Босс (СИ) - Траум Катерина - Страница 21

— Так мы едем или будем стоять тут вечность?

Но ещё играющая на губах пьяная вишня чётко внушает Нику, что он не заведомый аутсайдер рядом с фаворитом гонки. Не смог когда-то спасти Мэл. Но второй шанс использует наверняка, и теперь это уже дело принципов: в отличии от мерзавца Алекса, у него их имеется достаточно.

***

Виновата.

Это печёт изнутри даже раньше, чем Эми открывает заспанные глаза, чем разум выплывает из мутного забытья, а во рту встаёт мерзкий привкус. Похмелье никто не любит. Но когда общая разбитость тела и гудящая голова смешаны с чётким пониманием, что сотворила какое-то дерьмо — это хуже вдвойне. Хочется зарыться обратно под одеяло и никогда не вставать с кровати, до которой хоть тресни, но не помнит, как добиралась ночью. При попытке воссоздать всю свою гулянку, она глухо стонет от отчаяния и запихивает тяжёлую голову под подушку. После бара была гонка по трассе с её отчаянными визгами в окно и оглушительно орущими песнями Нирваны и Queen. Кажется, она даже подпевала… И кажется, что Ник отличный водитель, вытворявший на трассе что-то невообразимо весёлое: в памяти отпечатались только эмоции. Но никакое удовольствие от его общества не пересиливает и не оправдывает жуткого чувства вины. Чёрт, как она вообще могла позволить себя касаться другому мужчине?

После порыва спрятаться и умереть от своей глупости приходит принятие. Вряд ли это уже изменишь. Случилось и случилось. В конце-концов, она же не переспала с ним, просто разок поцеловалась под действием алкоголя и расшатанных нервов.

Разок ведь, правда?

На этот вопрос разум упорно молчит, и Эми смиряется. Встаёт со смятой постели, с сомнением окидывает себя критичным взглядом. Раз сняла ночью джинсы, куртку и ботинки, то значит, скорее всего до спальни доковыляла сама. Краткое облегчение не помогает, к горлу подкатывает тошнота. И следующие сорок минут она проводит в ванной, пытаясь прийти в себя. Холодный душ и мятная зубная паста возвращают к жизни разбитое тело, но вот вина только усиливается. Алекс готов убить за шлепок по её заднице. Что он способен сделать с бедным парнем за случайный поцелуй — лучше не представлять. Ник не заслуживает этого. Но Алекс… он не должен терпеть её враньё. Это прямой путь к недовольству папочки, к недоверию, которое так стремится преодолеть. Так что Эми принимает единственно верное решение: надевает чёрные шорты и майку, собирает волосы в хвост и твёрдой походкой направляется вдоль коридора к его кабинету.

Однако несколько коротких стуков в деревянную дверь успеха не приносят. Дёрнув ручку, понимает, что заперто. Только сейчас, с сомнением хмурясь, достаёт из кармана телефон и закатывает глаза: конечно, уже второй час дня. Не будет же Алекс весь день сидеть и ждать, пока она проспится — да честно говоря, скорее всего ему глубоко плевать, где шаталась и что делала его маленькая Эм, если к ней не было поручений. Смиряясь с тем, что уже вряд ли увидит его до самого вечера, Амелия обречённо топает к лестнице. Возможно, распоряжения для неё остались в столовой.

— Добрый день, Кларксон, — чуть сипло здоровается она, завидев внизу неизменного вышколенного дворецкого со стопкой выглаженных тёмных простыней.

— Здравствуйте, мисс, — как обычно, безукоризненно вежливо и безучастно откликается он, не показывая ни одной эмоции на старческом лице. И наверное, именно сегодня, когда раскалывается голова и мутит желудок, Эми надоедает это терпеть:

— Чёрт, почему до сих пор не на «ты»? — устало вздыхает она, спускаясь по последним ступенькам.

— Потому что обслуга в этом доме должна сохранять свой статус, — с неясной ей гордостью вздёргивает подбородок Кларксон. В чуть грустных мутновато-серых глазах не видится осуждения, и уже это толкает Эми на неожиданный, продиктованный интуитивно шаг:

— Ну так между собой обслуга вправе общаться на равных? — с усмешкой признаёт она своё недалеко ушедшее от него положение, чем заслуживает лёгкую, едва заметную улыбку. Глаза мужчины теплеют на пару градусов, что уже достаточно ощутимый прогресс. — Идём. Алекса нет, насколько я поняла. Составишь мне компанию за чашкой кофе?

Он мнётся, но недолго. Кидает сомневающийся взгляд на большие настенные часы, а затем с обречённым старческим кряхтением откладывает стопку белья на небольшой столик у лестницы.

— Если моя компания не смущает… тебя.

— Эми, — легко подсказывает она ему, внутри тихо радуясь: давно надо было разрушить эту границу. Она не принцесса в замке, а просто один из вечных рабов. Чокер и шрам на шее будут напоминать ей об этом каждую секунду. А вот дружба с дворецким, как показала вчерашняя беседа с Ником — дело довольно интересное. — Не знаешь, куда уехал Алекс? Распоряжений для меня не оставлял?

Они вместе направляются к кухне, и по пути Кларксон с облегчением расстёгивает свой форменный пиджак. В кои-то веки позволяет себе чуть согнуть спину, не держась в рамках выдрессированного временем слуги. Интересно, сколько лет он работает на эту семью? Вероятно, дольше, чем живёт на свете сам Алекс.

— Нет, Эми. Даже не спрашивал о тебе, и что ты пропадала где-то полночи он тоже вряд ли видел. После… игры в покер Александр ещё пару часов работал с бумагами в кабинете, а потом ушёл спать, — такого подробного отчёта она и не ожидает, зато многое сразу проясняется. Вероятно, сегодняшнее безделье для неё — его способ отблагодарить за вчерашнюю помощь.

Или он попросту забыл о ней, как уже не раз бывало.

— Значит, я сегодня предоставлена самой себе, — наигранно весело подводит Эми итог и смело подходит к навороченной кофемашине на гигантской пустующей кухне, сверкающей глянцевым холодом. — Капучино, эспрессо?

— Капучино, — Кларксон присаживается на один из стульев и с наслаждением вытягивает ноги. В его возрасте уже явно не так просто исполнять обязанности едва ли ни единственной прислуги в доме. Помимо него Эми замечала лишь нерасторопную итальянку-повариху, абсолютно не говорящую по-английски, и приходящую три раза в неделю чернокожую горничную, также не отличающуюся знанием языка. Природное любопытство даёт о себе знать, и пока загудевшая кофемашина варит свой напиток, Амелия разворачивается к дворецкому и с как можно большей участливостью замечает:

— Наверное, чертовски сложно работать в этом доме в таком возрасте?

— Раньше было проще, — согласно вздыхает Кларксон. — При Эдварде. Гости приходили чаще, но зато после них было меньше… уборки.

Эми усердно кивает, всецело понимая, что он имеет ввиду. Хочется направить разговор в интересующее её русло, и она закидывает первый пробный камень: благо, старику явно скучно, и возможности поболтать о прошлом он не упустит.

— А каким он был? Эдвард? Таким же…

— О, нет-нет, — ей даже не приходится договаривать, потому как Кларксон торопливо мотает головой. — Он взял меня в свой дом в очень сложный период моей жизни, когда я был на грани того, чтобы просить милостыню. Чем, конечно, очень выручил, и я до сих пор ему благодарен. Да, Эдвард занимался нелегальным бизнесом, но делал это совсем иначе. Умел к каждому найти подход, компромисс. Его очень уважали партнеры. И в приступе гнева я видел его всего дважды за все тридцать лет службы: когда он узнал, что его жена умерла в родах, и когда Алекс…кхм.

— Алекс — что? — живо заинтересовалась Эми, нащупав нужную ей ниточку и цепляясь за неё моментально. — Он злил отца? У них были плохие отношения?

— Алекс — маленькое, избалованное чудище, — сухо выдавливает Кларксон так тихо, словно боится, что его подслушивают. Нервно потирает шею, оглядываясь на дверной проём, но всё же продолжает. — Как единственный наследник и последнее, что осталось у Эдварда после смерти любимой жены, он получал абсолютно всё. Ему вообще никогда не отказывали, а отец пытался компенсировать отсутствие матери своим вниманием и кучей услужливых нянек. И когда Алексу было восемь, он столкнул одну из них с лестницы, потому что та не дала ему шоколада. Бедняга свернула себе шею.