Босс (СИ) - Траум Катерина - Страница 10

Рука Алекса на бедре скользит к его внутренней стороне, подбираясь всё выше. Эми прикрывает глаза от удовольствия, чуть расставляя ноги для лучшего доступа. Она не тешит себя смешными надеждами: трахать её ему надоело ещё две недели назад. И ей пришлось научиться ловить кайф от меньших вещей. Повелительного взгляда. Тембра, что словно качает на волнах, и может окрылить или уничтожить в один момент. Касаний и слов. В последнее время ей чудится, что способна кончить от одной лишь похвалы, и это почти так и выходит — кислород исчезает в пелене табачного дыма, когда где-то совсем близко Алекс хрипло шепчет долгожданное:

— Хорошая девочка, Амелия. Ты заслужила десерт.

Она едва не стонет от того, как жарко вспыхивает в груди торжеством. Победа. Разрешили. Уже чувствуя его дыхание на своём лице, чуть наклоняется к нему, находя терпкие губы. Привкус сигары, пепла и крепкого кофе: сегодня Алекс кажется ещё вкусней, чем обычно. Поцелуй вообще столь редкий подарок, что надо упиваться каждым мгновением, начиная мелко дрожать от движений властного языка во рту, который словно подчиняет даже через сплетение уст. Микроинфаркт, когда он остро прикусывает нижнюю губу и оттягивает до первой искорки боли. Чёрт возьми, ради этого она готова отрезать тому наркоману руку целиком. Папочка проявляет к ней интерес. Либо ему и правда, очень скучно, либо это праздник, который надо отметить сполна.

Эми не обольщается, что кто-то будет думать о ней. А потому тихонько соскальзывает со стола, когда Алекс отрывается от неё и заменяет её губы новой затяжкой сигары. Но ей уже достаточно, чтобы привычно опуститься перед ним на колени, попутно стягивая и отбрасывая в сторону майку. Он должен видеть, что она старалась, выбирая для него лучшее кружевное бельё, нижнюю часть которого всё равно не оценят. Десерт. Она фаворитка этого дня.

Алекс не возражает, когда её руки тянутся к ремню его брюк, и это уже знак. Пока он так добр, хочется быть максимально нежной, показать ему всю глубину чувств, которые испытывает при одном взгляде на него. На этого расслабленного развалившегося в офисном кресле зверя, откинувшего голову и одной рукой одобрительно глядящего её по волосам. Приятно до мурашек, до желания мурлыкать, как приласканной кошке. Пока он не передумал и не забрал разрешение обратно, расправляется с ремнём, быстро и уже профессионально освобождая плоть от лишней ткани.

Вот и подтверждение тому, что его заводил рассказ о чьих-то мучениях. Даже его член Эми считала произведением искусства, и он уже наливается кровью, пока Алекс над ней тихо пускает дым в потолок, не открывая глаз. Едва не простонав от встречи с долгожданной частью его совершенного тела, Эми бережно обхватывает член ладошкой, отодвигая крайнюю плоть. На пробу касается языком самого кончика головки, смакуя вкус. Между ног проступает влага, пропитывая бельё, и она напрягает бёдра, чтобы получить хоть каплю давления на пульсирующий жаждой касаний клитор.

Дыхание Алекса практически ровное в повисшей тишине столовой. Но это шанс показать, чему она научилась за эти недели. Больше не будет постыдных ошибок, как в первый раз, когда стояла перед ним на коленях, а в итоге глупо сплюнула самую вкусную часть угощения. Наказанием тогда послужила долгая и холодная ночь на полу под этим самым столом, привязанной за кольцо на чокере тонкой цепью. Голой и оставленной рыдать от ощущения брошенности и ненужности.

Если она ему будет не нужна — ей вовсе незачем коптить небо и тратить чей-то кислород.

Короткое воспоминание о провале заставляет Эми накинуться на его член с голодом, со всем возможным рвением. Обхватить губами стремительно багровеющую головку, с чмоканием втянуть в себя солоноватый привкус. Он совершенен — ровный, уверенно наливающийся силой в её влажной от усердия ладошке, которой размазывает вдоль ствола свою слюну. Нервы натягиваются, подобно канатам, когда слышит над собой первый тяжёлый вдох наслаждения. И вроде это подчиняющее положение, но понимание, что его удовольствие зависит от неё, будоражит не меньше. В трусиках уже настоящий потоп, а Эми увлекается с каждой секундой, проходится горячим языком по всей длине члена, чтобы затем резко заглотить его на всю глубину, какую способна принять, почти задохнувшись.

— Неплохо, — ободряюще хрипит Алекс, и его свободная от сигары рука вплетается в её растрёпанные волосы, наматывает на кулак и натягивает, словно поводья. Контроль. Он должен всегда контролировать ситуацию, никому не давая над собой власти. Её любимый папочка.

Его похвала едва не вышибает радостный вскрик из её груди: как же чертовски сильно ускоряется сердцебиение, если чувствует, что нужна ему! Только она, всегда, что бы он не попросил, исполнит и поблагодарит, ведь это же Алекс. Босс. Её мир в одном человеке. В животе больно тянет потребностью ощутить его внутри, но это слишком дорого для неё. Купила себе немного его внимания, и это уже счастье, пестрящее внутри фейерверком, узлами завязывающимися нервами. Не обращая внимания на неприличность звуков, она наращивает темп своих ласк, жадно посасывая и облизывая, мелко дрожа от его довольного хрипа наверху. Ему нравится.

Хватка в волосах становится ещё жёстче, и вот уже сам Алекс направляет её движения. Эми послушно расслабляет горло, позволяя твёрдой напряжённой плоти скользить по языку глубже. Мужская рука насаживает её голову на его член, лёгкой болью в затылке, вынуждая задыхаться и рвано ловить пропитанный табаком воздух. Темп ускоряется, в висках стучит, а слюна неприлично капает на брюки. Её имеют, и так будет всегда — но чёрт побери, если кого-то что-то не устраивает. Папочке хорошо, когда она так податлива, и значит, она будет стоять перед ним на коленях и позволит делать с ней всё. Стон наслаждения Алекса уносится в вены колкой волной нежности к нему, разжигая кровь подобно бензину. Глаза слезятся, размазывая тушь, столовая наполняется хлюпающими звуками. Наконец, член замирает у самого горла, а тело хозяина дёргается в конвульсиях разрядки.

Победа. Эми жадно глотает всё, что он ей способен дать, а последний терпко-солёный глоток оставляет себе подольше. Член выскальзывает из её рта, а она безумно улыбается через влажную плёнку в глазах, перекатывает сперму языком, смакуя и упиваясь. Словно топлёный шоколад. Но гораздо лучше. Смотрит на своего бога снизу вверх, а Алекс уже вновь откидывает в кресле, выпуская её волосы. Пригубляет так и тлеющую в правой руке сигару, прикрывая глаза от удовольствия.

— Что надо сказать? — властно гремит через звон в ушах его голос, напоминая установленный с первой ночи порядок.

— Спасибо, папочка, — сглотнув последние крупицы десерта, довольно выдыхает Эми, игнорируя то, как тянет возбуждением внизу живота.

— Умница. На сегодня ты свободна.

***

Амелия не задумывается, нравится ли ей её комната. Небольшая и безликая, с примыкающей собственной ванной и неплохим гардеробом, где нет ни одной из её старых вещей. Широкая постель словно издевается над ней: ни разу за три недели Алекс даже не вошёл сюда, ведь ему абсолютно плевать, чем она занята, если больше нет распоряжений. Спать приходится всегда одной, потому как и она в его комнату не имеет доступа — и в голову бы не пришло заявиться ночью в поисках ласки. Не настолько идиотка. Ошибки она могла совершать в первую неделю, когда только привыкала к своей роли в его жизни. Но даже мелкие промахи сошли на нет после её пятой ночи в Браунвилле.

— Алекс, я не могу просто исчезнуть. У меня есть знакомые и друзья, которые могут поднять тревогу, если я попросту съехала с квартиры и пропала, ничего не сказав…

— Друзья? — он откровенно и нагло смеётся над таким словом, а затем его рука резко обхватывает горло, перекрывая доступ кислорода и вынуждая захрипеть. — Ты разве не убила их, сучка? — Обличающе-властно, вышибая самообладание.

В грязном шоколаде — неприкрытое наслаждение от напоминания, от того, как она вздрагивает всем телом, вновь вспоминая запах крови из пулевых ран. Разумные доводы растворяются в ничто, и теперь кажется жалким порыв достучаться до него и сказать, что она была личностью. Но хуже всего становится не когда от недостатка воздуха горят лёгкие, а когда её властным и сильным рывком нагибают, больно впечатывая грудью в стол до сдавленного шипения.