить по магазинам. Все толкаются, к прилавку не подойдешь. Сразу делается жарко, и уже ничего не хочется покупать.

По дороге в магазин я встретил Нину с каким-то высоким, худым мужчиной в очках.

— Боря! — крикнула Нина. — Боря!

Я остановился. Надо сказать, что я не знал, о чем говорить с этими малышами при родителях.

Мужчина посмотрел на меня. У него были толстые стекла в очках и глаз почти не было видно. Честно говоря, мне такие «очкарики» не очень нравились. Он был типичный доктор. Я предпочитал более мужественные профессии, но пришлось все же подойти.

— Папа, это наш Боря. Вожатый, — сказала Нина. — Он учится в шестом классе.

Она говорила обо мне так, точно я академик или народный артист. А этому доктору, может быть, на меня начхать.

Мужчина протянул руку и сказал:

— Очень приятно. Меня зовут Иннокентий Иннокентьевич.

Я ничего не ответил, а подумал, что на этом имени легко сломать язык.

— Мы идем в кино, — сказала Нина.

— Понятно, — ответил я. — Интересная картина?

— Интересная, — вмешался в разговор Иннокентий Иннокентьевич. — Пойдем с нами?

«А почему бы мне в самом деле не пойти в кино? — подумал я. — Попозже в магазинах будет меньше народу».

— Можно, — сказал я.

— Нина, купи Боре билет. — Иннокентий Иннокентьевич протянул ей монету в пятьдесят копеек.

— Нет, что вы, — сказал я и вынул из кармана два оставшихся папиных рубля. — Я сам привык платить за себя.

Иннокентий Иннокентьевич покраснел и сказал:

— Ну что ж, пожалуйста.

В фойе мы купили мороженого в стаканчиках. Я, конечно, опять на свои деньги. Сначала я не хотел покупать мороженого. Но неудобно смотреть им в рот, как они лижут это мороженое. А потом я побоялся, что этот доктор подумает, что я жадничаю. Купил себе любимое — клубничное. Потом пошли в зал.

Картина была неплохая, но, как только в зале погас свет, с меня сразу вся лихость слетела и я испугался, что истратил столько денег.

Да, в эти минуты досталось от меня очкастому Иннокентию Иннокентьевичу.

Недаром у меня всегда было какое-то недоверие к людям, которые носили очки с толстыми стеклами. Устроил мне номер, ничего не скажешь. Теперь папа будет говорить, что я ненадежный человек, что дело совсем не в подарке, а в том, что я не выполнил обещания. А Ольга Андреевна снова будет поджимать губы и укорять меня всякими отрывками из басен Крылова. Из кино мы вышли вместе.

— Хорошо. Грустно и хорошо, когда наступают последние осенние дни, — сказал Иннокентий Иннокентьевич.