Стрелы Времени (ЛП) - Иган Грег - Страница 22

Медоро поморщился.

– Значит, мало того, что один ключ мне понадобится прямо сейчас, так я еще и должен проследить, что он не будет потерян или украден до того, как я смогу передать его ребенку, который еще даже не родился?

– Да. Но разве это намного сложнее, чем уберечь свой собственный ключ?

– Свой ключ я, кажется, удалил, – признался Медоро. – Поэтому я больше не подписываю свои сообщения; обращаться за новым мне стыдно.

– Если Рамиро упомянет о подобной проблеме, что мне ответить? – сказала Агата. –Полагаться на идеал мы не можем, ведь его просто не существует, но это не мешает нам справляться с изъянами других технологий.

– Ты упоминала сдерживание информации, – напомнил ей Медоро. – Предположим, что сын твоей соседки рассказывает ей о твоей смерти; как ты помешаешь ей рассказать тебе о подробностях этого происшествия, если не хочешь о них знать?

– С помощью наказания, – ответила Агата. – Если ты нарушаешь чье-то право на незнание будущего, то с этого момента все адресованные тебе сообщения будут удаляться.

– После такого их, наверное, никто и не захочет посылать, – заключил Медоро. – Но разве мы не можем усилить эту систему и сделать так, чтобы причинить вред было невозможно в принципе?

Агата удивилась.

– Вряд ли. Конечно, Совет мог бы объявить, что если кто-нибудь получит сообщение оскорбительного характера, то отправителю просто запретят его передавать. И если они смогут гарантировать безошибочное выполнение этого правила, то его никогда не потребуется применять в действительности. Но в реальной жизни…?

– Пожалуй, я слишком остро отреагировал, – сказал Медоро. – Что дальше?

– После этого у меня останется мало времени, но под конец мне стоит сказать что-нибудь насчет воссоединения с прародителями. – Агата ждала, что Медоро станет глумиться, но он слушал ее, не говоря ни слова. – У каждого из нас есть истории о запуске ракеты, которые передаются из поколения в поколение. Почему с воссоединением все должно быть иначе? Почему мы должны лишаться этого чувства завершенности?

– В этом есть смысл, – согласился он. – Только не перестарайся; скажи ровно столько, чтобы люди, которых этого могло бы склонить на твою сторону, сами дополнили картину будущего – а циники не начали ворчать о культе предков.

– Значит, говорить о том, как мы получим из будущего фотографии наших потомков, расхаживающих по Зевгме вместе с Евсебио, не стоит?

– Думаю, нет.

– На этом у меня все, – сказала Агата. – Практическая польза, строгие меры предосторожности и ностальгия по будущему напоследок. Все остальное время я буду воевать с доводами Рамиро. Так что если у тебя есть мысли по поводу минусов, которые я упустила из виду, сейчас самое подходящее время, чтобы их выслушать.

Медоро задумался над ее просьбой.

– Как насчет идеи о том, что для новаторов система может оказаться деморализующим фактором? Ты годами прилагала усилия, пытаясь понять причину существования энтропийных градиентов; что бы ты почувствовала, если бы прочитала сообщение из будущего, которое выдало бы тебе все ответы, как на блюдечке, лишив тебя возможность открыть их своими силами?

Подобные опасения выражала и Лила, но как следует поразмыслив, Агата осталась при своем мнении.

– Сложные идеи не возникают сами по себе, – сказала она. – Не из-за того, что это бы нарушило какие-то законы физики или логики, а просто потому, что это крайне маловероятно. Наиболее вероятный путь, ведущий к сложности, предполагает некоторую предысторию. При минимуме энтропии людей еще не было – потребовался не один эон, чтобы появились первые простейшие организмы, и еще немало времени, прежде чем эволюция произвела на свет существ со сложной культурой.

Ее слова сбили Медоро с толку.

– А причем здесь конкуренты из будущего, которые могут присвоить себе твою славу?

– Сложность нарастает постепенно, – подчеркнула Агата. – Пока что мы ни разу не видели, чтобы она возникала в полностью сформированном виде, и нет оснований считать, что новая система может как-то на это повлиять. Если бы исследователь из будущего действительно прислал мне теорему, которая лишит актуальности мою собственную работу, она должна была стать частью научной культуры и передаваться из поколения в поколение, а значит, автор сообщения не был бы ее первооткрывателем, а должен был узнать об ней, благодаря своему образованию.

– Но откуда тогда… она бы вообще появилась? – с трудом выдавил Медоро.

Агата зажужжала.

– Ниоткуда! И в этом не было бы никакого противоречия – просто вероятность того, что в космосе есть подобная изолированная петля необъяснимой сложности, так же мала, как и вероятность того, что эта же идея сама собой возникла бы у меня в голове сегодня утром, безо всяких подсказок от будущего информатора.

Медоро обдумал сказанное.

– Допустим, я поверю тебе на слово. Но ты все-таки рассказала мне только о том, что, по твоему мнению, не случится – ты описала маловероятный сценарий. Какова в таком случае альтернатива? Какой исход наиболее вероятен?

– Сообщения должны подвергаться некой самоцензуре, – сказала Агата. – Люди не будут передавать в прошлое идеи, которые бы привели к созданию сложности из ничего.

Медоро зарокотал от досады.

– Теперь ты решила ввести в дело какого-то волшебного космического цензора?

– Здесь нет никакого волшебства, – настойчиво заявила Агата. – Я не ввожу новых допущений или ограничений. Если мы в принципе можем построить такую систему передачи, а космос непротиворечив, но пока что наиболее вероятным будет сценарий, в котором содержимое сообщений каким-то образом ограничивается, а вовсе не тот, в котором можно, не пошевелив пальцем, создать целую научную область.

Медоро неудовлетворенно ухватился за веревку.

– Что, если в будущем найдутся люди, которые решат нарушить это правило?

– Они не смогут и не станут, – отрезала Агата. – Или, если говорить точнее: вероятность такого исхода астрономически мала. Тот факт, что в обычных обстоятельствах в этом поступке не было бы ничего примечательного, к делу не относится: система передачи сообщений поставит их в такие условия, когда для раскрытия подобной информации им нужно будет изначально располагать некими сведениями, вероятность существования которых крайне мала.

– Куда же делась свобода, которую нам дали испытания двигателей? – не унимался Медоро.

– Эта свобода связана лишь с принципиальной возможностью передавать сообщения – она не дает безусловной гарантии того, что привычные нам действия будут доступны в любых условиях. Ты же не жаловался на то, что ограниченность нашей свободы не позволит нам закрыть глаза на вспышку болезни, если мы получим сообщение, в котором прямым текстом будет сказано обо всем, что мы сделаем, чтобы эту вспышку сдержать.

– Нет, – согласился Медоро. Он иронично прожужжал, наконец, смирившись со странностью ситуации. – Тебе, наверное, не стоит касаться этой темы во время дебатов. Людей это может несколько… запутать.

– Если Рамиро не станет поднимать этот вопрос, мне будет незачем выносить его на обсуждение. – После разговора с Медоро Агата чувствовала, что эта тема не вызывает в ней былого дискомфорта, но несмотря на это, не собиралась сеять среди людей ненужную тревогу, лишь бы доказать, что у нее есть решение. – Мне и без того будет непросто.

– У тебя все получится, – заверил ее Медоро.

– Думаешь? – Агата представила себя стоящей перед полным конференц-залом с готовностью последовать по стопам Лилы. Или, вполне возможно, своего брата.

– Я бы показал тебе свидетельские показания твоего успеха, – сказал Медоро. – Но этот фокус нам пока что не по зубам.

Глава 9

Тарквиния вытянула руку и сжала плечо Рамиро. В невесомости движения не поддавались идеальному контролю, и касание ее руки было небрежным, но это лишь придало жесту больше силы.