Любимчик Судьбы - Маркелов Олег Владимирович - Страница 21

По телу начала подниматься граница теплого биораствора. Вскоре раствор привычно скрыл плавающего в нём человека. Пугающая несколько месяцев назад процедура теперь даже доставляла определенное удовольствие – слишком редко курсантам удавалось вот так поваляться тридцать минут в теплой расслабляющей «ванне», позволяя себе думать о чем угодно, а главное, абсолютно ничего не делать. Вернее, понятие «слишком редко» не вполне отвечало действительности – последняя ванна у тех, кто вообще пользовался ванной, была все в тех же месяцах позади, на гражданке.

Вскоре привычно появились мышечные сокращения и жжение. Теперь они уже не чувствовались так резко, как в первые процедуры. Жжение достигло своего привычного максимума, но, к удивлению Майкла, не спало, а продолжало нарастать. Вскоре жжение превратилось в боль, охватывающую все тело. Никсон чувствовал себя так. словно с него живьем сдирали всю кожу. Непроизвольно Майкл начал считать оставшееся до конца процедуры время, скрипя зубами, чтобы не начать колотить в крышку саркофага. И тут его ждала еще одна неприятная новость. Когда время процедуры должно было уже закончиться, боль не ушла и крышка не открылась. Успокаивало только одно – боль перестала усиливаться, застыв на одном болевом уровне. К тому же начались сильные судороги, буквально скручивающие все тело, и Майклу стало совершенно не до счета. Он бился в конвульсиях, чувствуя, что еще чуть-чуть – и он просто потеряет сознание. Если бы не впившиеся в мундштук зубы, он бы уже орал, захлебываясь биораствором.

Боль ушла внезапно, позволив Майклу безвольно повиснуть в биорастворе, не ощущая ничего и ни о чем не думая. Он даже не понял, что раствор уже ушел из саркофага, а крышка скользнула в сторону.

– Смотри-ка, и правда живой. А я-то подумал, что тебя в слив унесет, как кашу, – склонился над Никсоном сисадмин в бежевом комбинезоне, а потом, скользнув взглядом по туловищу Майкла, вытаращил глаза. – Ну ни фига себе! Это же надо!

Майкл ухватился за края саркофага, желая подняться, и замер, так же как и техник изумленно таращась на свои руки. И было от чего. Он никогда не жаловался ни на природные данные, ни на то, чего добился сам в тренажерных залах. Но сейчас его руки выглядели точно так, как у рисованного героя какого-нибудь комикса, – они бугрились жуткими узлами огромных мускулов, кажущихся совершенно нечеловеческими.

– С днем рождения, Майк, – раздался рядом довольный голос Ралфа. – Это и есть мой подарок. Надеюсь, тебе понравится.

Никсон одним движением выпрыгнул из саркофага, не веря своим глазам и ощущениям.

– Ты сейчас не очень козли, – посоветовал Филби. – Я хоть все и просчитал, но твоему организму надо будет пообвыкнуться с новой мышечной массой. Тебе гимнастикой бы неплохо сейчас позаниматься.

– Я своим глазам не верю! – вопил сисадмин, танцуя вокруг саркофага какие-то шаманские танцы, не в состоянии успокоиться. – Слушай, Ралф, у меня контракт скоро кончается. Я собираюсь домой сваливать. Ты можешь меня сделать таким же?

– Нет, Ник, – покачал головой Филби, тоже со всех сторон осматривая друга. – Здесь несколько причин, с которыми ничего поделать нельзя. У Майкла я только незначительно превысил допустимый предел приращивания мышечной массы. Он ведь и до этой процедуры имел мышцы – дай бог каждому. К тому же я его, если помнишь, давно и серьезно готовил, добавляя в программы разделы трансформации сердечно-сосудистой системы, легких и прочего. Особое внимание уделял костному скелету. А сегодня просто самый заметный штрих. Ты можешь стать таким, но тебе понадобится как минимум около года. Да и захочешь ли ты становиться таким... таким... уродом. Это не для гражданки надо, это надо тому, кто из себя боевую машину сделать хочет.

– Не слишком ли мы им многое позволяем? – ворчливо, словно старый брюзга, спросил полковник, занимающий в Первой дивизии должность командира разведывательного батальона. – Учиняют самосуд, занимаются рукоприкладством, потрошат системы корабля... А если в один прекрасный момент их действия нанесут непоправимый вред хотя бы имуществу Вооруженных сил Федерации? Тем более не стоит забывать о том, что сейчас Федерация переживает не самый лучший период в отношениях с потенциальными противниками.

– Если нанесут, то мы немедленно накажем их по всей строгости закона и устава, – возразил капитан разведки совершенно спокойным, если не сказать безразличным тоном. – Силовое воздействие было абсолютно адекватным. Самосуд... Так таких подонков гнать из армии поганой метлой надо. Аза содействие в этом грамоты выдавать. А то, что они так деятельны и не остаются в рамках программы обучения... Мы ведь их и курируем, чтобы себе забрать. А какие разведчики из тупых, трусливых и абсолютно законопослушных солдат?

– Ну-ну. Тебя послушать, они совсем святыми получаются, – не сдавался брюзга. – А если они таким же образом будут относиться к ставящимся командирами задачам? Что тогда делать будем?

– Если вы имеете в виду изобретательность и творческий подход к выполнению задач, нестандартные решения и тому подобное, то всегда только поощрять, – улыбнулся капитан. – А если речь идет о неподчинении и срыву операций вследствие пренебрежения или неоправданной самодеятельности, то я также не вижу проблем. Способов борьбы с таким явлением множество, от примитивного перевода в части тылового обеспечения до максимального наказания ликвидацией. Кому, как не вам, знать все эти вопросы лучше всех нас.

– Тебе виднее, – потерял интерес к этому вопросу полковник, пропустив мимо ушей дерзкие слова подчиненного. – Тебе потом придется отвечать за их кренделя.

– Ну вряд ли меня будут корить за их поведение. Тем более что по нашим правилам им предстоит начать свою службу в забытых Богом гарнизонах Новых Колоний. Так что, сэр, поверьте, я, как и всегда раньше, отобрал для нашего ведомства лучшее из имеющегося.

– Ну что ж, рядовой, – восстановив дыхание после жесткого приземления на ковер и поднявшись, проворчал лейтенант Барков. – Насколько я понимаю, наши с тобой занятия завершены.

– Сэр! Я не понял, сэр, – испугался Майкл, думая, что чистой победой над инструктором по рукопашному бою в этом последнем спарринге разозлил офицера. – Я прошу прощения, сэр!

– За что, рядовой Никсон? – усмехнулся Барков. – За то, что ты стал сильнее? Глупости. Это большая удача для инструктора, если его ученик становится лучше его. Особенно когда прогресс так очевиден. Просто мне больше нечего тебе дать. Но ты в любое время можешь приходить сюда тренироваться. Я всегда буду рад тебе помочь...

– Черт тебя возьми, Ралф, – сетовал Майкл, дожидаясь своей очереди к установке трансформации. – Знал бы ты, как это больно.

– А что ты хочешь, друг? – привычно возразил Филби. – Мы уже не раз говорили с тобой об этом. Я больше не трогаю твои мускулы...

– Еще только не хватало, – фыркнул Никсон, представив, в кого бы он превратился, вздумай Ралф провести ещё один сеанс наращивания, подобный тому подарку на день рождения. – Мне и без того сержант хозотдела предупреждение сделал, когда форму нового размера выдавал.

– Не переживай, – успокоил Филби друга, хотя сам действительно не представлял, что тот ощущает во время его экспериментов с программой трансформатора. – У меня все четко рассчитано. Ни на миг больше, чем ты можешь выдержать.

– Чем могу выдержать? – нахмурился Майкл, у которого вдруг возникло желание запихнуть друга в саркофаг и дать на своей собственной шкуре прочувствовать всё то, чему он подвергается ежедневно в последнее время. – Да я от твоего подарка едва не загнулся.

– Едва – это как раз то, что ты смог выдержать, – парировал тот, поднимая руку в останавливающем жесте. – Не капризничай. Я ведь тебе уже объяснял. Я укрепляю твой костный скелет. Это главное сейчас. Немного работаю над органами, сосудистой системой. Ты разве не помнишь поговорку – где тонко, там и рвется. Или еще – система сильна ровно на столько, на сколько сильна ее самая слабая составляющая. Вот я и не хочу, чтобы ты потом вдруг обнаружил, что есть у тебя в организме это самое «тонко». Пока у нас осталось немного времени, я должен десять раз все перепроверить и постараться создать запас прочности для тех ресурсов, которые ты получаешь. Терпи, брат. Тяжело в учении, легко в бою. Так говорил один великий русский воин в далеком прошлом.