Мерле и Стеклянное Слово - Майер Кай - Страница 34

Холод сказал, что она потеряла контроль над своей энергией. И действительно, казалось, языки огня лизали ее тело и оно вспыхивало и плавилось, как восковая фигура.

Фермитракс понаблюдал еще немного, потом протянул очень бережно и мягко переднюю левую лапу к ее бедру.

Его сердце билось ровно.

Он знал, что она пылает, но не почувствовал жара.

Свет, снова подумал он. Меня защищает Каменный Свет. Я должен бы сказать спасибо ему и этому проклятому Барбриджу.

Он втянул назад лапу, повременил две-три минуты, потом начал описывать узкую петлю вокруг распростертого в воздухе тела Летней Жары, обходя потрескивающие фонтаны огненных брызг от ее локонов. Ее волосы сверкали, как навечно застывшая вспышка фейерверка. Он облетел ее раз, другой, и снова, и снова, пока не убедился, что перерезал сковывающие ее невидимые узы магии. Тогда он осторожно приблизился и попытался приподнять ее с невидимого ложа.

Она лежала между его передними лапами, легкая как перышко, тогда он коротким рывком высвободил ее, словно оторвал от магнита гвоздик. В тот же момент сияние вокруг нее померкло, воздух перестал дрожать, очертания стали четче. Жара заметно уменьшилась. Никто, никакой сфинкс никогда бы не поверил, что найдется существо, которое сможет последовать за ней сюда, на дно пропасти. Каменный Свет, владыка, скрывающийся за владычеством сфинксов, сам отобрал у себя победу.

Фермитракс поднялся наверх, крепко обнимая худенькое тело Летней Жары. Она казалась такой же истощенной, как Юнипа, подружка Мерле. Но это не было признаком недоедания или даже болезни. Да и кто вообще может сказать, как должно выглядеть время года, его кожа или черты лица? Если Холод — это в своем роде эталон здоровья, то, наверное, с телом у Летней Жары все в порядке.

Но ее дух?

Хотя Фермитракс разорвал оковы магии сфинксов, Летняя Жара все никак не просыпалась. Она неподвижно, как кукла, лежала у него в лапах. Интересно, подумал он, дрожат ли у нее хотя бы веки, как дрожат они у людей, постепенно приходящих в сознание. Но Летняя Жара не была человеком. Лев круто поднимался вверх, и ему приходилось нелегко. Так что наблюдать за ее лицом он не мог.

Они вошли в полосу тепла. Снег вокруг них таял, а когда они подлетали к узкой перекладине, где их ожидал Холод и все остальные, от снега не оставалось и следа. Сила двух времен года уравновешивалась. Летняя Жара уже не выплескивала наружу всю свою энергию. Фермитракс считал это признаком выздоровления. Ее тело снова направляло свою силу внутрь, стремясь исцелиться.

Они почти достигли узкого моста через зеркальную бездну, когда Летняя Жара вдруг шевельнулась в руках Фермитракса. Она тихо застонала, к ней снова возвращалась жизнь.

Тогда он полетел быстрее, описал победный крут над перекладиной и опустил Летнюю Жару в раскрытые объятия Зимнего Холода. Пока эти двое обнимались, он — страстно, она, бледная тень самой себя, — почти бессознательно, обсидиановый лев, опустив голову, подошел к Лалапее.

Сфинкс отпустила Мерле, и та с криком радости бросилась к нему на шею и расплакалась, уткнув лицо в теплую гриву. Лев был рад ей. Мальчик, сидевший на спине Лалапеи, широко улыбался. Лев подмигнул ему и стал при этом очень похож на человека.

Летняя Жара очнулась в объятиях Холода. Она открыла глаза, и они приняли цвет песка, раскаленного солнцем пустыни. Пламя в ее волосах угасло. Узкие руки сомкнулись на спине любимого, она тихо всхлипнула и шепнула:

— Это снова произошло. — И громко заплакала, не стыдясь слез.

Близость Зимнего Холода придавала ей силы.

Фермитракс взглянул на Мерле. А Серафин задал вслух вопрос, интересовавший всех:

— Вот и все?

Они немного помолчали. Снег больше не шел, а сильные ветры почти улеглись. Они стояли у края пропасти, а под ними, глубоко внизу, как серебряное зеркало, сверкало дно.

— Нет, — сказала устами Мерле Королева Флюирия. — Далеко не все.

— Но… — попытался возразить Серафин, но Королева его перебила:

— За эти минуты сфинксы израсходовали последнюю энергию, которую взяли у Летней Жары, и достигли цели.

— Сын Матери? — мрачно спросил Фермитракс.

— Да, — сказала Королева устами Мерле. — Сын Матери пробудился. Я чувствую, что он где-то недалеко отсюда. И только мать может справиться с ним. Как уже было однажды, как тогда. Мать против сына. Сын против матери.

— Секмет, — вздрогнула Мерле. Она снова овладела голосом. — Только Секмет может удержать своего сына. Но для этого… — Она смущенно искала слова, которые, в общем-то, давно уже знала, потому что их подсказывала ей Королева. — Она говорит, что для этого ей нужно прежнее тело.

СЫН МАТЕРИ

Это началось с какой-то солнечной лодки, упавшей с неба где-то над Средиземным морем. Она свалилась камнем, как птица, сбитая из засады выстрелом охотника. Золотой серп крутой спиралью ушел в глубину, и сфинкс на ее борту не смог предотвратить крушение. Лодка шмякнулась в море, подняв фонтан пены. Соленая вода со всех сторон хлынула в иллюминаторы и неплотные припои. Через несколько секунд лодка исчезла.

Над сушей происходило нечто подобное. Солнечные лодки, полные воинов-мумий, падали из туч и разбивались в горах, на обезлюдевших полях, в дремучих лесах. Некоторые падали на руины городов, иногда на крыши домов, жилых и необитаемых. Другие погибали в болотах и на пустошах, исчезали в джунглях и дюнах пустынь. Высоко в горах они срывались в крутые пропасти и разбивались о скалы.

При виде этих крушений люди ликовали, не подозревая, что причиной их была некая девочка и ее разношерстные спутники в далекой Империи Фараона.

Кое-кто скрывал радость из страха перед воинами, но потом и с мумиями стало что-то происходить.

Мумии во всем мире стали рассыпаться, превращаться в пыль и прах, в гнилые трупы и хлопающие костями скелеты. Кое-где целые народы в течение нескольких секунд освобождались от своих угнетателей. В других местах все мумии до единой падали трупами за несколько часов.

Сфинксы пытались угрожать рабочим на фабриках по изготовлению мумий. Но их было слишком мало. Большинство давно уже отправилось к Железному Оку. И уже не существовало жрецов Хоруса, которые могли бы предотвратить поражение. Их истребил сам Аменофис. А людей на службе Империи было слишком мало, их воля и энергия слишком ослабели, чтобы оказать серьезное сопротивление мятежу.

Империя создавалась десятилетиями, а погибла за несколько часов.

Защитники Царства Свободы, ожидавшие нападения на стенах и заграждениях, в окопах и на башнях одиноких крепостей в тундре, довольно скоро узнали о происходящем по ту сторону границы.

Они начали предпринимать вылазки, а потом и военные походы — против врага, которого вдруг не стало, против рассыпавшихся в прах мумий и развалившихся солнечных лодок.

То здесь, то там с неба падали мощные ладьи, флагманы Империи, еще недавно внушавшие страх и трепет. Некоторые обращались в ничтожную горстку золы над городами. Другие погребали под собой сотни рабов. Потом, по мановению судьбы, исчезли и они.

Несколько сфинксов, пустив в ход всю свою магию, попытались удержать в небе летательные аппараты. Их усилия оказались тщетными. Те, кому удалось выбраться живыми из-под искореженных, дымящихся обломков, были убиты рабами. Очень немногим удалось скрыться в лесах и пещерах без всякой надежды когда-нибудь без опаски выйти из убежища на дневной свет.

Мир изменялся. Не исподволь, не постепенно. Преображение было мгновенным, как гром с ясного неба, как молния в непроглядной тьме. То, что подавлялось и разрушалось десятилетиями, пробилось из пепла и камня, как цветок, выпустило побеги, распрямилось с новой силой, расцвело и утвердилось.

На всех континентах снова пробуждалась жизнь. В египетской пустыне таял снег.

Зимний Холод остался с Летней Жарой на краю пропасти, там, где перекладина упиралась в стену из зеркального стекла. Летняя Жара была еще слишком слаба, чтобы поддержать Мерле и других в их борьбе против Сына Матери.