Инструкция по ловле ведьм (СИ) - Лещенко Ирина - Страница 26

Палочка, изрядно обугленная, летит в угол. Я с опаской смотрю на молочную жидкость, такую безобидную с виду. Грая небрежно, крошечным ножичком режет покрытую шрамами ладонь.

В котел летит всего одна капля крови. Зелье словно вскипает, пуская пузыри, и стремительно меняется. Становится жиже, словно вода; делается прозрачнее. Только странный красноватый оттенок остается, словно кровавый осадок.

— Сначала надо отбить все другие чувства. Ничего не должно счастья приносить. — лицо старой ведьмы кажется мне деревянной маской. Глаза горят колко и недобро. — Это не светлое и не темное, только тебе выворачивать. Если мать дитя потеряла, как ее к жизни вернуть? Если без привороту этим зельем поить, то боль уйдет, только и других чувств не останется. А если напоить да приворот навести, то и жизни больше не надо, только бы милый лишний раз заговорил. Но если в сердце уже есть кто-то, да не просто есть, а накрепко прирос, то любовь будешь вместе с жизнью выдирать, на глазах таять.

Я вглядываюсь в красноватую глубину. Виднеется дно, на поверхности плавает отражение моей головы, а вот отражения ведьмы нет.

— Чья кровь в зелье, тот и забудет. Чья кровь — тот и не увидит отражения. — тихо шепчет она над самым моим ухом. — Для человека можно и без крови. Для ведьмы-только на крови, и надолго не хватит…

Я выливаю одну каплю зелья на стол. Не дыша, наклоняюсь, вглядываюсь в красноватую бусинку, словно ягоду. Огонек свечи пляшет в ней, а вот меня — нет.

Что же хотела забыть старая наставница? Сколько секретов она унесла с собой? Вырвала ли свою любовь вместе с жизнью? Не время об этом думать.

Значит, зельем мне отшибают память и чувства, а потом приворот. Где взяли мою кровь, чтобы в зелье капать? А само зелье долго хранится…

Не так уж редко я в беспамятство впадаю, но кровь моя в последний год доставалась разве что рыцарю да…

Болью скрутило так, что я сползла под стол, беспомощно цепляясь за гладкое дерево. Вот кого отбивали мне, выколачивали зельем из памяти.

А флакон со своей кровью я отдала перед уходом Весене, чтобы голубей по весне заговорить да письмами обмениваться.

Вот тебе и нож в спину.

Кто вообще внушил мне, что ведьмы своих не предают? Одна отдала мою кровь и исправно писала, и только ее письмами я жила, вторая поит меня зельем и дурит голову.

Сцепив зубы, я дала себе зарок в этом доме больше ничего не пить, не есть и даже не дышать, если придется.

Значит, не примерещилось мне, что я уж как-то слишком часто вспоминаю светлого.

На запястье у Талара мой браслет-оберег, да только видно, что берегут его куда как больше, чем стоило бы беречь кожаные шнурки да излохмаченную прядь волос. Едва заметные латки, серебряные цепи для прочности — серебро оберег не собьет…

Приворот часто на украшения делают, только вот украшение должна я носить, а не он. По старой памяти бережет? В благодарность за спасенную жизнь?

Я ощупываю каждый клочок собственной кожи, провожу по волосам. Никаких украшений на мне нет…

…нащупываю крошечную сережку — колечко в правом ухе. Тяну, но оно без застежки, словно прямо на мне срослось.

Злость застилает глаза.

Глава 27

Самым сложным оказалось не обдумывание моего печального положения и не сочинение безумных планов побега.

Самым сложным оказалось успокоиться, лечь обратно в постель и уснуть.

На сегодня моя разведка окончена. Вылезать из комнаты, рискуя быть обнаруженной и раскрытой — слишком опасно, а сидя взаперти да среди ночи ничего больше не узнаешь. Только измучаешься окончательно, дойдя до совершенно неправильных мыслей.

Я почти успокоилась, но занозой сидела мысль о Весене. Значит, вот как она поехала в столицу?

Видимо, туда же привезли и меня. Вряд ли государю удалось обустроиться где-то неподалеку от моей избушки…

Было горько, но ведь я не знала, что на самом деле произошло. Может, и она в беде и не по своей воле отдала мою кровь. Только бы в порядке была, а уж с обидами позже посчитаемся.

Могу ли я тут на чью-то помщь рассчитывать? Забывшись, едва не фыркнула вслух. Я ведь думала, что и на Талара смогу положится. И на Весену.

Только один пока не предал, и то неизвестно. Неизвестно даже, жив ли он до сих пор, где и каким стал. И знает ли о том, что случилось?

Пришлось гнать из головы мысли о внезапно влезающем в окно рыцаре. Рыцарь гнаться не желал. Теперь он лез в окно с розой в зубах и мечом в руке, по ходу дела протыкая вероломного рыжего прямо вместе с кроватью.

Государь мирно сопел рядом, не подозревая о моих мечтах.

Под череду кровожадных, но сладких картин я наконец уснула.

С рассветом в комнате началась суматоха. Негромким стуком подняли Талара — он едва слышно выругался, но покинул постель. Меняли цветы в вазе на свежие, кормили птицу — она орала так истошно, что я едва удерживалась, чтобы не морщиться. Видимо, раньше ничего этого я просто не слышала…

Как только покои опустели, в дверь просочилась ведьма с кувшином наперевес. Поставила его на стол, заботливо налила красноватой воды в высокий бокал, оставила его у постели, мимолетно коснувшись пальцами моего лба. Прошлась к окну, выглянула. Постояла немного — я совсем закрыла глаза, опасаясь выдать себя, и не видела, чем она там занимается — и вышла.

Легкие шаги стихли вдали. Я стремглав, путаясь в одеялах, выскочила из постели и рванула к вазе. Не будут же они в цветы эту дрянь наливать?

Выпила почти пол-вазы и только чудом удержалась, чтобы не выпить все. В крайнем случае, каждое утро мне приносят воду умыться — можно будет отпивать оттуда.

Голова была ясной, и это вселяло в меня какой-то нездоровый восторг. Мы еще посмотрим, кто кого.

…однако у зелья была определенная коварная черта, о которой я не знала.

Тело, только-только оклемавшееся, начало сдавать. Меня трясло словно в лихорадке, перед глазами плыли цветные круги. Кое-как выплеснув бокал с зельем в горшок, я не удержала его в руке. С тихим звоном он разлетелся на несколько крупных осколков.

В комнату тут же вбежала ведьма, но первый взгляд она бросила не на меня, а на окно. Только после этого кинулась ко мне.

— Что случилось? — даже роль свою забросила, забыв добавить угодливое "госпожа". Или это вообще просто мерещилось мне?

— Голова…кружится. — пролепетала я, опускаясь на постель. — Просто воды попила, и вот…

В ярких глаза мелькнула паника. Пусть думает, что с дозировкой ошиблась.

— Ничего-ничего. — защебетала она, укладывая меня обратно. — Вы полежите немного, а завтрак я вам сюда принесу, а потом гулять, хорошо?

Я слабо улыбнулась и кивнула. Нельзя показывать, что мне плохо не от зелья, а от его отсутствия. Я могу не есть какое-то время, пить из вазы, но если мне ночью просто зажмут нос тряпкой, им пропитанной… Все насмарку.

Ведьма собрала с пола остатки бокала и вышла. Взъерошенная птаха переступила по жердочке, тихо звякнув цепочкой, и пронзительно чирикнула ей вслед.

Поклясться могу — это было какое-то птичье проклятие.

Завтрак подвергся внимательнейшему обнюхиванию и размазыванию. Вяло растаскивая кашу по тарелке под предлогом плохого аппетита, я категорически отвергла компот, зато с удовольствием съела обе булки с изюмом. Есть на самом деле хотелось зверски, но лучше потерпеть.

Еще немного, и я начну постукивать костями при ходьбе.

После изображала покорную куклу, ожидая, пока меня оденут и выведут на улицу. Может, кто-то из стражей сжалится? Подкупать мне их все равно нечем, разве что избушкой своей.

Солнечный свет ослеплял, но стало еще хуже, чем во время дурмана. Глаза беспрестанно слезились, будто после тяжелой болезни. Тяжело опершись на служанку, вышла во двор.

Стражи были на месте — череда черных, будто вороны, воинов. Я неосторожно, слишком открыто посмотрела на их спины. Ведьма, перехватив мой взгляд, забеспокоилась.

— Что такое, госпожа? — фальшиво улыбаясь, спросила она. — Вам лучше?