Перун
(Лесной роман. Совр. орф.) - Наживин Иван Федорович - Страница 35

— Ну, идем… — решительно сказал он, взяв внука за руку. — Попробуем….

— А чего, дедушка?

— Экий ты любопытный, братец!.. Увидишь, подожди…

Забрав последний номер «Русских Ведомостей» с неснятой еще серой бандеролькой, — Марья Семеновна не читала теперь газет, некогда было ей заниматься пустяками: она мариновала грибы, и доваривала варенье из яблоков, — и только что начатую баночку с гуммиарабиком, дед с внуком пошли к Петро и заказали ему тут же выстрогать несколько лучин поаккуратнее и надрать мочала.

— Дедушка, а что это будет? — приставал Ваня. — А, дедушка?

Но дедушка не слыхал его: он вспоминал, как делается путля, и не мог вспомнить. Но помнил, что это самое важное.

— Что? — рассеянно отвечал он. — Ах, братец, погоди и без тебя ум за разум заходит…

На тенистой терраске, затканной нежным розовым и лиловым вьюнком, где в тени дремал могучий Рэкс, дед разложил на столе «Русские Ведомости», отрезал от них сколько было нужно, наложил на бумагу, как полагается, густо смазанные клеем лучинки и, выставив сделанный щиток на солнышко, взялся налаживать хвост.

— А ты чем канючить, беги к Марье Семеновне, — сказал он внуку, — и попроси у нее суровых ниток, да побольше… Я знаю, у нее их много… Но только побольше, смотри…

Взволнованный ожиданием, ребенок убежал и скоро на террасу явилась сама Марья Семеновна, немножко недовольная: она не любила, когда у нее спрашивали из ее запасов чего-нибудь сразу много.

— На что вам нитки понадобились? — спросила она, останавливаясь в дверях.

— А вот мы змей хотим с Иваном Сергеевичем запустить… — отвечал занятый Иван Степанович.

— А как он оборвется да унесет нитки?

— У нас не оборвется… — рассеянно говорил Иван Степанович. — У нас, брат, на-совесть, крепко…

Марья Семеновна недовольно помолчала, постояла, ушла и скоро вернулась с крошечным клубочком ниток.

— Да это курам на смех! — возмутился Иван Степанович. — Нет, уж вы будьте добры, Марья Семеновна, отпустите нам ниточек по совести…

— А оборвется?

— У нас не оборвется… Будьте спокойны…

Марья Семеновна поколебалась и подала большой клубок, который она прятала за спиной.

— Вот это так, это дело… Но только вы уж оставьте нам и тот, маленький…

— Еще чего вам?! — возмутилась Марья Семеновна. — Мне надо мешки под картошку чинить…

— Да ведь кы сегодня же возвратим вам все с благодарностью….

— Да, возвратите… А если оборвется?

— Говорю вам: не оборвется…

Но Марья Семеновна не уступила и ушла.

Щиток между тем уже высох на солнышке, Иван Степанович приладил к нему длинный и тонкий хвост и, как только взглянул он на скрещенные лучинки, так вся тайна путли разом стала ясна ему. Он торопливо дрожащими руками завязал, где было нужно, нитки и змей был готов. Воробей Васька, чирикая на карнизе, внимательно смотрел на все эти приготовления: он был чрезвычайно любопытен.

— А теперь пойдем на лужайку, друг мой… — сказал дед, осторожно вынося свое произведение с террасы и оглядывая небо.

Ветерок был не сильный, но ровный… Но некоторое сомнение все же тревожило старика: так ли все он сделал? Полетит ли? Если бы змей его не полетел, авторское самолюбие его пострадало бы, может быть, не меньше, чем, бывало, при чтении какой-нибудь кислой рецензии на его книгу.

— Ну, а теперь, братец ты мой, надо опять идти на поклон к Петро… — сказал он, стоя весь залитый солнцем, посредине луга, со змеем в руках. — Я бегать уж не мастер, а ты, пожалуй, с делом не справишься…

Весь разгоревшийся от нетерпения, Ваня с криком «Петро! Петро!.. Скорее!..» полетел к службам и скоро улыбающийся Петро уже держался за длинную нитку, Ваня набожно, с испуганным, ожидающим лицом поднял над головой змее, а Иван Степанович отдавал последние распоряжения.

— Ну… — торжественно поднял он руку вверх.

— Раз… два… три!

Ваня отпустил щиток, Петро, громыхая сапогами, бросился вперед и змей красиво и плавно поплыл вверх. Иван Степанович заволновался.

— Стой! Стой, Петро!.. — крикнул он. — Так… Не спускай нитку, — погоди, он вышины наберет… Постой я сам….

Торопливо подошел он к Петро, ревниво взял у него из рук нитку и стал постепенно отпускать ее. Вверху ветер оказался посвежее и змей, весело покачиваясь из стороны в сторону, одновременно и отдалялся, и поднимался, приятно натягивая нитку и унося ввысь, к опаловым, тающим облакам и конец строгой передовицы по финансовым делам, и телеграммы, и два столбца фельетона, не говоря уже об объявлениях. Ласточки, куры, индейки, голуби, полагая что это какой-то новый, еще незнакомый враг, тревожно заметались по двору. Воробей Васька — хотя он своими глазами видел изготовление змее, — тоже чрезвычайно тревожился: он вертелся по карнизам и кричал: «жив… жив… жив…», но видно было, что душа его уходит в пятки…. Ваня, присев от восторга, пронзительно визжал, а на крыльце, улыбаясь, стояла Марья Семеновна и Дуняша с сияющим медным тазом в руке. Торжество было полное, тем более значительное, что оно было несколько неожиданно.

— Дедушка, дай же мне подержать!.. — ныл Ваня.

— Погоди, братец мой… — отвечал дед, приятно испытывая напряжение нитки, точь-в-точь, как это было полвека назад… — Успеешь… И смотри, не упусти, а то нам Марья Семеновна такого перцу за нитки задаст, что не возрадуешься… На, держи… Да крепче!

Ваня восхищенными глазами смотрел на новое чудо жизни, возникшее из несложной комбинации «Русских Ведомостей», лучины, клее и мочал, но еще более восхищен он был, когда дедушка, вспомнив и это, послал змею по упругой дуге нитки первого беленького «посланника». Но тут Марья Семеновна настойчиво позвала обедать: она неаккуратности не допускала. И, когда все трое уселись за стол и Иван Степанович, выпив обычную рюмку холодной водки, закусил маринованным грибком, Марья Семеновна простодушно спросила:

— Ну, как свежие грибки-то? Ничего?

— Великолепны… весело отвечал Иван.

— Великолепны — весело отвечал Иван Степанович, все еще переживая свое торжество со змеем. — Лучше и желать грех…

— А вы говорите: Лисьи Горы… — сказала Марья Семеновна, довольная. — А это все с моих мест, с ближних… Какие же они трухлявые?

— Позвольте! Я не говорил «трухлявые»… — живо возразил Иван Степанович. — Не говорил! Я говорил, что там, на горах, гриб боровой, крепкий, а здесь низинный, слабый, — кто же этого не знает?! А что эти замечательны, не спорю… Я даже по этому поводу еще рюмочку выпью…

Марья Семеновна, довольная, не стала спорить. Она радовалась удачным грибам и жалела, что мало только намариновала их. Ну, да впереди еще много их будет. В самом деле, можно будет и на «Лисьи Горы» еще съездить…

После обеда Ваня сразу ринулся к змею, оставленному под охраной Петро, Марья Семеновна стала тут же, около мальчика, примащиваться варить яблочное варенье, Сергей Иванович ушел к себе дописывать свою статью для «Вестника Лесоводства» — что-то не ладилась она! — а Иван Степанович прилег отдохнуть. В три часа, оставив свое варенье, — а какое оно выходило! — Марья Семеновна начала, как обычно, усиленно передвигать стулья в передней и ронять нечаянно щетку с полки. Иван Степанович умылся, выпил наскоро два стакана чаю, с помощью Марьи Семеновны облачился в свои охотничьи доспехи и, взяв своего старого Франкотта, вышел на крыльцо, где его ждал уже совсем готовый сын с «Гленкаром» и Гаврила с «Краном» и «Стопом». Собаки, увидев старого хозяина, засеменили ногами, стали нервно и громко зевать, а «Стоп» сердито залаял, что все идет так медленно. «Рэкс» стоял на террасе и печально смотрел на эти сборы. Знакомая штука! Сейчас начнется беснование этих вертлявых собачонок по грязному болоту, неприятный треск выстрелов и опять беснование — придумают же такую чепуху! И, вздохнув, «Рэкс» печально побрел на свой половичек, покружился, лег, почавкал губами и закрыл глаза…

Охотники, приятно возбужденные, веселые, спустились к реке и на своей пахнущей смолой лодке поехали на ту сторону. Собаки от нетерпения дрожали мелкой дрожью и глаза их уже загорелись зеленым огнем. А над задумчивой лесной рекой сиял золотой августовский день и яркими свечечками горели вдали над зубчатой стеной леса кресты монастыря. Лодка тупо ткнулась в мокрый песок.