Мароны - Рид Томас Майн - Страница 25

— А мои собаки? — завопил вдруг один из них. — Ты заплатишь мне за них по двести песо за каждую, ни одним песо меньше!

— И гроша не дам ни за ту, ни за другую! — засмеялся охотник. — Разве я не доказал, что обе они никуда не годятся? Хвастаете своими ищейками, а взгляните-ка на них!.. Идите-ка, мои красавчики, восвояси, охотьтесь за беглыми у себя на родине, если угодно. А здесь предоставьте это тем, кто половчее вас, — нам, маронам!

Герберт заметил, что при этих словах охотник выпрямился и, гордо вскинув голову, с презрением взглянул на приунывших касадоров.

— Черт бы тебя побрал! — прошипели они и поплелись вслед за чернобородым.

Глава XXVII. МАРОНЫ

Едва все трое скрылись из виду, охотник повернулся к Герберту. В глазах его светилась признательность.

— Господин! — Он отвесил низкий поклон. — После того, что вы сделали, нельзя словами выразить вам благодарность. Если отважный белый джентльмен, рискнувший жизнью ради бесправного темнокожего, соблаговолит назвать свое имя, марон Кубина его не забудет.

— Марон Кубина? — машинально повторил Герберт, пораженный странным именем, равно как и внешностью и поведением незнакомца. — Ну, а я англичанин и зовут меня Герберт Воган.

— Может быть, господин, вы в родстве с владельцем Горного Приюта?

— Он — мой дядя.

— Тогда едва ли вам сможет быть полезным бедный марон-охотник. Но простите за дерзкий вопрос: почему вы оказались в лесу в такой ранний час? Солнце только что показалось, а Горный Приют в трех милях отсюда. Неужели вы добирались сюда в темноте? Это не так просто в наших лесных дебрях.

— Я провел ночь в лесу, — ответил Герберт, улыбнувшись. — Я спал там, где сейчас лежит кабан.

— Значит, это ваше ружье, а не его? — Охотник кивнул в сторону беглеца.

Тот стоял в нескольких шагах от них, бросая на своих спасителей взгляды, преисполненные признательности, к которой, однако, примешивалась некоторая доля страха.

— Да, это мое ружье, — подтвердил Герберт. — Очень рад, что оно оказалось заряженным и дало возможность прикончить эту свирепую тварь. Иначе пес, конечно, перегрыз бы несчастному горло. Вид у бедняги жалкий, но оружием он владеет недурно. Кто он и что собиралась сделать с ним та троица?

— Ваш вопрос, мистер Воган, показывает, что вы чужестранец. Вы хотите знать, кто этот человек, избитый до полусмерти? Я думаю, не требуется большой учености, чтобы прочитать знаки на его спине. А на груди у него клеймо «Д. Д.». Следовательно, он раб, собственность Джекоба Джесюрона. А мое мнение о Джекобе Джесюроне лучше не спрашивать.

— Что же это они с тобой сделали, бедняга? — Герберт, полный сострадания, смотрел на раба.

Тот, видя, что обращаются к нему, принялся что-то долго и горячо объяснять, но ни Герберт, ни молодой марон ничего не поняли. Герберт разобрал лишь два слова: «фулах» и «Аллах», которые беглец повторял особенно часто.

— Должно быть, нездешний, как и вы, мистер Воган, — сказал марон. — Хотя, как видите, его уже успели познакомить с нашими порядками. Клеймо у него совсем свежее, кожа вокруг букв вся красная. Наверно, он совсем недавно из Африки. А знаки на спине — следы игрушки, которой так любят забавляться плантаторы, их управляющие и надсмотрщики. Его нещадно били плетьми.

Марон осторожно приподнял на беглеце окровавленную рубашку. Глазам Герберта предстала ужасная картина. Он не выдержал и, содрогаясь, отвернулся.

— Вы говорите, он из Африки? На негра он не похож.

— Не все африканцы — негры. Я думаю, он фулах.

— Фулах! Фулах! — закричал беглец и снова принялся что-то пространно рассказывать, стараясь жестами сделать свой рассказ понятнее.

— Жаль, что я не знаю его языка, — сказал охотник. — Он действительно фулах. Поэтому-то мне его особенно жалко.

Он умолк на минуту, задумавшись, потом заговорил снова:

— Не очень-то мне хочется возвращать его хозяину.

— А это необходимо?

— Да. Мы, мароны, не имеем права укрывать беглых рабов. Если откроется, что я… А ведь эти негодяи Джесюрона уже всё знают. Но мне трудно будет его выдать. Притом он так похож на нее…

— На нее? О ком вы? — с недоумением спросил Герберт.

— Прошу прощенья, меня уж очень удивило его сходство с одной девушкой… Но скажите, как вы все-таки очутились в лесу ночью? — Казалось, ему хотелось переменить тему. — Наверно, охотились допоздна и заблудились?

— Да, я действительно заблудился, но не на охоте.

— Так это остатки от вашего завтрака? — Марон указал на валявшиеся вокруг листья «горной капусты».

— И завтрака и ужина. А за питьем я взобрался на дерево, и тут появился кабан и принялся подъедать то, что оставалось от моей вечерней и утренней трапезы.

Марон улыбнулся.

— Ну, — сказал он, — если вы не очень торопитесь добраться до Горного Приюта, минут через пять я смогу угостить вас кое-чем получше сырой «горной капусты».

— Нет, я не спешу туда. Скорее всего, я больше никогда туда не вернусь.

Тон, каким это было сказано, не ускользнул от наблюдательного марона. «Здесь что-то кроется», — подумал он, но деликатность не позволила ему настаивать на дальнейших объяснениях. «Меня это не касается», — решил он про себя.

— Так не желаете ли отведать моего лесного завтрака, мистер Воган? — предложил он Герберту.

— Весьма охотно.

— В таком случае, я сейчас позвоню моим слугам. Охотник поднес к губам украшенный резьбой рог, и по лесу прокатился протяжный, вибрирующий звук.

— Сейчас у нас будет и угощение и хорошее общество, — сказал охотник. — А вот и мои приятели! — продолжал он почти в ту же минуту. — Я знал, что они неподалеку.

Из леса с разных сторон донеслись ответные звуки рогов.

— Вот, мистер Воган, — сказал охотник скромно, но с ноткой торжества, — те трое стервятников были, в сущности, не так уж нам страшны — мои соколы находились поблизости! Конечно, это не уменьшает моей благодарности вам. Но я знал, что трусливые негодяи дальше пустых угроз не пойдут, и не считал необходимым звать на помощь своих людей. Смотрите! Вот они!

— Кто?

— Мароны!

На дальнем конце поляны зашуршали кусты, и в ту же минуту оттуда показалось больше десятка вооруженных людей, быстро направлявшихся к месту, где стояли охотник и Герберт.

Глава XXVIII. ЗАВТРАК В ЛЕСУ

Герберт с интересом следил за приближавшимся к ним отрядом. Он состоял из десятка негров и одного или двух мулатов. Среди них он не заметил ни одного малорослого, тщедушного — все они были отлично сложены, высокого роста, сильные, мускулистые. В глазах их светилось чувство собственного достоинства. Какой твердой, какой смелой была их поступь, каким уверенным шаг! Все убеждало Герберта, что перед ним свободные и независимые люди. Во всем их обличье не было ничего рабского. И притом они были вооружены — ружьями, ножами, а некоторые — копьями. У рабов оружия не бывает. Да и снаряжение их ясно говорило, что это охотники, а если потребуется, то и воины. У каждого был рог и перекинутая через плечо сумка. И, так же как у марона Кубины, у каждого на ремне висела оплетенная прутьями тыквенная бутыль для воды. У некоторых за спиной висела небольшая корзинка из ивовых прутьев или пальмового волокна. Корзинка держалась на двух ремнях: один пересекал грудь, другой шел вдоль лба. В корзинках, вероятно, находилась провизия и все необходимое для странствий по лесу.

Костюмы их были довольно разнообразны — среди них нельзя было бы найти и двух одинаковых, — но чрезвычайно живописны. И в то же время между ними было много общего. На головах у одних были шляпы из пальмового листа, у других — платки, свернутые в виде чалмы. Лишь на нескольких были рубахи и штаны; большинство были без рубашек. А двоим или троим единственной одеждой служила белая набедренная повязка. Но обувь имелась у всех: каменистые, усыпанные колючками лесные тропы не позволяли ходить босиком. Эта обувь у всех была одинакова: плотно охватывающие ногу сапоги из грубой рыжей кожи, щетина на которой указывала, что это шкура дикого кабана, снятая с задней ноги животного и натянутая на ногу еще теплой. Постепенно засыхая, она обтягивала ногу, как чулок. Потом ее немного подравнивали ножом, и таким образом получались своеобразные мокасины, которые снимались с ног лишь тогда, когда пронашивалась подошва: ямайскому охотнику за кабанами не приходится ежедневно надевать и стаскивать сапоги.