Сепультурум (ЛП) - Кайм Ник - Страница 17

— Ни звука больше, ничтожество. — Он яростно воззрился на Харату. Вопреки его поведению, в его глазах был виден страх. — Ты. Сделай что–нибудь.

Наемник кивнул и выпустил очередь флешетт по тянущимся к пробоине бледным, но преуспел лишь в том, что частично посек сетку. В рваные прорехи просунулись руки, обдирая с себя плоть до побуревших костей.

Моргравия наградила его уничтожающим взглядом, в ответ на который он принял максимально надменный вид.

— Не делай так больше, — предупредила она.

Харате хватило здравого смысла воздержаться от встречных выпадов.

Свободного места становилось все меньше: бледные начали напирать, и люди за барной стойкой отходили назад. Существа вели себя исступленно, одержимо, практически отчаянно. Что–то сделало их такими — чума, противоестественная или рукотворная. Моргравия чувствовала, что именно это ей наверняка и поручали предотвратить. Должно быть, создатели находились неподалеку: в Блекгейсте, а возможно даже и в Нижнем Стоке. Фрагменты скрытых воспоминаний начали понемногу заново обретать четкость, как будто завитки тумана медленно отступали перед светом.

Слишком медленно. Ничего из этого не будет иметь значения, если она не сумеет выбраться. Запертая в улье, преследуемая врагами, которых не знает и которым не способна эффективно противостоять… Фаркум был прав. У нее не было силы. Такой силы, которую она могла бы пустить в ход.

Клетка накренилась — еще несколько крепежных болтов вылетели из гнезд.

— Сейчас упадет… — предостерег Перегонщик, впервые по-настоящему проявив свое беспокойство по поводу их вероятной участи.

Повинуясь его тихой просьбе, Маклер в сопровождении сомелье удалилась в складское помещение. Следом за ней на испуганные вопли своего господина двинулся Харата.

Когда он проходил мимо Моргравии, та придержала его за руку.

— Отказываешься от боя?

Харата попытался спрятать испуг под маской презрения.

— Не будет никакого боя, — негромко произнес он и попытался пройти дальше, но она его не отпускала.

— Тогда тебе не понадобятся две пушки.

Он опустил взгляд на закинутый за плечо дробовик, ствол которого торчал сбоку, и без особого сопротивления отдал оружие.

— Забирай.

Она так и сделала, после чего отпустила его. Харата попятился прочь и скрылся в темноте вместе со своим господином.

— Я уже чувствую себя в большей безопасности, — заметил Перегонщик, и Моргравия скривилась.

Оставались только бармен и певица в черном, а также пара куртизанок и Перегонщик.

— Ее можно перенести? — указала Моргравия на певицу.

— Яна, моя жена… — проговорил бармен.

— Ее можно перенести?

Он покачал головой.

— Нога. Она ранена.

— Я останусь, — сказала одна из куртизанок. Моргравия заметила, что вторая неотрывно смотрит в темноту, и поняла, что та в шоке.

— Тогда не высовывайтесь и надейтесь, что они бросятся на нас.

Клетка снова прогнулась. Она тряслась, дергаясь туда-сюда, скрипя и перекашиваясь — тонкий металлический барьер между жизнью и кое-чем похуже смерти.

— Не знаю, как ты, — сказала она Перегонщику, — но я лучше умру стоя.

— Я бы предпочел вообще не умирать, — отозвался тот, — но раз уж этого нет в меню…

Бармен тоже встал. Он достал из потайной ниши или еще откуда–то увесистого вида булаву. Она выглядела служебной.

— Шокерная палица, — произнесла Моргравия, когда они втроем заняли свою позицию, стоя почти плечом к плечу и глядя, где клетка не выдержит раньше. — Ты был законником?

— Барак, — сказал бармен. — Я бывший надзиратель, — он кивнул на дробовик. — Это тоже с тех времен.

Моргравия печально улыбнулась ему.

— Да здравствует «Лекс».

Барак стукнул себя кулаком в грудь, отдавая старинный салют. Активированная шокерная палица вспыхнула, распространяя приглушенное свечение.

Перегонщик посмотрел на свой тычковый кинжал.

— Не стану отрицать, происходящее сейчас кажется мне серьезно неадекватным.

— Не бойся… — отозвалась Моргравия, глядя на орду толкающихся и тянущих руки бледных, — Император защищает.

Цветастое ругательство Перегонщика потонуло в шуме от прогибающейся и ломающейся клетки, и внутрь посыпалась мешанина тел.

Громко, как выстрел артиллерии, грохнул дробовик. Он дернулся у Моргравии в руках, отдача будто кулаком ударила в плечо. Из дула полыхнуло пламя, яркое, словно магниевая вспышка. Лица и тела разлетелись на части, превратившись в дымку и требуху. Что–то загорелось — волосы одного из бледных вспыхнули, он поджаривался в собственной мерзкой шкуре. Запах озона и жар усилились, когда Барак поджег еще одного. Его палица стояла на максимальном уровне разряда. Это был практически пылающий факел.

В промежутках между громовыми выстрелами дробовика Моргравия видела Перегонщика. Тот дрался за стеной тел, убивая с яростью гладиатора. Его лицо представляло собой кровавую маску.

Недостаточно, подумалось Моргравии. Бледные все прибывали, им не было конца. Недостаточно, ведь дробовик дослал в патронник последний заряд. Врукопашную их быстро сомнут. Чувства замедлились, финальные секунды растягивались, словно время размазалось по плоскости бытия. Звуки исказились, утратив отчетливость. Она почувствовала привкус крови и резкий запах фотохимии из какого–то другого места. Красный сон явился вновь, не заботясь о том, как неуместен сейчас. Колющая иголками боль взяла свое, и Моргравия упала, глядя между стропил, откуда спускалась паукообразная фигура, сверкающая серебряными клыками и изготовившаяся для убийства…

А затем сон овладел ей.

горячие клинки отделяют счищают препарируют органы свалены на столе щелканье стрекот инструменты опускаются кости подаются трещат ломаются вонь гари сращивание слияние сделана и разобрана металл и стержни и сухожилия и мышцы кожа горит холодно темно тепло светло пульсация машины гудение чириканье длинный звонок тянется как будто вечно стихает стихает бесконечно неразрывная петля два красных солнца нависают красное красное красное

Ее вернул назад проблеск серебра. Бар частично обрушился, решетку сорвали, и она уставилась во мрак сквозь ущелье из расколотой древесины. То, что она заметила, оказалось мечом. Его держала тень, тьма на фоне света. К первому присоединился второй. Два длинных изогнутых клинка, вылетающие с быстротой змеи, работающие в паре, косящие и пожинающие урожай. Они отсекали кисти и скальпы, отделяли ноги от тел. Пронзали, рубили и разрезали.

Хел во всех смыслах пришла за бледными, и это выглядело словно сама смерть.

Она прыгала как заведенная игрушка, но с грациозностью танцовщицы, совершая одновременно плавные и рубленые движения. Поворот на пятке, пируэт. Никто из бледных не мог даже прикоснуться к ней, но она шла сквозь их зловонные ряды, будто механическая молотилка, черная как ночь и смертоносная. Она перемещалась по полу, по стенам, по потолку, словно законы физики и гравитации были к ней неприменимы, полосуя и петляя. Ее мечи казались серебристыми молниями.

— Как всегда, опоздала, — простонала Моргравия и почувствовала, что ее онемевшей руки касается мягкая ладонь. Она обернулась и увидела одну из куртизанок, с бледным лицом, но розово-алыми тонами вокруг глаз. Моргравия отпустила ее, попробовала встать, пошатнулась, зарычала, что ей не нужна помощь, после чего со второй попытки поднялась на ноги.

Содранная с креплений решетка упала и болталась, будто сломанная челюсть. Придавленные тела лежали под ней и в ней, застряв при попытке пролезть сквозь сетку. Все они были неподвижны, расчлененные или обезглавленные.

Барак в изнеможении привалился к барной стойке.

Перегонщик вытирал свой тычковый кинжал о грязную штанину. В его глазах было дикое, отсутствующее выражение, и он не сразу встретился с Моргравией взглядом. Когда же это произошло, он просто уставился на нее. Кровь так забрызгала его лицо, что казалась боевой раскраской.

Живы были и остальные — певица в черном и вторая куртизанка, хотя та продолжала горбиться под стойкой, не отрывая глаз от теней. Моргравия задалась вопросом, много ли от нее осталось помимо внешней оболочки.