Не вернуться назад... - Кононенко Иван Владимирович - Страница 18

— Что ты имеешь в виду?

— Попытайся найти нужных людей. Побывай как-нибудь в воскресенье на этих хуторах. Предлог можно придумать: менять барахло на продукты, навестить родственников, да мало ли что. Из барахла я мог бы кое-что подбросить.

— Да-да, мало ли что. Легко сказать. Ладно, подумаем, иди, а то опоздаешь.

— Только будь осторожна. За это голову оторвут сразу.

— Буду, — сказала Лариса и чмокнула его в щеку.

Аркадий возвращался к себе в общежитие в приподнятом настроении и даже напевал себе под нос какой-то довоенный мотивчик.

Кто первый сказал, откуда появилась новость, никто не знал. С самого утра в горуправе между писарями, машинистками, курьерами и прочими мелкими служащими ходил слух о парашютистах.

Лариса впервые услышала об этом на лестничной площадке, когда несла бумаги на подпись Канюкову. Здесь обычно собирались курильщики, обсуждались новости. Элка, девица неопределенного возраста, с весьма поношенной физиономией и развязными манерами, дымя папиросой, взахлеб частила:

— Слыхали, девчонки, на днях захватили двух?

— Где?

— Не знаю, где-то за городом, в лесу…

— И что с ними?

— Долго допрашивали. Говорят, страшно били, чуть живыми отвезли в тюрьму…

Весь день Лариса была сама не своя. Парашютисты, почему-то казалось ей, обязательно девушки, все время стояли перед глазами. Вот она видит, как во двор, где находилась полиция, въезжает полицейский фургон и останавливается с тыльной стороны дома, у входа. Из машины выталкивают двух молоденьких девушек, почти подростков. Они оглядываются по сторонам, пытаясь понять, куда попали и что с ними будет дальше. К ним подходят полицаи, толкают в спины прикладами и волокут в подвал…

За время работы в горуправе Лариса многое повидала, а наслышалась еще больше. В полицию круглые сутки привозили в крытых грузовиках и приводили арестованных группами и в одиночку, выводили обратно еле живых, избитых, изуродованных и отправляли в тюрьму или сразу за город, на бывшее стрельбище или в противотанковый ров. Там по ночам трещали автоматные очереди, раздавались стоны и крики о помощи.

Этот день показался таким длинным, что она не могла дождаться конца. Как назло, появилась срочная работа, и пришлось задержаться почти на полтора часа. Но домой ее тоже не очень тянуло. Что там дома? Одно и тоже. Скучная серая жизнь. Ей захотелось пройтись мимо института, просто погулять по улице, подышать воздухом. Снег поскрипывал под ногами, в воздухе плавали снежинки, хотелось поймать их и подержать на ладони. Она медленно шла по знакомой со школьных лет улице, останавливалась у афишных тумб, но не могла сосредоточиться, чтобы вникнуть хоть в одно из многочисленных объявлений и запретов, напечатанных на двух языках.

— Ой, кто это? — Лариса вздрогнула и попыталась освободиться от державших ее сзади за голову чьих-то рук.

— Здравствуй, Лариска. — Галя повернула ее к себе, стиснула в объятиях. — Пошли в кино, показывают «Девушку моей мечты». — Лариса только сейчас заметила, что находится около кинотеатра. Недавно оккупанты стали там крутить фильмы. У входа топтались немногочисленные зрители в ожидании сеанса.

— Что ты! Какое кино! Не могу. Ты же знаешь, что дома у меня куча дел.

— Тогда я тебя провожу. — Они прошли мимо входа в парк, пересекли площадь и свернули в боковую улицу, что вела к их школе. От школы остались только закопченные стены. Все сгорело, потолок обвалился. При наступлении фашисты разбомбили и подожгли старинное здание, а в сквере устроили кладбище для своих солдат. За забором, между деревьями, торчали ровные ряды крестов.

— Пойдем отсюда, — сказала Лариса, — не могу спокойно смотреть… — Девушки ускорили шаг и свернули за угол.

— С тобой хочет встретиться один парень, — неожиданно сказала Галя.

— Какой еще парень?

— Обожди. Ты его должна знать: он учился в нашей школе. Иван Очерет, интересный такой.

— Ну и что? Я-то ему зачем?

— Ему нужно помочь, прописать и все прочее.

— А почему он не в армии? Откуда он взялся?

— Что ты сегодня такая? Что да откуда?

— Но ты ж не договариваешь, темнишь что-то. — Некоторое время они шли молча. — Не обижайся, Галка, у меня сегодня был тяжелый день. Говори, что там у тебя.

Галя посмотрела по сторонам и, хотя никого поблизости не было, перешла на шепот:

— Этого никто не должен знать, кроме нас. Он в армии. Недавно прибыл сюда с заданием. Парашютист, десантник, понимаешь? В их группе было пять человек, но один погиб, парашют не раскрылся, двоих — девушку-радистку и парня — схватили полицаи. Командир группы скрывается в лесу, а Очерет сейчас у кого-то в городе.

— Ты его хорошо знаешь? Веришь ему?

— Конечно! Стала бы я просить за первого встречного.

— Надеюсь, ты хоть понимаешь, что это значит и что это не так просто сделать?

— Все я понимаю, и тебя хотела просить, чтобы ты была осторожна, — вздохнула Галя. — Но это нужно. — Лариса тоже задумалась.

— А что он собирается делать в городе, если не секрет?

— У них есть рация, спрятали в лесу. Вот все, что я знаю. Он очень просил помочь, и я ему верю.

— Тогда так. Со мной ему встречаться не за чем. Пусть, передаст через тебя свой документ или что там у него. И того, что там, в лесу. Подумаем, может быть, удастся что-нибудь сделать.

Они так увлеклись, что не заметили, как подошли к дому Ларисы, и Галя, чтобы успеть до комендантского часа, заторопилась. В этот вечер она не попала на фильм «Девушка моей мечты».

Павел Данилович выглядел старше своих тридцати двух лет. Даже в мирное время, а сейчас в крестьянском тулупе и шапке-ушанке, да еще с бородой и усами, правда, аккуратно подстриженными, мог сойти за мужика весьма почтенного возраста. Выше среднего роста, худощавый, с глубоко посаженными глазами и мохнатыми бровями, немногословный, он производил впечатление человека сухого и строгого. На самом же деле был он мягким, добродушным и открытым для людей.

Восемь лет назад Павел Данилович окончил исторический факультет университета и три года преподавал историю в средней школе, той самой, что стояла сейчас в развалинах с обрушившимися потолками, затем его перевели на преподавательскую работу в институт. Вскоре, а точнее в тридцать девятом, в связи с осложнением обстановки призвали его в армию, дали в петлицы по «шпале», звезду на рукав и присвоили воинское звание «старший политрук». А в начале декабря он прибыл на Карельский перешеек в качестве замполита батальона пограничников и сразу же — в дело, позже принимал самое непосредственное участие в прорыве «линии Маннергейма», где был тяжело ранен. Возвратился домой после госпиталя летом сорокового с пустым рукавом и орденом Красного Знамени. В институте начались каникулы, нашлась для фронтовика-орденоносца семейная путевка, и он с женой и сынишкой провел месяц в Сочи, на берегу Черного моря.

В сентябре начались занятия, и Павел Данилович с головой ушел в институтские дела. Избрали его членом партбюро института. В делах и заботах пролетел предвоенный год. Приближавшиеся каникулы на семейном совете единогласно решили провести у матери Павла Даниловича, бабушки Ани, в родных Мацковцах, большом старинном селе, раскинувшемся под горой на берегу Сулы. Но каникулы упредила война…

В начале июля Павла Даниловича вызвали в райком партии.

— Павел Данилович, — сказал секретарь райкома, — мы тут посоветовались и решили предложить тебе одно дело.

— Ну что ж, любое дело, товарищ секретарь, для меня подходит, только было бы оно связано с тем, чтобы активно участвовать в борьбе с фашистами, — ответил в тон секретарю Павел Данилович, смекнув сразу, о чем идет речь. Секретарь посмотрел внимательно и продолжал:

— А ты не поспишай поперед батька… Знаю, что тебе любое дело по плечу, но, сам понимаешь…

— Рука? Так, значит, на пенсию, на печку. Не пойдет! Официально заявляю, товарищ секретарь, только активное, подчеркиваю, активное участие и не меньше. — Сказано это было в спокойном тоне, и постороннему человеку могло бы показаться в этом тоне немалая порция юмора. Павел Данилович и секретарь давно знали и понимали друг друга с полуслова. — Прошу на пустой рукав не обращать внимания. Я уже наловчился орудовать одной, так что вполне годен к строевой.