Гибель Урании - Дашкиев Николай Александрович - Страница 13

То была знаменитая Лотерея миллионеров мистера Кейз-Ола. Первого дня каждого месяца один из монийцев, которому выпадал счастливый выигрыш, получал миллион дайлеров. Новоиспеченному миллионеру прощалось все: убийства и преступления, даже принадлежность к членам запрещенной и преследуемой политической партии.

О, это была хитрая игра! Монийцы жили как в лихорадке: даже нищий за один дайлер может стать миллионером! Счастливца сфотографируют в самых разнообразных позах, сообщат его точный адрес, покажут по телевидению — обмана нет. Сегодня выиграл он, но в следующий раз можешь выиграть и ты. Шансы одинаковы для всех!

Это была хитрая игра, потому что она манила монийцев призраком счастливого случая, держала в состоянии непрекращающейся жажды денег.

— Те, кто скрываются от полиции, те, кто собираются совершить преступление, покупайте освобождение от бывших и будущих грехов! Только один дайлер! Один дайлер!

Айт машинально сунул руку в карман комбинезона… и густо покраснел. Нет, не потому, что денег не было. Проклятые привычки — они так укореняются!

В детстве Айт урывал от желудка дайлер, чтобы купить лотерейный билет, и, как праздника, ждал тиражного сообщения. Юноша Айт уже скептически улыбался, но билеты покупал, ибо все-таки надеялся на счастливый случай. Тратил несколько дайлеров на лотерею и инженер Айт. Действительно, хоть и очень мизерная, но возможность выигрыша все-таки была. Но бывший каторжник БЦ-105 уже не возьмет из рук мистера Кейз-Ола ничего, даже спасения от смерти!

Худой, пожилой мониец, что сидел рядом Айта, истолковал его движение по-своему:

— Вот так всегда… самый богатый человек Монии предлагает тебе ежемесячно: отдай один дайлер и возьми миллион!.. Сунешься в карман — а там не хватает какой-нибудь мелочи, чтобы купить этот выигрышный билет… — Он пошарил в кармане и вздохнул: — великий человек мистер Кейз-Ол! Щедрый!

Айта как ножом пырнули в грудь:

«Большой?! Щедрый?! Бедное, забитое существо, ты даже не подозреваешь, что после каждого тиража Кейз-Ол кладет себе в карман несколько миллионов дайлеров чистой прибыли!..»

— Могучий человек!.. — тоскливо вел свое старик. — Что мы против него? Насекомые!.. Захочет — осчастливит. Захочет — раздавит…

«Нет, не насекомые! — хотелось воскликнуть Айту. — Кейз-Ол — один на свете, но и инженер Айт существует! И ты еще узнаешь обо мне, когда, как насекомое будет раздавлен Кейз-Ола! Это сделаю я. Я!»

Видимо, в тысячный повторял Айт этот монолог, что стал уже клятвой, стимулом к борьбе. Но если до сих пор в его словах звучала холодная решимость, неумолимая непримиримость, то сейчас в них прозвучала только жалкая дерзость. И он забеспокоился: что случилось? Неужели этот мужчина пробудил недоверие к собственным силам?

«Нет, как насекомое, будет раздавлен мистер Кейз-Ол!..» — хотелось крикнуть Айту. А в ушах невольно звучали тоскливые интонации голоса старого монийца.

Каким простым казалось все там, на «Звезде Кейз-Ола»: только бы освободиться, и тогда…

А произошла обычная вещь: там, на «Зоре Кейз-Ола» все казалось чрезвычайно простым — чтобы только освободиться, а тогда… тогда…

Ну, а что же тогда?.. Тебя послали на каторгу за первую же попытку отомстить Кейз-Олу. Ты бежал. Сидишь в вагоне подземки, тревожно оглядываясь вокруг, и нет у тебя даже ста дайлеров, чтобы купить хоть самый простой пистолет… Так как же ты раздавишь этого ненавистного Кейз-Ола, если даже увидеть его невозможно?

Айт вышел из вагона электрички и, не имея ни одной монеты, пошел пешком через весь Дайлерстоун в наиопаснейший район города — Броклайн.

Сообщников — нет. Надеяться на чью-то помощь не приходится. И становится жутко. Поэтому и звучат в ушах тоскливые интонации голоса старого монийца, и в угрозах в адрес Кейз-Ола звучит только жалкая дерзость.

Тоскливо было в Айта на душе, когда он подошел к мрачному, облупленному дома на Броклайн, 716.

— «Мастер Корк», — прочитал он на ржавой табличке у въезда во двор. — «Гараж».

Нет, этот мастер, пожалуй, вряд ли выкует ключ к дворцу мистера Кейз-Ола.

Инженер Айт меняет личность

Погас, потускнел экранчик, может, чтобы дать покой зрителю, а может, перезаряжал кассеты. Павел Седых сидел ошеломленный, не способный сделать хоть одно движение.

Биофильм пирейцев так повлиял на юношу, что в его душе все еще бушевали гнев и ненависть против неизвестного мистера Кейз-Ола. Никакие книги, никакие фотографии не могли дать более яркого представления о чужой далекой планете, чем это сделал биоскоп.

Юноша очень устал. Ему казалось, что он сидит в этом кресле уже несколько суток. Хотелось есть и спать.

«Погоди… А те серые безвкусные шарики, которые сковывают тело и дают мозгу особую ясность мысли? Не помогут они сейчас?»

Серыми шариками заведовала четвертая кнопка слева на нижней стороне щита. Юноша нажал на нее — и очередные щупальца охотно накормили и напоили его.

Чувствуя приближение знакомого состояния сладкого оцепенения мышц, Павел быстренько устроился в кресле, вытянув ноги, и включил экран. На мгновение все вокруг снова затянула мгла. Потом она развеялась.

Полумрак. Тревожно мечется пламя немногочисленных факелов. Суетливо прыгают на влажных каменных стенах круглого высокого помещения зловещие тени. Люди в черном стоят вокруг. Нет, не люди, а какие-то манекены, одетые в черное — и только в прорезях остро сверкают глаза.

— Я, ничтожный червяк… — раздается громкий басовитый голос. Эхо подхватывает его, несет куда-то по низкими сводчатым коридорам, которые сходятся тут звездой, удивительно меняет и возвращает обратно приглушенным шепотом:

— …Я, ничтожный червяк…

Нет, это говорит не эхо! Это, стоя на коленях перед манекенами в черных одеяниях, повторяет слова страшной присяги бледный человек в сером комбинезоне.

— Я, безымянный, что звался когда-то инженером Айтом…

— Я, безымянный… — голос инженера прерывается, дрожит. Его истощенные нервы возбуждены до предела. Кажется, еще один миг — и вырвется из груди истерический вопль.

— Я, спасенный от смерти Братством Сынов Двух Солнц…

Гремит голос, гремит… Катится эхо. Оно глухое, словно в катакомбах средневековой канализации под Дайлерстоуном.

— Клянусь!

И в этот торжественный миг вдруг кто-то чихнул.

Сердито дернулись тени. Одна из фигур изогнулась и отошла в сторону. Айт узнал: это не выдержал толстый мастер Корк — у него насморк.

Взмахнула крыльями и полетела прочь экзальтированная возвышенность. От горла откатился комок, что не давал говорить. Феерия исчезла — осталось грязное, влажное подземелье, чадящие факелы, люди в накидках из искусственного шелка.

«Зачем весь этот маскарад?! — с неожиданным отвращением подумал Айт. — Каторжника со «Звезды Кейз-Ола» не надо подогревать для мести!»

— Клянусь бороться за справедливость!

— Клянусь!

— Клянусь уничтожать капиталистов и коммунистов!

«Однако, — подумал Айт, — кажется, я попал куда-то не туда».

— Клянусь, — твердо и громко произнес он, — жестоко отомстить триллионеру Кейз-Олу за все плохое, что он сделал людям, и не жалеть своей жизни для этого.

Черные фигуры зашевелились.

— Безымянный! Повторяй слова присяги!

— Я уже поклялся, — безразлично ответил Айт и поднялся. Среди черных фигур волной прошло смятение.

«Кто его пастырь?» — «Мастер Корк». — «Где он?» — «Корк, идите сюда!»

— Безымянный, стань на колени! Ответь, ты коммунист?

— Нет. Но коммунистов убивать не буду. Они не сделали мне ничего дурного.

— Безымянный! Братство подарило тебе жизнь, Братство и заберет ее за непослушание!

Айт скрестил руки на груди и насмешливо покачал головой:

— Кому вы угрожаете? Каторжнику со «Звезды Кейз-Ола»?.. Что вы мне можете сделать?!. Убьете?.. Так я и сам жертвую своей жизнью, чтобы отомстить самому злейшему врагу… — он обвел взглядом черную толпу. — Я думал, вы настоящие Сыны Двух Солнц. А вы…