Синто. Дневник не героя (СИ) - Пушкарёва Любовь - Страница 12

— Удивляться? Чему? — он развернулся ко мне.

— Откуда эта сила в вас берется и куда уходит.

Он понимающе кивнул и посмотрел на меня, как обычно смотрят при знакомстве, пытаясь определить, что за человек перед тобой, похоже, что только сейчас он увидел меня.

— И что думаете вы? — поинтересовался он.

— Я думаю, вы боитесь управлять этой силой, боитесь, что подчинившись вам, она уменьшится, и уже не будет так ранить и завоевывать. Вы больше всего боитесь, что ваш талант превратится в обыденность.

— Как странно встретить человека, который тебя понимает… — сказал он сам себе.

— Я вас понимаю, Алекс, но не одобряю. Вы, тем, что вы почти не играете, подрезаете крылья таланту, вы душите музыку, не даете ей света признания.

— Мне не перед кем играть — сказал он оскорблено.

— Вот как… — теперь оскорбилась я, да что он о себе думает, кандидат в пациенты психлечебницы.

— Не обижайтесь, я не имел в виду вас, я говорю о гостях Дома…

Я б могла ему высказать, что не в его силах меня обидеть, но вместо этого сказала.

— Вы хотите сказать, что среди стольких людей не находится никого, кто бы понимал музыку и мог сопереживать? Мне не верится.

— Может и находится, — он опять вскинулся, — но я не могу играть, только потому, что этого от меня ждут. Я не музшкатулка с кнопкой. Я не могу подстраиваться под чьи-то прихоти как… — он осекся, поняв, что наговорил лишнего.

— Как кто? Как Эфенди? — я разозлилась. Уж кто бы попрекал донжана его профессией, но только не неудачник-музыкант, живущий за его счет. Я встала, развернулась и молча пошла к дому, надеюсь, этому уроду и моральному и физическому хватит ума не попадаться мне на глаза.

Когда я зашла в дом, то услышала голос Эфенди, он о чем-то договаривался, войдя в комнату, я засмотрелась на него. Черные брюки из м-замши, не липнут к коже но обрисовывают все что надо, все синто такие носят они очень удобные, я сама в таких, только светлых и более облегающих. Белая свободная рубашка с широким воротником — дань моде на восемнадцатый век дополетной эпохи — и широкий темно-зеленый шелковый пояс, подчеркивали его стройность, а высокий рост не давал широким плечам утяжелить фигуру. Мужчина, от вида которого у меня улучшается настроение, и скорей всего, не только у меня.

— Я вспомнил, что бронировал лошадь на сегодня, — пока я медитировала глядя на него, он успел закончить разговор.

— Давай, попробуй… Не получится — ничего страшного, — добавил он лукаво.

Я улыбнулась на его подначку. Психолог дипломированный: мне нужны сильные впечатления чтобы вытеснить мысли о прошлой ночи, а сидя дома я их не получу. Что ж не спорю нужны.

— Когда?

— Прямо сейчас…Только Алекса надо предупредить.

— Не волнуйся, я попрошу Эзру, чтоб он о нем позаботился.

Эфенди накинул длинный жилет из той же черной м-замши, а я переставила цвет армкамзола на темно-зеленый, как его пояс.

На семейном флаере мы добрались до ипподрома за полчаса, и я действительно получила массу впечатлений, причем сразу. Увидев прекрасных лошадей — тонконогих и нервных, будто что-то вырывалось из них, не давая находиться в покое, мне подумалось, что Эфенди с его габаритами на них явно не будет смотреться. Когда привели нашего коня я не могла глаз ответсти, он оказался огромным, огромным но не тяжеловесным. Черный со светлой гривой, широкой грудью, длинными ногами и очень умными глазами.

— Вороной, — заворковал, иного слова не подберу Эфенди, — хороший, заждался? — продолжал он, гладя ему морду. — А вот познакомься, это Ара-Лин, покатаешь ее, она еще не умеет ездить.

Не шучу, конь покосился на него с видом «кого ты мне тут подсовываешь», Эфенди продолжил ворковать, уговаривая его. По каким-то ему видимым признакам, он определил, что этот Вороной готов принять меня в седло. Только я не была уверена, что хочу туда, но отступать — стыдно. Когда я садилась, мы с Вороным насторожено косились друг на друга.

— Да, легковата ты для него… Но ничего, он очень умный и спокойный, так даже лучше чем на спринтере…

Глава 6

Потом мне рассказали, как привставать, куда придавить, на что опираться, что такое поводья и зачем они нужны и прочее. И только-только я начала приходить в себя и обвыкаться, как Вороной пустился галопом. Я не свалилась, все-таки я воспитывалась не где-нибудь, а у Синоби, и чтоб я упала, нужно что-то посерьезнее бегущего коня. Проскакав по ровной местности и не слыша криков на спине, зверюга решил, что надо усложнить задачу и направился к препятствиям, мои попытки им управлять он игнорировал. К первому препятствию, которое было почти с меня ростом, он подошел размерено и четко я поняла, что он будет его брать, бросила поводья, рассудив что только помешаю ему и вцепилась в гриву. Когда мы взлетели, я инстинктивно подалась в нужную сторону, и приземлились мы благополучно, но обрадоваться мне не дали. Вороной уже направился к следующему, о поводьях я даже не вспоминала. Не помню сколько мы взяли препятствий, но уже на четвертом меня охватила эйфория, хотелось взлетать и падать вместе с конем, свалиться с него я уже не боялась. Когда мы подъехали к Эфенди у меня рот, наверное, был до ушей. Эфенди же был рассержен, на Вороного, он его вычитывал как балованного ребенка. Я не выдержала.

— Эфенди, ты ему еще пригрози не дать свою фамилию, тогда он точно поймет, что не надо малознакомых девушек носить по препятствиям, — тот смутился.

— Ну, он же умный, ты же видишь, — я рассмеялась и спрыгнула с седла.

— Да, очень умный, — я ласково погладила хитрющую морду. — Я теперь понимаю, что значит «отпустить вожжи»…Мне очень понравилось, спасибо тебе, вам обоим, огромное. Покажите теперь, на что вы способны.

Эти двое только этого и ждали. Эфенди действительно был хорошим наездником, они были единым целым. Я была счастлива, счастлива сидеть на оградке из двух жердей и смотреть на самое прекрасное в мире зрелище — у влюбленности есть свои плюсы.

Круг с препятствиями завершился, и Эфенди и Вороной не спеша, гордясь собой, приближались ко мне. Они поравнялись с тремя, молодыми людьми, на спринтерах, и до меня донеслось:

— Хорошо устроился, донжан…, кататься на лошади пока маленькая дурочка тратит на тебя деньги, — прозвучало с презрением и похабно.

Мир потерял краски, стал очень резким и контрастным — таково для меня состояние боевого транса. Я нажала запись на «душе» и спрыгнула с заборчика. Я подходила, Эфенди молча смотрел на того, кто это сказал. Правильно, ему нечего ответить. Я подходила, Эфенди на своем высоком коне, просто вынул из седла этого, сказавшего, тот что-то хотел ему ответить или сделать, но я уже подошла, я стою в шаге от него.

— Маленькая дурочка… — увы, я должна дать ему возможность рассмотреть мою «душу» и извиниться, на нем «души» нет. Его конь отходит, его отводят, правильно, незачем биться под ногами у животных. Черноглазый брюнет на рыжем коне, обеспокоено смотрит на мою «душу». Этот смотрит мне в лицо и ухмыляясь говорит.

— Да уж не большая… — переносит вес тела на одну ногу… Вот… Он лежит лицом в землю рука заломлена, раздается хруст следом за ним крик. Чего кричать… не позвоночник же сломала. Я ухожу, за спиной раздается сдавленное.

— Ах ты…

— Заткнись, — как удар хлыста, это черноглазый, и тот перестает даже дышать, от удивления, наверное.

Прохожу мимо Эфенди, лицо у него спокойно, руки сжимают поводья.

— Еще круг? — интересуюсь я. Он молча кивает и они с Вороным уносятся, я возвращаюсь на заборчик. Всё.

Всё постепенно окрашивается в цвета, звуки не столь громки и четки. Я слежу глазами за Эфенди, но на самом деле боковым зрением наблюдаю за тройкой.

Черноглазый направился ко мне.

— Прошу прощения за этот инцидент, леди, — голос вежлив и почтителен.

Я перевала на него взгляд и теперь увидела его лицо целиком, красивое породистое лицо аристократа, посмотрела на его «душу» — черная оправа, как и у меня, означает первый ранг, оправа, ощетинившаяся как злая звезда — род военных. А вот камень, опять же как мой, половинчатый, половина прозрачна половина нет, военная разведка что ли, в довершение, две полосы на ленте — наследник рода.