Люций: Безупречный клинок (ЛП) - Сент-Мартин Йен - Страница 53

Хор заключенных, их пыл стал непредвиденным и тревожным событием для её слуг и визирей. Сама она никогда не показывала слабости, но разделяла их нарастающее беспокойство. Потому и решила изолировать Люция от своих висячих садов. Теперь он больше не будет купаться в славе, торжественно шествуя среди своих сородичей, подпитывая, свою, и без того огромную манию величия.

Люций висел, распятый на стене простой камеры, глубоко под ареной. Тиндрак стояла в дверях. Она не входила, словно его присутствие создавало какой–то невидимый барьер. Архонт бросила ядовитый взгляд на мечника и его вечную улыбку, её раскосые глаза сузились.

— Из твоего мерзкого братства, обреченного на смерть, — сказала Тиндрак, её слова шипели на готике из центра богато украшенного ворота, — тебя единственного, признаю, оказалось проблематично убить.

— Если бы только твои сородичи смогли сказать так же.

Тиндрак усмехнулась.

— Ты животное. Развлечение.

Она вошла в камеру, оставив в тени коридора своих инкубов-телохранителей:

— Толпу забавляет кровопролитие, которое ты обеспечиваешь, и они будут удивлены, когда прольется твоя кровь и ты умрешь. Для них ты не более, чем мимолетное увлечение. Так же, как и для меня.

Стилет выскочил из рукава эльдара и попал к ней в ладонь. Она рисовала им в воздухе хитрые узоры.

— Все мои чемпионы настойчиво требуют, чтобы тебе пустили кровь, — Тиндрак остановилась перед Люцием. Стилет блеснул в тусклом свете камеры, прежде чем она приставила острие к горлу Вечного.

— Интересно, возможно я должна разделаться с тобой здесь?

После минутного молчания от стен камеры эхом донеслись раскаты ревущего смеха. Слезы стекали по лицу Люция, когда от безумного ликования у него перехватило дыхание.

Жгучий удар Тиндрак заставил его голову повернуться в сторону. Вечный сплюнул кровь на пол, всё еще смеясь.

— А, теперь понял, — произнес Люций, успокоившись, — значит, ты действительно не знаешь, кто я. Неправда ли?

— Я достаточно знаю, — прорычала Тиндрак, — поверь в это, мон-кей. Ты умрешь здесь моим рабом ради мимолетного удовольствия.

Все признаки веселья исчезли с лица Вечного.

— Что ж, тогда поверь моим словам. Если тебе плевать останусь ли я в живых, то учти, что мертвым я понравлюсь тебе куда меньше.

III.VIII

Выбрать, кто из них умрет первым, было труднее всего. Широко открытые глаза, руки, скованные звенящими кандалами — первая жертва тщетно пыталась защититься. Мужчина панически закричал на языке, которого Диренк не понимал. Да и разве это имело значение? Если бы Диренку понадобилось, он с легкостью понял бы смысл криков.

Дрожь пробежала по руке от первого удара. Крик остановить ему не удалось, только усилить. Потребовалось еще три удара, прежде чем глухой звук тупого лезвия эхом отразился от стен башни.

Окровавленный мачете стал скользким в руке. Диренк окинул взглядом следующую жертву. Молодая девушка — она ещё совсем недавно была ребенком. В разуме Диренка воевали мысли, словно шквал волн холодной кислоты. Заколебавшись, он отшатнулся. И тут раб ощутил аромат, витавший в воздухе. Мускус. Экстаз обещал окутать его и унести подальше от этого места.

Вздрагивая, он вдохнул его в лёгкие. Вокруг всё исчезло и Диренк принялся танцевать. Девушка у его ног поднялась ему навстречу, её оковы таяли и превращались в изысканное платье из шелка, украшенного цветами. Диренк улыбнулся и взял её за руки. В помещении зазвучала музыка, достигающая высоких сводчатых опор огромного бального зала.

Сладостные разговоры и смех слились со струящимися мелодиями, и пары разодетых дворян сплелись друг с другом в традиционном организованном танце. Диренк ощутил мягкую ткань одежд на своей коже. Завиток каштановых волос упал на лицо девушки, когда та закружилась, разоблачая иллюзию, созданную её напудренным париком.

Музыка изменилась. Четкие и сдержанные ноты сменились зажигательной партитурой с нарастающим темпом. Диренк оттолкнул девушку и взял за руки аристократа. Смеясь, они закружились в танце. Раб менял партнеров снова и снова, музыка становилась всё громче и прекраснее.

Танец закончился под ликующие аплодисменты всех присутствующих. Слуга подал Диренку бутылку шампанского и это привлекло внимание людей с высокими хрустальными фужерами. Пробка вылетела из бутылки с брызгами золотистой пены, разбрызгивающейся на гостей под взрывы хохота. У Диренка закружилась голова — шампанское стекало с его подбородка.

Девушка неподалеку окликнула Диренка. Он посмотрел на неё и зажигательно улыбнулся в ответ. Остальные танцоры стояли друг напротив друга, взявшись за руки и образовали туннель из радостных лиц. Диренк рассмеялся, догоняя девушку, остановившуюся под шпилем из соединенных рук. Раб подкрался к ней, и, смеясь, повалил на полированный мраморный пол.

Танцоры рухнули вокруг них, перекатываясь и веселясь вдоволь. Вино и амасек разлились по полу, люди не обращали внимание на то, как жидкость пропитывает их наряды. Теплый, липкий воздух приправили экзотические ароматы. Диренк рассмеялся, игриво взмахнув тросточкой, которую ему передали, и рубанул ею по макушке девушки. Она прекратила улыбаться и с притворной болью рухнула к нему на колени. Её тело задрожало от сдавленного смеха.

Внезапная острая боль удивила Диренка и он сморгнул струйку вина, брызнувшую в глаз. Он смахнул вино пальцами, и окинул взглядом кровь, покрывающую их кончики. По его конечностям пронесся холодок.

Мягкий раскатистый смех окутал Диренка. Изысканные одеяния и элегантные платья завсегдатаев балов, потускнели и превратились в рваные лохмотья.

Стены задрожали, бесценные произведения искусства рухнули на пол и разбились, превратившись в купол башни.

Диренк в ужасе отшатнулся. Всё, что он теперь слышал — сдавленные рыдания и ровный грохот под полом, который быстро превратился в решетку из стали и тёмного железа.

Композитор снял шлем и посмотрел на хихикающего раба, сидящего на полу в самом центре кровавого месива. Вокруг него лежали тела сорока людей — мужчин и женщин, изрубленных на ровные кусочки. На коленях у смертного лежала молодая девушка. Она всё ещё дергалась в предсмертных конвульсиях. Мачете торчало из её черепа.

Колдун наслаждался этими криками. Он упивался животной паникой, охватившей рабов в шаге от смерти. Он понимал их язык и те сумасшедшие вещи, которые они выкрикивали своему обезумевшему убийце, проводя последние мгновения жизни. Они обещали невозможное в обмен на время.

Колдуну нравилось за этим наблюдать, но его любимый момент был впереди. Момент, когда реальность проявилась. Момент, когда Диренк прозрел.

Композитор прислушался. Сперва раба охватил шок, он неглубоко вдохнул, действие амброзии прекратилось. Диренк замахал руками и отшвырнул от себя труп девушки, после чего неуклюже плюхнулся на палубу. Мужчина заревел, задыхаясь от полного отчаяния. Он свернулся на полу, прижав колени к груди. Крики раба стали животными — мучительной панихидой ненависти и горя.

Для ушей Композитора это звучало, как самая сладкая музыка.

Теперь он ощутил, как нечто приближается к ним из кромешной тьмы. Присутствие кое-чего, холодного и древнего, приближающегося, идущего, подобно уставшему путнику, жмущемуся к огню в попытках согреться.

— Хватит, малыш, — прошептал Композитор. Он наклонился и взял лицо Диренка в свои ладони. Колдун нежно поцеловал раба в лоб, упиваясь разрядами тока, прокатившимися по его губам от вкуса невинной крови. — Ты отлично постарался.

Кларион отдала приказ держать курс прямо, насколько это было возможно в непроглядной тьме. Она слушала отчеты, поступившие от охотников-убийц. Во всяком случае от того, что он них осталось. Кровь мутантов лилась потоками, но корабль очистили, по крайней мере, до того состояния, что и раньше. В самых тёмных уголках ударного крейсера всегда жили демоны. По плоти девочки пробежал холодок. Кларион посмотрела на свою руку, удивляясь мурашкам, покалывающим кожу. Что бы там ни делала ведьма, это призвало нечто новое из тёмных глубин.