Кровь и Серебро (СИ) - Плотникова Александра - Страница 19

Леди стояла у окна своего рабочего кабинета, глядя на город сквозь голубоватое мерцание поля, приглушающего солнечный свет. Мельтешение жизни внизу не отвлекало скорее позволяло сосредоточиться. Мысли крутились вокруг одного и того же лица.

Где-то там он неторопливо шел пешком по ночному тракту, никуда не спеша, но неотвратимо нагоняя тех, кто все же сдал его, не вняв предупреждениям. Собирался убивать с безмятежным лицом.

Она порой сама не понимала, что же в нем так притягивает, заставляет желать получить. Друзья предупреждали — вампиры существа проблемные, как крупные хищники, которым нужна жесткая дрессура, прежде чем они признают хозяйскую руку. Цинично по отношению к разумному? Да. Но в среде вампиров с их вечными иерархическими играми кланов это абсолютная норма. И, невзирая на то, что Каин — одиночка, он будет искать свою стаю, причем не затем, чтобы подчиниться — не тот характер. Чтобы возглавить ее.

А что делать ей, чтобы заполучить верность этого зверя? Нет, не подчинение. Нужно быть честной с собой, подчиняться ей он не станет, силенок не хватит держать поводок. Хотя сейчас, пребывая в паузе жизней, попробовать можно — он не сможет ни напугать, ни причинить вреда наполовину бесплотному созданию. Хотя нет, про напугать — это перебор самоуверенности. Шуганет и еще как, особенно ночью, во сне, когда контроля почти нет, м душа мечется, живя голыми инстинктами. А страх обычно провоцирует хищников, будит их азарт и желание нападать. Каин же хочет охотиться, даже если сам этого до конца еще не сознает. Выслеживать дичь для него так же естественно, как не дышать.

«Что ж делать мне с тобой…»

Вампир шел по дороге и улыбался уголками бледных губ, держа в руке обнаженный меч. Шел по запаху, по ментальному следу главной жертвы. Естественно, он не стал и дальше играть в благородство и отследил ее действия, единожды зацепившись за мозг. А теперь шел выполнять обещание.

Он манил своей ало-серебряной аурой. Чистым и холодным привычным запахом Смерти, без которой, следовало признаться себе и в этом, в жизни словно чего-то не хватало. Он был для нее дозой наркотика. Даже звук имени, отсылавшего в седую древность и мифологию мира, в котором родилась эта история, намертво прикипел к багрянцу и серебру. И смутно маячило предчувствие, что где-то впереди, в черной неизвестности отдаленного будущего, в иной жизни тень вампира должна стоять за плечом. Верным спутником, готовым шагнуть куда угодно ради ее целей. Тем, кто всегда способен понять. Тем, кто может защитить вдали от семьи и одновременно быть ниточкой связи с близкими. Тем, кто принимал бы без прикрас и масок. Тем, кто без лишних угрызений совести убил бы для нее, если это нужно. А если нужно — мог бы и доказать неправоту. По крайней мере, попытаться.

А Клан? Стая?

Стая, готовая на что угодно ради леди своего вожака. Не один десяток безгранично преданных бойцов, закаленных Смертью, выращенных по всем правилам, гибких и способных к трансформации под разные условия… Звучит заманчиво. Но чтобы получить их, придется убедить не только Каина, но и его будущих птенцов.

Которые пока еще глубоко мертвы.

Магичка ждала его одна на старом месте у прогорающего костра. Холодный взгляд голубых глаз встретила спокойно.

— Ну что? Сразу убить или попрыгаем?

— Ты чудовище…

— Чудовище здесь не я, а ты. Я предупреждал — не делай меня врагом.

— Ты не смеешь ставить мне условия.

— Почему бы и нет? Я охотник, вы — добыча, вы сами на это подписались, давая клятвы или что у вас там принято. Не я убиваю без разбору — ты.

— Демагогия! Все вы горазды заговаривать зубы, а потом заживо сдираете кожу с детей!

— Лично я просто питаюсь, без лишних игр с едой.

— Давно ли ты был человеком, чтобы считать нас едой?!

Он взирал на нее с высоты немаленького роста все с тем же холодным спокойствием и легким любопытством во взгляде. Без ненависти. Ее же глаза зло сверкали. Теперь, точно зная, что обречена, она не боялась и не считала нужным сдерживаться.

— Я поиграл с тобой в человечность, я дал тебе выбор. Ты его сделала. Подставив при этом весь отряд. Что не так?

У нее на скулах заиграли желваки. И ведь верно — подставила. И то, что сейчас она их отослала, не имеет абсолютно никакого значения и смысла — найдет. И сожрет.

— Так кто из нас чудовище?

Он не стал дальше вести ненужные разговоры. Мгновенным рывком сместился ей за спину и точным ударом сломал хребет. Подхватил враз обмякшее, неспособное шевелиться тело и надолго склонился над ним, впитывая жизнь и насыщенную кислородом и энергией кровь.

Намирэ наблюдала с интересом, внимательно отслеживая каждое действие подопечного. Как двигается, как говорит, как убивает, кого и почему. Какие эмоции испытывает, о чем думает. Все это важно, все составляет картину развития личности. А серебряный, хоть об этом никто из местных и не догадывался, вовсе не был порождением канона истории, как таковым. Да, он вобрал в себя изначальный образ, да, он последует по заложенным эгрегором вехам, но создавался он иначе, не так, как можно было бы предположить, изучая историю. В момент, когда Мортаниус взял в руки атам, его волю направляла Создатель. И знаки, выводимые им по наитию, и сам ритуал не были свойственны этому миру — о подобных практиках ей рассказывал один из свекров, и она постаралась воспользоваться полученными обрывками знаний сполна — чтобы вышедшее из-под атама существо получилось лучше, чище, сильнее оригинала. О да, Воплощенная реальность почти тут же наложила на творение свой отпечаток. Но он будет иметь возможность преодолеть это, перешагнуть, стряхнуть с себя и расти дальше, становясь кем-то большим, нежели обычный вампир не самого сильного подвида.

Немного смущала его заторможенность, холодность, приглушенные эмоции. Канонический образ предполагал ярость, вспыльчивость, импульсивность, но Каин внезапно излишней гневливостью не отличался и вообще, предпочитал пребывать в покое, даже убивая. Это можно было списать на отмирание гормональной сферы, но сей факт все равно настораживал. Таясь подо льдом, его алый гнев мог со временем стать еще разрушительнее.

Распущенных магичкой в разные стороны членов отряда — бессмысленная попытка «защитить» их от гнева вампира — он находил быстро и уничтожал безжалостно, но коротко, одним ударом. Это было еще одно существенное отличие: никакой показухи и лишнего позерства во время убийств, никакого содранного с костей мяса, вывернутых кишок, оторванных конечностей и прочих радостей. С трупов он прихватывал с собой только деньги, если те имелись — в качестве расходов на содержание лошади, оставшейся ждать возле пещеры и потушенного костра.

«Мой Серебряный…»

Она все же нервничала. Ей никто не мешал взращивать свое сокровище, наоборот, проявляли живейший и даже пристальный интерес, но все же, их сомнения ощущались живо и ясно. Она лишь могла надеяться, что ее усилия не пропадут впустую и ждать, иногда аккуратно касаясь полотна событий — такого неверного, неплотного, зыбкого, как туманная дымка утром ранней осени.

Он снова тронулся в путь, не торопя своего коня и с любопытством вглядываясь в мир вокруг — обычный, каких плодятся миллионы, если у создателей недостаточно фантазии на что-то уникальное. Обычный. Но Каин смотрел на него глазами недавно пробудившегося дитя ночи и открывал для себя новые оттенки и грани. Острота ощущений до сих пор казалась ему невероятной, краски яркими, запахи и звуки резкими, ветер живым, а мысли зверья и людей внятными, как открытая книга.

Перед Каином лежал дикий край изъеденных пещерами меловых скал, перелесков и редких ферм, живущих от и до собственным трудом, чьи хозяева одинаково встречали и дикого зверя, и одинокого путника, будь то вампир или человек. И Каину пришлось научиться выглядеть живым, набираясь энергии от пищи, разогревая тело, пряча клыки, когти, уши и возвращая лицу краски, чтобы иногда заглядывать к людям, давая роздых коню. Он назывался наемником, охотником на нечисть и, оправдывая это именование, не отказывался разобраться с волколаком, стригой или бродячими костями. Пришлось заново научиться есть человеческую пищу, чтобы не вызывать подозрений, когда хозяева бывали настолько благодарны, чтобы пригласить на ужин. Это оказалось несложно, если не пытаться впихивать в себя вареную капусту или бобы. Разве что жареное мясо казалось не таким вкусным, как сырое и почти не давало сытости, а настойки или брага не брали вовсе, растворяясь еще до того, как долетят до желудка. Но он притворялся и успешно развязывал языки хозяевам, вызнавая сплетни. Говорили то о видах на урожай, то о разгулявшейся нечисти, то о ценах на муку у соседа-мельника, который — непременно! — тоже с нечистью якшается, а как же. Очень редко о вампирах, еще реже о туманной и непонятной для местных войне с Вильгельмом Немезисом.