Латинист и его женщины (СИ) - Полуботко Владимир Юрьевич - Страница 25

Когда он наконец вернулся из армии, настала необходимость обзаводиться детьми, и Зина забеременела. Срок у неё был ещё маленький, когда молодые муж и жена поехали на Чёрное море подкрепить здоровье перед будущим пополнением в семье и будущими хлопотами.

Подкрепили. Вернулись в Ростов-на-Дону. А дело было летом 1979-го года.

В квартире их ждал сюрприз: там поселилась младшая сестра Зины — Татьяна. И не одна, а со своим молодым мужем.

Вот как и почему это случилось: восемнадцатилетняя Таня, живя с матерью в городе Белореченске, влюбилась там в столь же восемнадцатилетнего Ваню из соседнего Ставропольского края и сочеталась с ним законным браком. Своего жилья у Вани не было, потому что он был из глухой степной деревни, и оба поселились в доме у отчима Тани.

Вероника Сергеевна подумала примерно так: зачем мне и моему слишком добродушному новому мужу нужна эта обуза, когда в Ростове у старшей Таниной сестры, то есть у Зины, есть трёхкомнатная квартира, которая по документам числится за матерью обеих сестёр — то есть, за Вероникой Сергеевной. А хозяйка квартиры вправе поселять в ней кого угодно. А уж тем более — собственную дочь. Рассуждение это было несколько легкомысленным и не совсем правильным с точки зрения закона, ибо в Советском Союзе существовало такое жестокое понятие, как прописка. Но главная слабость такого рассуждения заключалась в нарушении другого советского закона — того самого, о котором уже говорилось прежде.

Итак, Зина возвращается со своим мужем в свою собственную, как она думала, квартиру и застаёт там нежданных жильцов. Именно так: не гостей, а жильцов. Жильцы заняли лучшую из трёх комнат и зажили, а точнее загуляли на полную мощь. Причём для восемнадцатилетнего Вани переход от деревенского бытового убожества к городскому раю оказался таким непосильным бременем, что он сначала запил, а потом и того хуже — ударился в наркотики.

Пьянки-гулянки, драки, мат-перемат, блевотина в прихожей, груды немытой посуды на кухне, залитые шампанским потолки и красивые когда-то обои, целые стада подозрительных гостей, вечно остающихся ночевать… И к ванной комнате не подобраться — вечно там кто-нибудь целыми часами отмокает после очередного загула.

Жить с такими соседями было невозможно, и на какое-то время Зина и её муж находили пристанище в четырёхкомнатной квартире Андрюшиных родителей.

Свёкор по-прежнему души не чаял в своей снохе, но не он был хозяином в доме. Всем заправляла его супруга. Ресторанная же директриса считала, что сноха должна содержаться в строгости. И поэтому, даже и тогда, когда живот у Зины стал уже совсем большим, никаких поблажек и скидок ей на это не делалось. Стирала, готовила, убирала — так же, как и прежде. Сыну любящая мать строго запрещала баловать жену помощью по хозяйству, а тот и рад был бы иной раз помочь жене, но не смел прекословить строгой маменьке.

— Ничего-ничего! — со смехом приговаривала свекровь. — Чем больше будет работать, тем легче будет потом рожать!

А потом были роды. И всё получилось и в самом деле — отлично.

Девочку — нормальную и здоровую — назвали Ксенией. Тогда это имя активно входило в моду и из разряда полузабытых вдруг стало очень распространённым. Всеобщая радость родственников по случаю рождения девочки была, конечно, очень велика, но…

Жить на старости лет в одной квартире с крикливым младенцем — дело тяжеловатое, и свекровь, которая являлась по совместительству с ресторанными делами ещё и председателем жилищного кооператива, вот что однажды предложила Зине: я, мол, всё беру на себя, а ты только не мешай да когда надо будет, — подпиши то, что я тебе дам.

Зина согласилась и в нужный момент, подписала то, что надо. И вот что получилось: председательница жилищного кооператива (она же — директриса ресторана, она же — свекровь) своею властью переоформила документы на владение квартирой, которая до того времени была записана на Зинину мать — Веронику Сергеевну. Это была грандиозная операция, абсолютно бессовестная и бесчестная и требовавшая применения мощнейших механизмов. Но — несгибаемые директора советских ресторанов всегда были людьми со связями и прежде всего в правоохранительном мире, и им ли было бояться таких трудностей! Итак, владелицей квартиры была оформлена Зинаида, и после этого от её имени и от имени строгих советских законов Тане, а главным образом её деревенскому мужу было велено выметаться вон. Что тем и пришлось сделать.

Вымелись. Сразу после этого муж Татьяны, который понял, что без прописки в Ростове ему придётся возвращаться в родную ставропольскую глушь, охладел к своей молодой супруге и тут же бросил её навсегда. И таким образом, Зинина сестра оказалась лишена семейного счастья — правда весьма и весьма сомнительного.

Таня плакала, проклинала старшую сестру:

— Ненавижу тебя! Ты отняла у меня мужа! Сама — так с мужем, а я — так без мужа!

Она зря плакала — по красоте и эффектности она ничем не уступала старшей сестре, и опасность при таких внешних данных остаться без мужа ей не грозила.

Погоревав, красавица-блондинка вернулась к матери в Белореченск и попросила защиты у неё, но — не дождалась.

Мать была занята своими собственными делами и равнодушно отнеслась к судьбам своих взрослых дочерей. Кое-как Татьяна всё-таки сумела зацепиться за драгоценный Ростов-на-Дону, но для этого ей пришлось заплатить некую цену — она стала сожительницей одного влиятельного кавказца, который всё это ей устроил. Забегая вперёд, скажу, что потом, обзаведясь пропиской и малюсеньким углом для жизни, она перекинет через себя ставшего ненужным благодетеля и выйдет замуж во второй раз — и тоже за кавказца. Почти по любви и очень удачно. Особенно в смысле улучшения жилищных условий и личного транспорта.

Ну а Зина с дочерью и с собственным мужем хорошо и весело зажили в своём уютном трёхкомнатном мирке.

Глава 53. ДЕЛА ЖИТЕЙСКИЕ

Рьяная свекровь больше не давила на сознание, и Андрей всё такой же красивый и добрый, как и прежде, уже не стеснялся помогать жене по хозяйству. Мог и на базар сходить, мог и постирать… Жизнь молодожёнов была фактически продолжением тех самых прогулок по прекрасному заброшенному вишнёвому саду, где водились настоящие зайцы. Всё так же пелись весёлые песни, всё так же находился общий язык, и всё та же молодость была с ними…

Работали они на хороших и тёплых должностях; свекровь подкидывала деньжат и, что при власти коммунистов намного важнее любых денег, — остродефицитных шмоток западного производства и столь же остродефицитных продуктов питания; и ни единого лета у них не проходило без поездки куда-нибудь на Кавказ, в Прибалтику или в Закарпатье…

А потом у них родился второй ребёнок — мальчик, которого назвали Олегом.

На дворе стоял 1984 год. К этому времени уже умер Брежнев, и вместе с новыми генеральными секретарями ожидалось что-то новое и свежее. Наши молодые супруги были кошмарно далеки от политики, излучали вокруг себя «полный гордого доверия покой» — дескать, как жили раньше, так будем жить и впредь. И так будут жить двое наших детей. Казалось, счастью молодых супругов не будет конца. Так же, как и советской власти!

Разумеется, они ошибались. Впереди у наших влюблённых друг в друга Зинаиды и Андрея было ещё семь-восемь лет относительно благополучной жизни. Это совсем неплохо — отхватить такой хороший кусок пребывания на этом свете.

Многие перехватывают и меньше. Или даже вообще — ничего.

Потом года два уйдут на тяжкие выяснения отношений, и в 1994-м году, ко времени краха коммунизма, безуспешных попыток восстановить его и подавления этих попыток силой оружия, всё это закончится разводом.

Связь необъяснимая, но — прямая и уж точно, что неслучайная: не стало коммунизма — не стало и молодой семьи Краславиных!