Государево дело (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 68

– Да, – была вынуждена признаться Мария. – Но ей сейчас и впрямь не до меня. У неё есть муж и маленький Людвиг…

– Ну, хорошо, – кивнула София, – пообщайтесь с дочерью, Ваше Величество, а мне необходимо отдать некоторые распоряжения. Осмелюсь спросить, надолго ли вы задержитесь?

– Боюсь, что нет. Нам с Ульрихом нужно как можно скорее попасть в Брауншвейг. Поэтому на ночевку времени у нас нет. Однако если вы накормите моих людей, то чрезвычайно этим обяжете меня.

– Это меньшее, что я могу для вас сделать, – присела та в реверансе и вышла вон.

– Ну что, давай поговорим? – обернулся я к девочке.

– Давай, – согласно кивнула та.

– Мне показалось, или ты говорила с моими рындами по-русски?

– Тут так хорошо слышно? – похлопала она с невинным видом глазами.

– Нет, но мне Клим рассказывал.

– Nemnogo znay, – Мария попробовала изобразить немецкий акцент, но не слишком удачно.

– Хорош дурачиться, – усмехнулся я. – Ты прекрасно владеешь русским, причем, на том, что будут говорить лет через триста-четыреста. Кто ты такая, и как оказалась в теле моей дочери?

– Ты глянь, про дочь вспомнил! – всплеснула руками принцесса и, усевшись в высокое неудобное кресло, неожиданно зло посмотрела на меня. – И давно ты, папенька, таким заботливым стал? Семь лет тебе до нас с Мартой никакого дела не было!

– Это неправда.

– Ах, да. Шкурки соболиные присылал. Заботливый какой! Да если бы не бабушка, мы бы с мамой ноги протянули… что смотришь?

– Ты на Марту очень похожа. Такая же красивая.

– Скажи ещё, что любишь её до сих пор!

– Может и люблю. Только тебя это не касается. Давно в это тело попала?

– Два года уже.

– А там… умерла?

– Да!

– И как если не секрет?

– При родах.

– Ничего себе… а сколько тебе лет было?

– Двадцать пять.

– И мужа, если я правильно понял, даже не намечалось?

Взгляд девочки из злого на мгновение стал беспомощным, а глаза наполнились слезами. Некоторое время она крепилась и не давала воли чувствам, но вскоре не выдержала и разрыдалась.

– Ну ладно тебе, – неуклюже попытался я успокоить её, чувствуя себя при этом последним мерзавцем. – Не плачь…

– Отстань, гад, – отпихивала она поначалу мои руки, но потом, неожиданно для нас обоих, прижалась к моей груди и затихла.

Некоторое время, мы сидели молча, затем Мария пришла в себя и мягко, но решительно отодвинулась и принялась вытирать слезы на зареванном личике.

– Феминистка? – спросил я, чтобы разрядить молчание.

– И что? – с вызовом ответила она.

– Ничего. Трудно тебе придется. Не в почете здесь такие завихрения.

– Я уже поняла, – горько вздохнула принцесса и поникла плечами.

«Вот, блин!» – мелькнуло у меня в голове. – «И там толком не жила, и тут в такую кроху угодила. Неудивительно, что у девки крышу рвет».

– Ну, а что тогда выпендриваешься?

– Да не выпендриваюсь я. Просто, как в это тело попала, ничего с собой поделать не могу. То бегать-прыгать хочется, то кому-нибудь в лоб заехать, то к маме прижаться и зареветь…

– Гормоны, – сочувственно вздохнул я. – Меня тоже так плющило. Я же взрослый мужик был, мне тридцать третий год шел, а попал в пятнадцатилетнего пацана. Блин, как вспомню, страшно делается. За мной по всей Германии инквизиция гоняется, а у меня такая дурь в башке играет, что иногда сам не знаю, что в следующий момент учудить могу!

– И как, справился? – подняла на меня глаза Мария.

– Не-а, – помотал я головой. – Какой был балбес, такой и остался.

Услышав это, она прыснула от смеха, и я с удовольствием присоединился к ней. Отсмеявшись, я положил ей руку на голову и погладил её.

– Во семейка! Папаша и дочка…

– Я тебе не дочь.

– Ты – нет, а тело – да. Думаешь, почему ты ко мне прижалась?

– Не знаю…

– Память тела. Я как герцогиню Клару Марию первый раз увидел, тоже так обнять захотелось…

– Это что же, – задумалась принцесса, – Мария Агнесса тебя любит?

– Да, просто ответил я, и чтобы перевести разговор на другую тему, спросил: – а отчего волосы такие короткие?

– Пират один отрубил, – пожала плечами девочка.

– Ах, да, мне рассказывали.

– Слушай, а ты как царем-то стал? Вроде у нас этот был, как его…

– Романов?

– Ага… И Пожарский у тебя перед входом стоит.

– Это сын того Пожарского, что ополчением командовал.

– А Минин?

– А что Минин? Думным дворянином стал, как и в нашей истории. Ты её, кстати, хоть немного знаешь?

– Если честно, так себе.

– Понятно. Ну, если коротко, я достаточно случайно в Россию попал, и, как водится, вписался в драку. Благо отряд был неплохой. Вот на Соборе меня и выбрали вместо Мишки Романова.

– Ты его знаешь?

– Да его в Москве каждая собака знает. Шутка ли, сын патриарха!

– Ага. Филарета я помню. Серьезный дядька.

– Во-во. Слушай, что же с тобой делать?

– В смысле?

– В смысле, пропадешь ты тут одна.

– Чего это, одна? У меня мама есть и бабушка, а теперь ещё и братишка.

Говоря о матери, голос принцессы наполнился нежностью. Сразу было видно, что я не ошибся и чувства ребенка сохранились и с новым сознанием.

– Любишь Марту?

– Конечно. Она классная!

– Это точно.

– Тогда почему ты её бросил?

– Да не бросал я её! Говорю же, за мной тогда кто только не гонялся. Я её у матери оставил, в смысле у герцогини Клары Марии, а сам в Швецию подался.

– И женился на принцессе!

– Ноблесс оближ, – пожал я плечами. – Положение обязывает.

– Всегда вы так, мужики!

– Есть такое. Но ты так и не ответила, что будем делать?

– Ты о чем вообще?

– Война тут будет, Маша. Или как тебя?

– Александра, – нехотя буркнула принцесса.

– Вот и познакомились. А я Ваня, в смысле, и там и тут одинаково, а ты, значит, у нас Шурка.

– Можно и так.

– Хорошее имя. Так одну мою знакомую звали… настоящий друг, хоть и девчонка. Но, не суть. Короче, Шура. Война тут скоро будет. Ну, не прямо сейчас, но лет через десять точно. Я, кстати, сам тот ещё историк… В общем, по Германии и Чехии эта война даже больше чем по нам Великая Отечественная прошлась. Треть населения как корова языком слизала.

– Не фига себе!

– Вот именно. Я бы тебя с собой в Москву взял…

– Жену боишься? – съязвила девочка.

– За тебя боюсь. Ты хоть знаешь, что такое домострой?

– Нет, а что?

– Вот лучше и не знать! Ладно, время есть ещё, подумаем…

– Ваше Величество, – раздался голос снаружи. – Вас ждут принц Ульрих и герцогиня София.

– Уже иду, – отозвался я и обернулся. – Ты со мной?

– Ваня, – каким-то неожиданно серьезным голосом спросила она. – А ты, как это… в общем… попал сюда?

– Да по-глупому. Меня один придурок-гастрбайтер тут в Германии подрезал. В этом, как его… Кляйнештадте, чтоб ему ни дна ни покрышки!

– Понятно.

– А ты откуда? У тебя выговор вроде южный…

– Я-то? Из этого… под Ростовом…

– Батайска что ли?

– Ну, да.

– Не, не бывал. Ладно, пошли, а то будет тебе от бабки с мамкой…

– Я это… иду… – прошептала Шурка и, глядя вслед уходящему Иоганну, прикусила до крови губу. – Чёрт-чёрт-чёрт!

Покидая Любц, я бросил прощальный взгляд на провожающих меня «родственников». Впереди стояла герцогиня София, окруженная своими приближенными и слугами. Марта держалась чуть поодаль, иногда вытирая уголки глаз. Рядом с ней, прижавшись к широкой юбки матери, стояла принцесса и смотрела на меня необычайно взрослыми глазами. «Блин, а ведь я так и не расспросил её толком», – мелькнула в голове запоздалая мысль. Ладно, успею ещё. Что тут до Брауншвейга по глобусу!

Озорной лучик солнца с трудом пробился в щелку между тяжелых портьер на высоком стрельчатом окне и заставил грустно улыбнуться женщину, сидящую в высоком кресле. В последнее время ей нездоровилось, и потому она почти не покидала своих покоев, оставленная всеми кроме самых преданных слуг. Нет, у неё была семья, но единственный сын находился далеко, его дети жили вместе с ним, а супруг был вынужден покинуть её, будучи призван государственными делами. Да, именно государственными, ибо её муж – герцог Август был полноправным властителем в здешних землях.