Зло (СИ) - Максимов Сергей Васильевич - Страница 43

"Не бойся тьмы. Страшна лишь та, что гложет каждого из нас."

Прочитав эту надпись Киллиан махнул рукой и вонзил мерцающий клинок в брюхо Миноса, поглощенного созерцанием смертельной красоты кинжала. Змей взвился и начал оплетать руку Сивара. Нож не останавливался, продолжая резать податливую плоть. Гад шипел и брызгал ядом, но был не в силах остановить мемора. Киллиан упивался победой. Он остервенело махал ножом, пока змей не ослабил хватку, свалившись к ногам победителя безжизненной грудой мяса. Пасть царя Кносса упала рядом с хвостом, уподобив мертвого змея уроборосу. Сивар улыбнулся и обтер нож. Флегийский клинок охотно скинул с себя черную кровь и нашел для своей дурманящей красоты новую жертву — Киллиан смотрел на антрацитовое лезвие, не в силах отвести взгляд. В это короткое мгновение, секунду, когда юноша любовался красотой совершенного орудия смерти, наг собрал последние силы и впился в ногу своего соперника, лишь для того, чтобы получить новые раны. Хватка змея ослабла окончательно, и мертвый царь рухнул к ногам мемора. Плоть змея тут же начала распадаться на частицы. Ворох осколков Миноса закружился черной воронкой, подгоняемый ветром бесконечного ничто, и начал трансформироваться в новый объект.

Киллиан потрогал две круглые ранки от клыков змея, из которых по телу начало растекаться тепло и увидел, как прах Миноса преобразовался в овал. Объект дрожал и трепетал всем своим естеством, мешая зрению на нем сфокусироваться. Вскоре он все же замер, дав себя рассмотреть. Яйцо, которое размерами могло посоперничать с Вергилием, застыло, а потом начало расходиться провалами трещин. Скорлупа трескалась под градом ударов, которые сыпались изнутри желтой оболочки. Молнии трещин сходились и растекались, завладевая хрупкой поверхностью. Последовал еще один выпад, и чёрное острие неведомого тарана пронзило скорлупку. Рядом с первым шипом выступил второй, защитный слой начала осыпаться, выпустив на свободу пленника яйца. Тайрус собирался отомстить за своего отца.

Киллиан начал пятиться, ожидая атаки. Монстр стряхнул остатки оболочки, а потом бросился на Сивара, опустив свои загнутые рога. Пошатываясь на ватных ногах, словно пьяный тореадор, Киллиан уклонился от первого выпада и полоснул ножом по затянутому черной броней телу кносского принца. Клинок высек искры из доспехов, не причинив хозяину Лабиринта особого вреда. Из раздутых ноздрей минотавра повалили клубы пара. Провалы глаз горели жадным пламенем. Бык подскочил к человеку, мотнул головой в сторону и зацепил Киллиана рогом. Оббитое черной сталью острие легко пронзило податливую плоть. Монстр махнул могучей шеей, и топазец завис в воздухе, с каждой новой секундой все глубже загоняя рог Тайруса себе в живот своим же собственным весом.

Боль впилась в сознание, но не парализовало его. Она перестала быть его врагом — если Сивар что — то и понял за прошедшие несколько дней, так это то, что боль была лучшим другом любого живого существа в этом проклятом всеми богами мире. Боль не врала и не предавала. Боль не могла продать человека в рабство. Боль всегда говорила правду. Вот и сейчас этот беспристрастный индикатор вспыхнул в сознании мемора, засвидетельствовав одну простую истину — он все еще был жив. Мертвецы неподвластны жгучим объятиям боли.

И вновь жажда жизни отозвалась в клинке Таэра. Нож флегийца начал мерцать. Загнав боль, кричащую где — то в районе живота, подальше в глубь сознания, мемор оттолкнулся от мощного лба минотавра и снял себя с рога. Это было так легко и одновременно так невероятно, что даже огненный взор Тайруса покоробило смятение. Смятение, сменившиеся ужасом, когда тонкий и хрупкий на вид клинок легко прошил толстую лобовую кость, пронзив мозг человека — быка. Огонь в глазах хозяина Лабиринта погас, поглощённый багровым свечением кинжала. Тайрус пал, расколовшись при ударе о невидимую землю великого ничто на миллион осколков. Гонимые ветром бескрайней пустоты, они полетели в сторону, чтобы скрыться от глаз Сивара в обволакивающей все вокруг тьме. Мрак поглотил останки хозяина Лабиринта и породил свет. Три пары красных огоньков зажглись во тьме напротив мемора. Огни замелькали в воздухе и, нависнув друг над другом, завели причудливый хоровод, не спеша приближаться.

Киллиан начал пятиться, выставив вперёд руку с ножом. Прокушенная Миносом нога отказывалась слушаться — яд царя Ласта, яд его слов, яд похоти и желаний отравлял тело Сивара. Он еле стоял на ногах. Из жуткой раны на животе сочилась кровь. Кровь, поменявшая свой привычный цвет, — багрянец пронизывали черные вкрапления яда. Затянутые пеленой отрешенности глаза мемора уже не могли следить за огоньками напротив и опустились вниз, чтобы увидеть, как на потухшем было клинке проступает новая надпись. Бордовые буквы прожгли черную кровь Тайруса и выстроились в три слова:

"Цель оправдывает средства."

Стоило Киллиану прочитать их, как клинок полыхнул жаром. Всепожирающий огонь подпитывал эту фразу. Огонь веры. Огонь фанатизма. Огонь лжи… Лжи самому себе. Через секунду Сивар понял предназначение этих слов. Он посмотрел на рану внизу живота и, что есть силы закусив губу, почти не думая, почти не осознавая, что делает, поднес раскалённый клинок к эпицентру боли. Рассеченная плоть зашипела. Черная кровь загорелась, закупорив рану. Боль отступила, сменившись спокойствием. Клинок, соприкасаясь с полученной от Таэра раной предательства, начал остывать. Лезвие охладило боль в тот самый момент, когда из бесконечной тьмы вышло существо породившее красные огоньки. Очередной гибрид застыл напротив топазца. Тело уничтожившего экипаж «Гулу» Черныша венчали лысые головы капитана Дево. Одна из голов чем — то непрерывно чавкала, разбрасывая в стороны зелёные сгустки слюны, вторая заунывное выла, задрав вверх щекастую морду, а третья, не отрываясь, смотрела на Киллиана. Не было в этом взгляде злости и ненависти, не было гнева и упрека, не было угрозы — был лишь один невыносимый и неутолимый голод.

Мемор выпрямился. Он почувствовал изменения, вновь преобразовывавшие клинок в его руке. Жар ножа начал нарастать, а надпись — изменяться. Не спеша, миллиметр за миллиметром, причудливый узор менял облик ритуального оружия флегийцев. Жар становился нестерпимым. Киллиан чувствовал, как его рука начинает гореть. Порыв ветра подхватил жар лезвия и ударил в его лицо. Запах жженой плоти впился в ноздри. Он держался за побелевшую рукоять, пока на лезвие не выступили новые слова:

"Каждому свое."

Породив последнюю букву, нож вспыхнул, заставив Сивара его бросить. Монстр, почувствовав безоружность «корма», начал приближаться. Рэйтор Дево раскрыл свои пасти, из которых несло сладким запахом мертвечины. Лишенные белков глаза капитана «Гулу» сияли холодным блеском возбуждения. Монстр бросился в атаку и аккуратно, стараясь не повредить добычу, повалил Киллиана на землю. Вязкая слюна стала капать на безоружного мемора, который и не думал вырываться.

Его взгляд был спокоен. Огонь клинка заразил его уверенностью: пусть и не в реальности, пусть здесь, в чертогах его сознания, каждому достанется по заслугам. Средняя голова каннибала растянулась в ухмылке. Дево начал тянуться к шее жертвы, слизывая с морды сочившуюся слюну. Выродок распахнул среднюю пасть, собираясь впиться в киллианову плоть, но внезапно остановился. Правая голова Дево была не намерена отдавать свою добычу просто так. Она что есть силы толкнула среднюю в сторону третьей головы. Завязалась свара. Тело монстра, не зная кому подчиняться, застыло, позволив мемору вырваться. На топазца не обращали внимания. Головы были поглощённый грызней друг с другом.

Киллиан смотрел, как чудовище начинает впиваться в свою собственную плоть, не в силах сдержать бушующий в нем гнев. Головы принялись рвать друг другу глотки, сплетаясь в черный, мечущий во все стороны кровавые ошмётки клубок. Вымазанные черным головы Дево не замечали, как их общее тело начинает пошатывается. Лязг зубов и хруст разрываемых мускул не прекращался до тех пор, пока монстр не свалился в лужу собственной крови. Средняя голова твари все ещё продолжала дышать через разорванное горло, когда тьма бескрайнего ничто расступилась, выпустив Киллиана на свободу — на край огромного кратера, который однажды уже приходил Сивару во сне. Мертвые монстры остались позади.