Условный переход (Дело интуиционистов) - Дегтярев Максим Владимирович - Страница 28

Когда Ларсон хочет возразить, он может скрипнуть чем угодно. Скрипнуть стулом, на котором сидишь, это понятно, но однажды он умудрился скрипнуть креслом, в котором сидел вице-губернатор Фаона, и у Шефа не возникло и тени сомнения, что скрипел именно Ларсон, хотя эксперт стоял в метре от вице-губернатора. Сейчас Ларсон расположился в кресле, которое несмотря на возраст не скрипит по определению: у него обивка из вельвета и замши, она не издает звуков, а только молча протирается.

— Вы, — сказал Ларсон, — неявно предположили, что слежку за Вельяминовой заказала Борисова. Но доказательств этому я пока не вижу.

Я напомнил:

— Она нагадала мне «колесо Фортуны», которое транслировали в момент убийства. Думаешь, это случайно?

— Сколько раз мне гадали на картах таро, столько раз среди прочих карт выпадало «колесо Фортуны». Гадалки всегда подсовывают эту карту, чтобы настроить клиента на оптимистический лад.

— А бородач с гвоздем?

— С резцом, Федр, всего лишь с резцом… Кто тебе сказал, что это гвоздь? Впрочем, вам виднее… — Ларсон перехватил мой взгляд в сторону Шефа. Тот поинтересовался:

— Ты считаешь, что Изида не замешана?

— Смотря в чем. Кроме мистических карт, у нее есть вполне посюсторонняя связь с Крабом и Ленивцем — их сконструировал ее муж, Игорь Борисов. Мы установили, что убийцами роботов сделал специальным образом подготовленный нейросимулятор. Но кто его подготовил? Очевидно, что Борисов готовил роботов не только для уборки кафе и квартир, он конструировал роботов для своего «Дум-клуба», а чем там заняты роботы? Убийством. Условным, конечно, но роботам-то разница неизвестна. Вложи им в клешни бластер вместо маркера, вот вам и труп, а то и несколько. Что, если нейросимуляторы Краба и Ленивца были предназначены для роботов из клуба? Мы не знаем, как устроены нейросимуляторы клубных роботов. Возможно, их заполняют всеми навыками еще до монтажа в корпус будущего робота. После смерти Борисова эти нейросимуляторы по ошибке попали в основной сборочный цех. И бытовые роботы начали убивать. Изначально смертоносные, так сказать, кибермозги не были предназначены для бытовых роботов, поэтому у них возник конфликт с программами, которыми заполнили роботов после сборки. Этот конфликт привел к логическим ошибкам, мы их как раз сегодня обсуждали с Федром. Кажется, я всему дал объяснение… — Ларсон откинулся на спинку кресла и обвел нас усталым, но самодовольным взглядом.

— Ты ходил с роботами в рукопашную? — спросил Шеф у меня.

— До этого, к сожалению, не дошло. Противник сдался раньше времени, а то было бы интересно понаблюдать…

— Еще понаблюдаем, — хмыкнул Шеф. — Яна, тебе задание: залезь в сеть фаонского «Роботроникса» и разберись, как у них построено производство. Проследи путь нейросимуляторов от конструкторского бюро до магазина. Если «смертельных» нейросимуляторов было изготовлено больше двух, то куда могли попасть укомплектованные ими роботы? Когда прибудет Гроссман, мы решим, подключать ли к расследованию местное руководство концерна. Ты, Хью, изложи свою точку зрения Гроссману, посмотрим, что он на это ответит. Федр…

— Да, Шеф?

— Сходи к Изиде и попроси у нее почитать тот словарь, который она тебе показывала — тот, что в бумажном переплете.

— Зачем он вам, вы, конечно, не скажете. Но не мешает придумать какое-то объяснение для Изиды. Без уважительной причины она его не даст — он антикварный, стоит кучу денег.

— Если не даст, то укради.

Ларсон и Яна захихикали.

— Я сказал что-то смешное? — возмутился Шеф. — Впрочем, поступим по-другому. Возможно, после поправки, которую я собираюсь внести в задание для Федра, оно уже не будет казаться таким смешным. Так вот, Изиде о словаре — ни слова, прошу прощения за каламбур… Воровать не надо, только пересними страницы.

— Шеф, помилуйте, их штук восемьсот…

— Ладно, пересними десять первых и десять последних. Снимки покажешь Вельяминовой. Попросишь ее достать мне точно такой же словарь — абсолютно идентичный, из того же самого тиража.

— И сколько мы готовы за него выложить?

Судя по тому, что проволочка была скручена в кольцо, Шеф настроился получить словарь задаром.

— Новая поправка, — сказал он угрюмо, — пусть достанет фотокопию. Не цифровую, а именно фото. Уяснил?

— Так точно.

— Все свободны!

Каждый наслаждается свободой по-своему. Я, например, до вечера консультировался с коллегами из наружного наблюдения по поводу того, когда удобнее сходить к Изиде, — так, чтобы, во-первых, не застать ее дома, во-вторых, не разбудить сигнализацию и, в-третьих, не быть замеченным соседями. Еще я узнавал, насколько опасны кошки, когда их держат вместо сторожевых собак. Мне хотелось выкроить побольше времени, чтобы прогнуться перед Шефом и переснять все восемьсот страниц.

Перед уходом домой я заглянул к Яне. По экрану ее компьютера ползли колонки цифр. Дожидаясь конца вычислений, девушка читала какой-то глянцевый журнал.

— Как успехи? — спросил я.

Яна оторвала глаза от журнала, посмотрела на меня задумчиво, затем перевела взгляд на экран.

— Странно все это, — сказала она и перевернула страницу.

— Не взламывается сеть?

— Час, как взломала. Это их баланс, — кивнула она на экран.

— Не сходится? — снова попытался угадать я.

— Не проверяла. Я в бухгалтерии ничего не смыслю.

Пробежав глазами страницу, Яна отложила журнал и взяла следующий — их у нее была целая стопка. Никогда раньше не замечал, чтобы Яна собирала стопки журналов с кинодивами на обложках.

— Тогда что в нем странного?

— Не в нем. В Олли Брайте. Два года назад он попал в крупный скандал из-за одной старлетки. Девице не было и восемнадцати. По слухам, Брайту пришлось здорово раскошелиться, чтобы замять дело. Теперь посмотри снимок на пятой странице, — Яна подала мне журнал, который она отложила.

На снимке красовался Олли Брайт в смокинге с бабочкой, рядом с ним стояла тоненькая девушка в вечернем платье. Брайт приобнимал девушку за талию, оба держали бокалы, при беглой оценке — с драй-мартини. Я взглянул на дату на обложке. Ноябрь прошлого года, полтора месяца назад.

— Вечеринка по поводу какой-то очередной кинопремии, — пояснила Яна. — Сколько, по-твоему, этой девушке лет?

— Пятнадцать, — предположил я.

Яна резко выхватила журнал из моих рук.

— Ну, это ты загнул! Минимум — семнадцать.

— Пускай хоть сто семнадцать. Мы же не дело об удочерении расследуем.

— При чем здесь удочерение? У Брайта вполне определенный вкус касательно женщин. Ему нравятся молоденькие, а Изиде сколько?

— Сорок один.

— И ты хочешь сказать, что они любовники?

— Но они встречаются у нее дома. Не в карты же они играют.

— На твоем месте, я бы выяснила, во что они на самом деле играют. Но они не любовники, это точно.

— Вот ты бы ему понравилась, — сказал я («покидая Янин кабинет», — можно было бы добавить, если бы я сумел войти туда целиком).

— Увы, — вздохнула Яна, — мне уже двадцать пять.

— Выглядишь на шестнадцать.

На мой взгляд, так оно и есть, но Яна, если бы речь шла не о ней, накинула бы еще пару-тройку лет.

11

В службе наружного наблюдения у нас работает некто Рогов. Когда ему поручают проникнуть в запертое помещение и забрать оттуда какую-нибудь вещь, он, проделав работу, отчитывается тремя словами: «вошел», «забрал», «вышел». Потому что он никогда не роняет вазы с сушеной икебаной. Слава богу, ваза осталось цела, но стебли трока перепутались, и битых полчаса я составлял их в прежнем порядке. Для образца я использовал вторую вазу, стоявшую в другом конце холла — я помнил, что букеты были относительно схожи. Сравнивая букеты, я ходил туда-сюда раз десять, — и в этом сказалось мое благоразумие, ибо рискни я перенести вторую вазу к первой, я бы как пить дать ее разбил, потому что под ногами постоянно путалась одна из кошек — черная или белая, я не рассмотрел. Как однажды оговорился Ларсон, ночью все кошки — мышки. Впрочем, было только шесть вечера. Верхний свет я не включал, пользуясь принесенным с собой фонарем. Изида в это время находилась у себя в клубе, Рогов сторожил ее у входа. Закончив с вазами, я, наконец, добрался до словаря. Это был «Словарь русского языка» Ожегова, изданный в 1988 году. Учитывая, что мне еще предстояло убрать осыпавшуюся с букета пыль и замести — в буквальном смысле — следы, я переснял только двадцать страниц — десять первых и десять последних — так, как велел Шеф. Затем вернулся к вазе и вытер кое-как пол. Тут я вдруг подумал, а не отыщется ли какого-нибудь Паганини, который вычислит меня, как Моцарт — Филби? И я впервые в жизни решил подставить вместо себя невиновное гражданское лицо. Я достал пузырек с валерьянкой и подманил кошек к вазе. Самой настойчивой оказалась черная Гекки — она-то и поплатилась. Взяв Гекки за шкирку, я провел ее пушистым боком по остаткам мусора. В награду она получила дозу валерьянки. Из любви к животным я дал немного и Софи.