Экспресс следует в Будапешт
(Приключенческая повесть) - Квин Лев Израилевич - Страница 23

— Значит, этот… как его?.. все-таки отказался. Нет, красные совершенно неисправимы! — возмутился генерал. — Надеюсь, он получит по заслугам. У вас этот… как его?.. Уоткинс! О нем идет слава, как о чудесном хирурге.

Генерал отрывисто захохотал. Однако, он остроумен. Какая чудесная шутка! Не забыть бы вечером рассказать Дженни.

Но Мерфи не был склонен к шуткам.

— Вот об Уоткинсе я и хотел бы поговорить с вами, генерал, — деловито произнес он.

— Что такое? — удивился Кли.

— Его надо немедленно отправить в Штаты. Были попытки не выполнить мое приказание. Вы понимаете, что это означает?

Генерал пожал плечами. Ничего страшного нет. При нынешнем состоянии воинской дисциплины от подчиненных можно ожидать чего угодно. Что Мерфи так взъелся на бедного Уоткинса? Действительно — бульдог.

Мерфи угадал ход мыслей генерала. «Вот я тебе покажу сейчас, какой я бульдог, — злорадно подумал он. — Хочешь — не хочешь, а придется тебе поступить так, как я желаю».

— В нашей системе нет ничего хуже неповиновения, генерал. Уоткинсу вручена по сути дела бесконтрольная власть над многими заключенными. Такая власть сильно пьянит. Одна только поблажка, и Уоткинс может пойти по пути преждевременного устранения еще нужных нам лиц. Поэтому я настоятельно прошу вас помочь мне подобрать нового начальника тюрьмы. А заодно нужно обновить и весь состав охраны. Они связаны с Уоткинсом одной веревочкой и никого другого, кроме него, не признают… Это очень серьезно, генерал, и я снимаю с себя всякую ответственность за возможные последствия…

— Ладно, если вы так настаиваете, я на днях пришлю к вам полковника Уиллоу, и вы с ним договоритесь о подробностях.

Генерал встал, давая понять, что разговор окончен. Настойчивость Мерфи выводила его из себя.

Но Мерфи не обратил никакого вниманий на прозрачный намек.

— Я попросил бы вас, дорогой генерал, не откладывать это дело ни на один день. Может быть, вы можете сейчас вызвать к себе Уиллоу? Мы бы вместе быстро договорились… Поверьте моему опыту, — доверительно добавил он, — Уоткинса и всю команду нужно немедленно заменить. Мы с вами можем иметь из-за них крупные неприятности.

Ничто так не действовало на генерала Кли, как упоминание о возможных неприятностях. Поэтому он тотчас же отдал распоряжение разыскать полковника Уиллоу.

ГУППЕРТ ИСЧЕЗ!

Майор Ковач принадлежал к числу людей, которые ни при каких обстоятельствах не принимают поспешных решений. Таким знали Ласло Ковача в молодые годы его товарищи по работе на заводе «Вейсманфред» в Чепеле. Таким знали его члены заводской коммунистической ячейки, которой он руководил в тяжелые годы подполья. Таким знали Ласло Ковача заключенные барака номер 76 гитлеровского лагеря смерти в Маутхаузене. И многие, которым приходилось с ним встречаться, надолго запоминали спокойного, рассудительного венгерского коммуниста.

Эти качества особенно пригодились Ласло Ковачу после освобождения Венгрии, когда партия направила его на передний край борьбы с врагами народного государства. На плечах Ковача и его товарищей лежала огромная ответственность. С одной стороны, нельзя было оставлять для врагов ни единой лазейки, используя которую они могли бы осуществить свои гнусные происки. С другой стороны, нельзя было допускать ни малейшего нарушения законности, ибо это могло подчас поставить под удар и невинных людей. Таких работников, которые считали, что можно иногда наносить удары вслепую, по принципу «лес рубят, щепки летят», партия железной метлой выметала из органов охраны государства и строго наказывала.

Однако неторопливость Ковача не имела ничего общего с медлительностью. Наоборот, приняв решение, Ковач развивал кипучую деятельность, чтобы провести это решение в жизнь. Сослуживцы только диву давались, откуда у него такие огромные запасы энергии.

Так было и на сей раз. Уже к вечеру майор Ковач располагал обстоятельными данными о личности Гупперта, о его поведении в Будапеште, его привычках и наклонностях. И чем больше он углублялся в анализ поступавших сведений, тем сильнее становилось в нем убеждение, что роль Гупперта играет кто-то другой.

Все же, верный своему принципу быть основательным всегда и во всем, Ковач решил прибегнуть к еще одной проверке. Он отправился на заседание конгресса сторонников мира. Майор был не один. Его сопровождал смуглолицый мальчик — пионер Фери.

Они устроились в глубине одной из лож для гостей. Зал быстро заполнялся делегатами конгресса.

— Смотри внимательно, Фери. Если увидишь вчерашнего гостя, шепни мне, — тихо сказал Ковач своему маленькому спутнику.

— Можно, я подойду ближе к барьеру? — попросил Фери. — Там будет виднее.

— Нет, не надо. Я не хочу, чтобы тебя заметили.

Мальчик понимающе кивнул головой и, поднявшись на носки, стал внимательным взглядом обводить ряды. Но своего знакомого он не замечал нигде.

— Как будто нет его здесь, — шепнул он майору.

В это время объявили, что слово предоставляется Максу Гупперту. Раздались громкие аплодисменты.

Ковач с интересом посмотрел на мальчика. Узнает ли?

Тот, прикусив губу, провожал взглядом светловолосого молодого мужчину в сером костюме, который шел через проход в центре зала. Когда австриец поднялся на трибуну и произнес первые слова: «Дорогие друзья! Мне поручено венским комитетом сторонников мира…», Фери нагнулся к самому уху майора и прерывисто зашептал:

— Он! И лицо — его, и говорит так…

Теперь для Ковача не оставалось сомнений…

Отправив домой мальчика, Ковач вернулся в отдел. Там он застал Дьяроша.

— Ну вот, сейчас у вас совсем другой вид, — весело сказал Ковач. — Румянец во всю щеку. Сразу видно, что выспались, как следует. Пойдемте, расскажу вам новости.

В кабинете майор вынул из письменного стола сигарету и с наслаждением вдохнул табачный дым. Ковач редко разрешал себе это удовольствие: врачи запретили ему курить.

Он рассказал Дьярошу о своем разговоре с Веной, о встрече Гупперта с Миклошем Сореньи.

— Самое трудное, Бела, заключается в том, что у нас очень мало времени. Завтра вечером Гупперт, по всей вероятности, собирается уезжать. Он справлялся об отходе поезда. Значит, он постарается уладить за это время все свои делишки.

— Если уже не уладил, — заметил Дьярош.

— Вы думаете? Нет, Бела, в том, что он еще не успел сделать самого главного, я уверен.

— Но почему же, — удивился Дьярош. — Ведь вы сами сказали: Гупперт сегодня встречался с Сореньи. И если тот действительно американский агент, он сразу мог передать ему все, что требовалось.

Ковач сделал глубокую затяжку.

— Не думаю… Вот представьте себя на минутку на месте Гупперта, — пояснил он свою мысль. — Вы должны передать Миклошу Сореньи или другому совершенно незнакомому человеку нечто такое, что может обратиться против вас, если вас накроют. Рискнете ли вы брать с собой это «нечто» уже на первую встречу? А вдруг Сореньи переметнулся? А вдруг это ловушка? Не разумнее ли будет сначала проверить, убедиться, а потом уж идти наверняка, чем подвергать себя неоправданному риску? Как вы считаете?

— Да, — подумав, согласился Дьярош. — Очень логично. Мне кажется, я бы действовал именно так. Но почему вы считаете, что Гупперт должен передать Сореньи нечто материальное? Возможно, он ограничился устным сообщением.

— Возможно, — сказал Ковач. — Возможно, но маловероятно. Во-первых, для устного сообщения не обязательна личная встреча. Во-вторых, мы располагаем сведениями о новой крупной диверсии, подготовленной Си-Ай-Си. А для осуществления этой диверсии требуется «нечто материальное». Понимаете? В-третьих… а в-третьих, уже поступили сведения о том, что Гупперт снова должен встретиться с Сореньи. Неизвестно только, когда. Поэтому завтра с самого раннего утра нам придется взять Гупперта под контроль.