Твоя на десять дней (СИ) - Старр Матильда - Страница 4

Правда, это было давно. Сто тысяч лет тому назад. Давно и недолго. Накатили боль и горечь, горло перехватило спазмом, стало трудно дышать.

Так. Стоп. Что-то я совсем расклеилась. И все из-за внезапной встречи. Ничего. Я сильная, я справлюсь. Справилась же один раз? Второй раз будет уже легче. Тем более, что еще одна встреча нам вряд ли грозит, а эту я как-нибудь переживу. Все плохое, что могло случиться, пожалуй, уже случилось. Теперь меня уже ничем не удивишь. Загоню все воспоминания в самый дальний уголок сознания, где им самое место. И запру. Замурую, заварю. Чтобы больше никогда не вырвались на свободу. И пойду вперед, не оглядываясь.

Но почему-то я оглянулась. И долго смотрела им вслед.

Домой я пришла далеко за полночь. Тихонько открыла дверь своим ключом, толкнула ее и застыла на пороге: в гостиной горел свет. Что-то случилось?!

Я осторожно заглянула в приоткрытую дверь и с облегчением выдохнула. Все в порядке. Хотя было очень поздно, мама сидела за столом и пила чай на травах.

– Почему ты не спишь? – на ходу спросила я, и обняв ее за худенькие плечи, ткнулась холодными губами в теплую мягкую щеку. Такую родную щеку… Внутри привычно колыхнулась острая жалость. Мама, мама… Как она сдала после смерти отца и всего, что случилось позже. – Доктор сказал, тебе надо больше отдыхать.

– Только и делаю, что отдыхаю, – проворчала мама. И было в этом ворчании что-то от нее прежней: веселой, спортивной, ухоженной, постоянно пропадавшей где-то «с девчонками», как она называла своих подруг. – Вот и решила тебя дождаться.

– Вот, дождалась, – весело кивнула я и снова поцеловала. – Пойдем теперь спать?

Мама немного помолчала и тихонько вздохнула.

– Весь день сердце не на месте было… – она обеспокоенно заглянула мне в глаза: – У тебя все в порядке, Дженни?

– Конечно, в порядке. Я же на работе!

Я мысленно обругала себя за то, что не рванула домой сразу же. Прогуливалась. В одиночестве мне побыть захотелось. А мама тут места себе не находила.

– Ты много работаешь… – мамин голос дрогнул. – А я ничем не могу тебе помочь…

– Ты замерзла, и поэтому говоришь глупости… – Я прижалась щекой к ее щеке. – Сейчас принесу плед.

Я выскользнула за дверь и оттуда крикнула:

– А работаю много потому, что мне там нравится! Очень нравится. У нас замечательные ребята и девчонки! Знаешь, что Маргарет сегодня учудила? Мы все так хохотали…

Я схватила плед и пошла обратно, лихорадочно соображая, что же такого могла учудить Маргарет, что «мы так хохотали». Потому что если кто сегодня и «чудил», то уж точно не Маргарет. А я. Это был мой бенефис. Но мама любила слушать мои рассказы «про работу», и я этим вероломно пользовалась, когда хотела ее отвлечь. Сейчас, похоже, прием не сработал: она сидела в той же позе, в которой я ее оставила.

Я накинула плед ей на плечи, подоткнула его и добавила в чашку горячего чая.

– Ну что, лучше? Сейчас согреешься…

– Завтра будут результаты анализов… – ровно выговорила мама, сглотнула и зябко обхватила ладонями теплую чашку. – Что-то мне страшно.

– А все это потому, что кто-то, вместо того чтобы спать по ночам, чаи подозрительные распивает. С травкой! Вот мысли дурные в голову и лезут! – бодрым голосом сказала я. – Сейчас я принесу тебе твои капли, ты выпьешь их и ляжешь в кровать. А утром мы пойдём к врачу, и он скажет нам, что всё отлично и замечательно. Потому что иначе и быть не может.

Я говорила твёрдо и уверенно. И очень боялась, что за моей уверенностью мама разгадает страх. Дикий, парализующий страх, что всё будет не так уж и хорошо. Выматывающий душу страх потерять последнего своего близкого человека...

***

Не люблю клиники. Не любила их с детства. Нет, конечно, у нас был семейный доктор. Добродушный улыбчивый мистер Харгрейвс, который появлялся в доме, когда кто-то болел. Так что в клинике мне довелось побывать лишь дважды. Первый раз, когда я сильно расшиблась, свалившись с велосипеда. А второй раз с мамой. Тот, второй раз остался в моем детском сознании невнятным смазанным калейдоскопом разрозненных воспоминаний… Сирена скорой, мчащейся сквозь распластанный надвое поток машин, вцепившиеся в руль руки отца, безжалостный яркий свет приемного покоя. Суета врачей, белое лицо мамы с искусанными губами, бег за каталкой, что увозила ее по длинному коридору, закрывшаяся перед нами с отцом дверь. И долгие, бесконечные часы ожидания, наполненные надеждой и страхом, пропитанные тем особым запахом, что присущ только клиникам. Любым. Богатым, бедным… Запах лекарств, стерильной чистоты и отчаяния. Никогда раньше не видела я отца таким растерянным и беспомощным. Это пугало до дрожи, до ужаса, холодом плескавшегося внутри, приковывающего к скользкому стулу. А потом усталый доктор и слова: «С вашей женой все хорошо. Но она не сможет больше иметь детей».

Помнится, тогда я себе по-детски уверенно пообещала, что никогда больше даже близко не подойду к клинике. Ни за что. Как будто это зависело от меня.

Увы, пришлось.

Мама осталась ждать за дверью. А я слушала то, что говорил доктор Стивенс, и никак не могла до конца осознать сказанное, уложить в голове.

– Диагноз невесёлый, понимаю, – кивнул он.

– Но мы же с этим можем справиться, да? – с надеждой спросила я.

– Да. Но необходима операция. Потом долгое лечение. А возможно, еще одна операция. Ваша страховка этого не покроет…

Ясно. Для операции нужны деньги. Большие деньги, которых у нас нет.

Перед дверью я немного задержалась, глубоко вдохнула, выдохнула, нацепила на лицо бодрую улыбку и вышла из кабинета. Мама сидела вытянувшись в струнку на самом краешке кресла, будто боялась в нем потеряться. Маленькая, хрупкая… Прямая спина, в губах ни кровинки. А глаза… В них не было жизни. Словно диагноз стал приговором и уже был приведен в исполнение. Горло свирепо сдавило, внутри все сжалось в ледяной ком страха. Полоснуло щемящей нежностью и… невольным восхищением. Моя истинная леди, ни звуком, ни жестом не выдающая того ада, что сейчас творился у нее внутри.

Я достану чертовы деньги. Чего бы мне это ни стоило. Умру, но достану!

– Ну! Я же говорила, что все будет хорошо! – весело заявила я, приближаясь к маме, – Конечно, анализы не идеальные, но ничего страшного нет, – я обняла ее за окаменевшие от напряжения плечи. – Доктор сказал, что тебе сделают операцию, и будешь как новенькая.

– Правда? Ты ведь не стала бы меня обманывать?

– Правда. Пойдем домой! А то в ресторан опоздаю.

Рабочий день прошел как в тумане, а ночь я провела, бродя по сайтам в интернете, выискивая клиники, лечебные программы – любую информацию.

И по этой информации выходило, что маме действительно ещё можно было помочь. Лечение, успешно проверенное и обкатанное, существовало: операция, стационар в клинике, а потом реабилитация. Когда я подсчитала, во что оно все выльется, то разрыдалась. Да, спасение есть, оно возможно и близко. Вот только не по карману. Даже при моих неплохих заработках в дорогом ресторане, такую огромную сумму я смогу накопить хорошо если года за два. И то при условии, что почти ничего не буду тратить. Но у нас нет двух лет. Если лечение не начать прямо сейчас… У нас нет даже года. Это врач сказал мне определённо.

Бессонная ночь с рыданиями, подсчётами, поисками других вариантов, снова подсчётами и снова рыданиями, подошла к концу. К утру я приняла решение.

Мне нужно, просто необходимо занять деньги. Но у кого?

После того как отец умер и выяснилось, что у нас ничего не осталось, пришлось продать дом, все мало-мальски ценные вещи и сменить район, поселившись в небольшой съемной квартире. Количество папиных состоятельных друзей сразу резко пошло на убыль. Да и какие то были друзья? Так, компаньоны, партнеры по бизнесу, нужные люди. Бизнес закончился, и они закончились тоже. Еще имелись соседи, с которыми приятно устроить барбекю и беззаботно провести вечер. Когда мы съехали, они тоже исчезли за горизонтом. Что же касается маминых подруг… Некоторые из ее «девчонок» вдруг резко перестали бывать дома, когда она звонила. С другими мама порвала связь сама, не желая натыкаться на оскорбительную жалость.