Государево дело (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 83

Такие известия приятно волновали почтенных глав семейств, имевших многочисленных дочерей на выданье и заставляли их пристально вглядываться в лица потенциальных женихов. Они, конечно, варвары и в большинстве своем не знают ни слова по-немецки, но так ли это важно, если те и впрямь настолько богаты? К тому же, удостоенные высокой чести породниться с германскими аристократами, они наверняка не станут спрашивать богатого приданого… ведь у них и так всё есть!

Открывали бал мы с фрау Мюнхгаузен, вызвав тем самым немало пересудов среди собравшихся. Сотни глаз одни осуждающие, другие завистливые, скрестились на Женевьеве, но та, казалось, не замечала ни тех, ни других, плавно скользя по паркету. Наконец, первый тур закончился, после чего я кивнул своей партнерше и отправился к матушке. Новоявленную фаворитку тут же окружила толпа поклонников или вернее сказать прихлебателей, осыпавших её восторженными комплиментами, в чаянии получить протекцию.

– С кем это вы танцевали, сын мой? – с ноткой ревности в голосе поинтересовалась Клара Мария.

– Вы её не знаете, – одними уголками губ улыбнулся я в ответ.

Герцогиня скептически покачала головой, но уточнять не стала, сосредоточившись на других гостях празднества. В последние два дня она чувствовала себя гораздо лучше и даже смогла посетить бал. Хотя, конечно, большую его часть провела сидя в кресле, вместе с другими почтенными дамами, группирующимися вокруг неё.

– Да это ведь вдова Мюнхгаузена! – проскрипела противным голосом одна из придворных.

– Вы уверены, милочка? – обернулась к ней мать.

– Вполне, Ваша Светлость.

– Я её помню, – важно кивнула Клара Мария. – Она ведь француженка?

Заскучавшие было матроны охотно поддержали этот разговор, став неуловимо похожи на старушек у подъезда в будущем. С удовольствием перемыв косточки вдовушке, они быстро сошлись во мнении, что Женевьева – самая вежливая и воспитанная проститутка на этом сборище, после чего с интересом посмотрели на меня.

– Матушка, вам надобно заказать себе лорнет, – улыбнулся я.

– Это ещё что такое?

– Что-то вроде очков, только на длинной рукояти. Вы смогли бы с большим изяществом подносить их к глазам и рассматривать заинтересовавших вас гостей.

– В Москве изготавливают такие вещи? – недоверчиво прищурилась она.

– Пока нет.

– У вас светлая голова, Иоганн, и если бы вы меньше тратили время и средства на блудниц, то добились бы куда большего!

– Вы наговариваете на меня, матушка. Меня вовсе не интересует фрау Мюнхгаузен.

– Зато она на вас смотрит глазами не доеной коровы.

– А мне показалось, будто у Вас слабое зрение. Кстати, откуда Вы знаете, как выглядят коровы?

– Это совсем не важно, сын мой. Гораздо интереснее то, что ваша новая пассия принадлежит к свите моего деверя Юлия Эрнста.

– Я знаю.

– Надеюсь что так, – скривила губы Клара Мария.

– Матушка, с вами всё в порядке?

– Не беспокойтесь, сегодня я не умру. Не хотелось бы доставить такой радости вашему отчиму.

– Всё настолько плохо?

– Не обращайте внимания Иоганн. У Вас достаточно своих дел, чтобы тратить время ещё и на мои.

– Ваши дела – мои дела.

– Нет! Вы – государь обширной страны и ваши действия должны быть подчинены её интересам, а никак не наоборот. Кстати, раз уже речь зашла о делах. Я слышала, что представители Ганзы домогаются встречи с вами. Это так?

– Да.

– Что они хотят?

– Новых привилегий.

– Вы их дадите?

– Нет. У иноземных негоциантов в России и так слишком много преференций. Они любят толковать о свободе торговли, но на самом деле желают быть монополистами. Пока я стою во главе государства, этого не случится.

– Рада слышать от Вас речи не мальчика, но мужа, – скупо улыбнулась герцогиня, затем подвинулась ко мне и с видом заговорщика прошептала: – Только не объявляйте им свою волю сразу. Я хочу видеть своими глазами, как вытянутся физиономии у этих наглых торгашей.

– Можете на меня рассчитывать, – так же тихо отвечал я.

Услышав, или если точнее почувствовав за спиной движение, я обернулся и увидел осторожно пробирающегося к моему креслу Михальского. Наверное, опять принес какую-то не слишком хорошую новость. Надо сказать, что Корнилий всегда страдал паранойей, а теперь, судя по всему, он ей даже немного наслаждается.

– Что-нибудь случилось? – спросил я одними глазами.

Ответом было красноречивое пожатие плечами, дескать, разве мало того что уже произошло? В принципе он прав. Пока мы после охоты тайком навещали Вольфенбюттель, вокруг нашего отряда начали твориться разные малопонятные движения. Какие-то досужие люди пытались подсаживаться в кабаках к моим людям и угощать их, пытаясь при этом разговорить. Кроме того резко возросло количество желающих поступить ко мне на службу. Это на самом деле очень странно, потому что в Европе явственно пахнет порохом, так что для желающих продать свою шпагу, нет недостатка в предложениях.

Помимо военных, время от времени появляются загадочные личности, именующие себя рудознатцами, алхимиками, механиками и прочими умельцами. Одни обещают найти в недрах России все известные на сегодняшний день минералы, другие готовы превращать дерьмо в золото, третьи застыли в шаге от создания «Perpetuum Mobile».[120] Что интересно ни рекомендаций, ни каких либо иных документов у них нет, а вот желание получить подъемные есть. К тому же, даже куцых познаний Рюмина, занимающегося приемом просителей, было достаточно в большинстве случаев, чтобы уличить этих людей в шарлатанстве.

Но самое главное, бесследно исчез один из ратников Михальского – молодой казак Антип по прозвищу Сиротка. Поначалу думали, что добрый молодец загулял с какой-нибудь разбитной бабенкой из местных, тем паче, что тот был до них большой охотник. Однако меры принятые для розыска пропавшего успеха не принесли. Панин с фон Гершовым виновато отмалчивались, а взбешенный Корнилий грозился перевернуть с ног на голову весь Брауншвейг, но власти вольного города только разводили руками. Дескать, люди тут живут свободные и имеют право делать всё что захотят. Вот, ей Богу, как ни бесит меня отчим, но если вдруг решит взять на шпагу этот мерзкий городишко, я ему пособлю!

Так что пришлось усиливать бдительность, ратникам и рындам строго настрого приказать поодиночке не ходить, а пьянствовать или блудодеить, коли приспичит, исключительно в местах временной дислокации. Правда, отец Мелентий со своей стороны пообещал всем, кто воспримет последний пункт слишком буквально лично оторвать все причиндалы.

– Всё в порядке? – спросил я у литвина.

– Пока да, Ваше Величество, – мрачно ответил тот.

– Звучит не слишком обнадеживающе.

– Выглядит ещё хуже. Слишком много людей прибыло на этот бал, а у нас мало людей. Что же касается стражников вашего отчима, то они и вовсе никуда не годятся.

– Ладно тебе, ворчун. Не так уж всё и плохо. Посмотри, какой праздник устроили братья герцоги.

– Это, да.

– Что голштинец, готов к серьезному разговору?

– Да, государь. Они ждут Вас.

– Хорошо, идем.

Если какой-нибудь захудалый барон захочет покинуть бальную залу, то этого, скорее всего, никто не заметит, ибо кому он интересен, кроме своих родных и ближайших соседей. Другое дело, если это решит сделать принц или князь, тут сразу пойдут шепотки и пересуды: – «А куда это он намылился?» А уж если это сделает русский царь, то это, будьте покойны, заметят все. Но тут уж ничего не поделаешь, судьба такая у «сильных мира сего».

– Куда это они? – тихонько спросил у соседа Хованский, глазами показывая на государя и его телохранителя.

– Кто их знает, – едва заметно пожал плечами Пожарский. – Может по нужному делу?

– Вот-вот, – охотно согласился княжич. – Оно бы и нам не помешало. Долго ещё нам тут столбеть?

– Служба такая, – философски отозвался Пётр. – Зато мир посмотрим, себя покажем.