Моролинги - Дегтярев Максим Владимирович - Страница 59

Я мог бы спросить, откуда она знала, что ее найдет инспектор…

— Вкусно? — спросила она.

— Как все ворованное, — прожевав кусок копченой осетрины, ответил я. — Спасибо!

— Не за что, благодари Катю. Я же говорила — она хорошая. Вот повару от нее достанется…

Рунд и Виттенгер грызлись, кто из них главней. Не придя к единому мнению по этому вопросу, они взялись обсуждать другой: когда Виттенгер сможет увезти Бенедикта на Фаон. Инспектор настаивал, что полетит прямо завтра, Рунд отвечал, что и послезавтра — еще не поздно.

— А ночью корабли летают? — инспектор задал вопрос, которой постеснялся бы задать и ребенок.

— Летают, — ответил Рунд и с ехидцей добавил: — Подсвечивают дорогу прожектором и летят…

Брубер, пока был трезв, спорил с Цансом о том, что делать с моролингами. Опьянев, начал рассказывать анекдоты, до тошноты интеллектуальные.

— Я тут на днях узнал один прелюбопытнейший факт, — говорил он хихикая. — Вы, господин Цанс, конечно, не раз обращали внимание, что роденовский Мыслитель держит локоть правой руки на левом колене. Крайне неудобная поза, поверьте, я пробовал, но не буду говорить, где… Ха-ха. Думаете, почему он сидит именно так, а не иначе… Все дело в том, что изначально Роден планировал, что Мыслитель будет сидеть положив левую ногу на правую, тогда правый локоть, естественно, окажется на левой ноге. Но потом Роден решил, что такая поза слишком легкомысленна и велел натурщику опустить ногу, но что б тот переставил руку, сказать забыл. Вот так оно и вышло…

— Уже можно смеяться? — поинтересовался серьезный Цанс.

— А все смеются, разве вы не заметили? — огрызнулся Брубер.

Смеялись только Шишка и Вейлинг.

— Между прочим у нас тут присутствует один большой специалист по статуям, — со значением сказал Виттенгер и оглянулся на Бенедикта. Шишка перестала смеяться.

— Эй, оставь-ка икру, — крикнул я Вейлингу.

Он демонстративно отвернулся. Почему-то именно в это мгновение в гостиной наступила тишина.

— Замечательная история! — секунд пять спустя нарушила тишину Шишка. — Господа, я придумала, давайте каждый расскажет какую-нибудь историю. Лучше — настоящую, но чтобы она выглядела как выдумка. Или наоборот… Впрочем, кто как хочет. Обсуждать истории не будем — так легче для рассказчика. Вот господин писатель нас уже насмешил. Кто будет следующим?

— Вы предложили, вам и быть… — резонно заметил Цанс.

— Хорошо, но потом — вы.

Шишка поискала глазами, где б ей встать. Подошла к журнальному столику в середине холла.

— Я стих расскажу! — сообщила она публике. Мы зааплодировали.

— Там полировка, — Катя предупредила Шишкино желание встать на столик.

Приподняв ногу, Шишка посмотрела на ребристую подошву своего правого ботинка, потом зачем-то проверила и левый. На стол не полезла.

— Вот, слушайте… — сказала она и задекламировала:

Они заходят не спеша,

Садятся в круг и, не дыша,

Внимают ветру и огню,

Осенним страхам и дождю…

Здесь Шишка примолкла, но глядя на ее лицо, казалось, что она продолжает читать про себя. Пропустив примерно строфу, она закончила совсем загадочно:

Мне их не видно, им — меня,

Мы днем ждем ночи, ночью — дня,

Так будет год, затем — покой:

Я стану ими, они — мной.

Она поклонилась. Мы снова зааплодировали. Брубер, хлопавший громче всех, покрикивал «браво-браво».

— Кем же вы станете, Шишка? — спросил он, когда умолкли аплодисменты.

— Стих был про моролингов, — ответила Шишка, тушуясь. Она отошла к окну и села на пол, скрестив ноги. — Профессор, ваша очередь!

— Неужели моя? — излишне бодро уточнил Цанс. — Полагаю, от меня тоже ждут что-нибудь о моролингах…

— Не надо, профессор. О моролингах расскажу я!

В первое мгновение никто не понял, кто это сказал.

Говорил Бенедикт.

— Опять прорезался, — ухмыльнулся Виттенгер. — Валяй, рассказывай. — И, спохватившись: — Погоди, это случайно не чистосердечное признание? Надо записать…

— Нет, инспектор. это не признание, — огорчил инспектора Бенедикт и ни с того, ни с сего спросил: — Прием пищи все закончили?

— Вы собираетесь рассказать нам что-то неудобоваримое? — прозорливо предположил Брубер.

— В определенном смысле — да. История, точнее, первобытный миф, который я собираюсь рассказать вам, не входит в разряд застольных. Я реконструировал его по записям Спенсера и еще по нескольким источникам. Как вы, наверное, поняли, миф сочинили моролинги. Сочинили его в те времена, когда они еще не назвались моролингами. Иными словами, миф принадлежит индейцам-кивара из клана шелеста листвы. Но европейцы услышали его от кивара-муравьедов, поэтому в отношении данного мифа установление авторства является отдельной проблемой, весьма непростой. Например, Спенсер считает, что…

— Бенедикт, вы тянете время, — сказал Рунд тоном экзаменатора.

— Разумеется, тяну, — не растерялся тот. — Должен же я припомнить все детали. Ладно, на ходу сообразим. Итак, случилось это в давние-давние времена, когда Земля была еще совсем молода, как и люди, заселявшие ее в то далекое время. Ветер, в частности тот, из-за которого шелестела листва, тоже был молод, поэтому часто путал север с югом, а запад — с Луной. И вот, однажды, когда он снова потерял дорогу, его занесло на Луну, где жили демоны. Вместе с собою ветер занес на Луну множество земных запахов, незнакомых демонам. Например, запах пива из клубней маниока. Пива, как вы понимаете, у демонов не было. Занес он еще много разных земных запахов, и среди них был тот, который заставил демонов позабыть об их демонских делах, собрать вещи и полететь туда, откуда прилетел ветер, то есть — на Землю. Демоны спустились на Землю и пошли на запах. Шли они шли и пришли в одну деревню, где жили индейцы. Мужчин в деревни на тот момент не было — они ушли на охоту. Женщины, дожидаясь мужчин, терли крахмал из сердцевины пальмы, чтобы испечь лепешки как раз к приходу своих мужей.

Надо сказать, что демоны никогда не видели настоящих женщин, и вот почему. Великая Праматерь, породившая всех людей, сначала породила демонов. Их родилось десять штук, они были злы, капризны и неблагодарны, и Великой Праматери они не понравились. Поэтому она сослала их на Луну, а только потом породила людей, то есть мужчин и женщин. Демоны несколько раз пытались сами создать себе женщин. Они лепили их из лунного песка, который на Луне в изобилии. Женщины получались не слишком красивыми и очень недолговечными, поэтому мы сейчас видим на Луне столько кратеров…

— Одну секунду, — прервал рассказчика Цанс. — Бенедикт, если вы собираетесь включить эту легенду в вашу диссертацию, то у оппонентов обязательно возникнут вопросы. Во-первых, откуда индейцы узнали про кратеры. Я полагаю, это поздняя вставка — вполне в духе Спенсера, и вам не следует ее оставлять, как оригинальную. Во-вторых, что за женщин лепили демоны из лунного песка, если они никогда женщин не видели. В-третьих, почему от женщин, какими бы они не были, должны остаться кратеры?

Бенедикт вежливо кивнул своему научному руководителю, как бы соглашаясь с его доводами, кашлянул и ответил:

— Отвечу по порядку. Сначала о кратерах. Разумеется, индейцы не называли кратеры кратерами. Остатки демонских женщин они назвали «сумайи-гломаватло-чебуге-акубуге», то есть нечто «пятнисто-кроглое-на-круглом». Если это не кратеры, то я не Бенедикт, и мы не на Ауре. Разнообразие кратеров наводит на мысль, что демоны пробовали лепить женщин самых разных размеров и форм — это ответ на второй и третий вопросы.

Едва он закончил, как вступил Брубер:

— Не понимаю, почему вы сказали, что ваша легенда не из разряда застольных, — сказал он, раскуривая сигару. — Мы выпили, закусили, самое время поговорить о женщинах. Шишка вы не против?

Шишка взмолилась:

— Дайте Бенедикту дорассказать! Хоть про демонов, хоть про женщин, но пусть говорит он, а не вы.