Стрелы Времени (ЛП) - Иган Грег - Страница 13

Неожиданно весь его вес сместился на здоровое колено, чуть не оторвав Рамиро от страховочной привязи. Свет над головой исчез; опустив задние глаза, Рамиро увидел свою отрубленную ногу, которая, кувыркаясь, летела сквозь пустоту вместе с куском лопнувшего абордажного троса. Прямо у него на глазах плоть полностью перешла в жидкое состояние, затем раздулась, превратившись в огненный шар, который осветил очертания второго корабля на фоне окружавшей их тьмы. Мгновение спустя он почувствовал, как его охладительный мешок пронзил слабый порыв теплого ветра, а затем что-то острое укололо его в плечо. Он ощупал рану рукой в перчатке; прикосновение было болезненным, но повреждение кожи было слишком мало, чтобы почувствовать его наощупь. Вероятно, его просто зацепило осколком кости.

Когда огненный шар погас, Тарквиния заглушила двигатели. Мятежный корабль устремился вперед и пролетел мимо их москита, не пытаясь ликвидировать последствия своего провала. Но даже если это был всего лишь отвлекающий маневр – и даже если корабль мятежников не перегреется и не рассыплется на части из-за недостатка воздуха в системе охлаждения – ему все равно потребуется одиннадцать склянок только для того, чтобы затормозить и вернуться обратно, и вдвое больше – чтобы попытаться повторить исходный план. Этого времени вполне хватит для того, чтобы еще полдюжины москитов добрались сюда от Бесподобной и приступили к буксировке Станции.

Лишившись точки опоры, Рамиро вытянул руки и ухватился за страховочную привязь. Какое-то время он цеплялся за нее, не в силах двинуться дальше, после чего Тарквиния принялся втягивать трос обратно в кабину.

Глава 4

– Поздравляю с Днем прародителей! – поприветствовала свою мать Агата. – Ты идешь на праздник?

Чира посмотрела на нее с нескрываемой жалостью.

– Я пришла, чтобы спросить, не хочешь ли ты вместе со мной навестить своего брата.

Агата освободила проход, чтобы Чира смогла подняться по входной лестнице.

– Осторожно, тут книжный шкаф. – Беспорядочность и подчеркнутую бренность перемен в своей каюте Агата поддерживала даже спустя полтора года после торможения. – С чего ты взяла, что я захочу встречаться с Пио?

– Просто ради приличия.

Агата ощутила укол совести, но не поддалась.

– Когда он был на свободе, мы только и делали, что спорили; вряд ли он сейчас скучает по моему обществу.

– Тебе нужно помириться с братом, – продолжала стоять на своем Чира. – Если ты думаешь, что ради тебя Медоро возьмет на себя обязанности Пио, то у его сестры на этот счет может быть другое мнение.

Агата поморщилась.

– Медоро – мой друг! У тебя в голове есть хоть что-нибудь, кроме репродуктивных стратегий?

– Кому-то же нужно об этом думать. – Чира вперилась подозрительным взглядом в консоль Агаты, как если бы изображения фазовых потоков на ее мониторе могли каким-то образом выдать настоящую причину, стоящую за бескомпромиссным поведением ее дочери. – Если ты ценишь свою работу, то должна ценить и своего брата.

– Серьезно?

– А зачем я, по-твоему, родила сына? Не для себя, а ради твоего же блага.

Агата оцепенела.

– Какими бы ни были мои разногласия с Пио, я, по крайней мере, не воспринимаю его как какую-то полезную машину.

– Ты можешь сколько угодно принимать холин, но это никогда не даст тебе полной уверенности, – сказала, не церемонясь Чира. – Зато среди женщин, прошедших через отторжение, не было ни одного случая деления. Если ты будешь растить ребенка в одиночку, потеряешь годы своих исследований. Для этого и нужны мужчины. Можешь сколько угодно спорить с Пио о политике, но порвав с ним все связи, ты навредишь самой себе.

– Он пытался остановить разворот, – сказала Ада. – Теперь дело не только в спорах о политике.

Чира развела руками в знак своей агностической позиции.

– Улик, связывающих его с этим происшествием, так и не нашли. И вообще-то мне казалось, что вся эта затея с «превентивным лишением свободы» тебе вряд ли придется по душе.

Говоря по правде, Агата испытывала смешанные чувства. Тот факт, что Совет наделил себя правом заключать людей в тюрьму без суда, вызывал у нее беспокойство, но она почти убедила себя в том, что это решение оправдывалось уязвимость переходного состояние, в котором находилась Бесподобная. С Пио и прочими лидерами миграционистов обошлись довольно-таки неплохо; три года в благоустроенном жилье, с возможностью читать и учиться безо всяких ограничений, едва ли можно было назвать пыткой.

– Даже если не станешь навещать Пио в тюрьме, ты все еще можешь поступить с ним по справедливости, – намекнула Чира.

– В смысле?

– Если ты родишь дочь, власти вряд ли станут скрывать ее от дяди.

Агата пришла в ужас.

– Теперь ты хочешь, чтобы моя дочь росла в тюрьме?

– Только пару черед, – заверила ее Чира. – После этого у нас появятся основания для просьбы о его досрочном освобождении. Он ведь будет заботиться о ребенке – какой от него вред? Возможно, за ним продолжат наблюдать, но держать его в изоляции будет просто нелепо.

У Агаты уже раскалывалась голова.

– Ты просто невыносима!

– Если окажешь ему эту любезность сейчас, – сказала в ответ Чира, – то он наверняка будет так благодарен, что с радостью позаботится и о твоем сыне. И тогда следующее поколение будет полным. Ты обязана предоставить своей дочери те же возможности, которые я предоставила тебе.

– Я иду на праздник, – сказала Агата. – Если хочешь, пойдем вместе –

– Ради того, чтобы приобщиться к нашим прародителям? – Чира издала презрительный рокот.

– Ради того, чтобы не забыть, в чем наша цель, – парировала Агата.

– Наша цель – выжить и укрепить свои позиции, – сказала Чира.

– То есть манипулировать друг другом и поддерживать статус кво?

– Во времена твоей бабушки законы были другими, – напомнила ей Чира. – Тогда постничество не было каким-то чудаковатым выбором; оно было обязанностью каждой женщины на Бесподобной. Если бы ты чаще к ней прислушивалась, то, возможно, не вела бы себя так беспечно.

– Если ты так боишься возвращения старых порядков, зачем вообще родила сына? Ты ведь прекрасно обошлась и без брата. Почему бы полностью не истребить своего врага, и дело с концом?

– Гораздо лучше сохранить им жизнь, не давая набраться сил, – ответила Чира, – чем пойти против самих себя и низвести часть женщин до роли мужчин.

На празднике Агата появилась позже, чем собиралась. По веревочным лестницам, соединявшим уровни Бесподобной, ей приходилось передвигаться каждый день, поэтому принять в расчет необходимое для этого время было не так уж сложно, но когда по дороге ей приходилось подниматься или опускаться по старым спиральным лестницам, потерь времени, как выяснилось, было не избежать. В течение шести поколений эти замысловатые желобы, вырезанные в толще горной породы, играли роль не более, чем оригинальных украшений, окаймляющих стены горизонтальных туннелей; теперь же идти по ним означало ступать по тем самым камням, которые в последний раз использовались еще при жизни Ялды. Заметив на одном из камней какой-нибудь дефект, Агате приходилось останавливаться, чтобы рассмотреть его при свете мха в надежде, что кто-то, однажды ступавший по родной планете – не важно, был ли он знаменитым или, наоборот, неприметным человеком – мог выгравировать на этих ступеньках свое имя.

Войдя в наблюдательный зал, она увидела, что здесь собралось не меньше шести дюжин человек. Свободного места почти не осталось, но точно такие же праздники проходили и во многих других каютах по периметру горы. Протиснувшись сквозь толпу, она бесцельно бродила по залу, пока ее кто-то не позвал.

– Агата! Сюда! – Это была сестра Медоро, Серена. Все семейство собралось вокруг стола, который располагался у края купола.