Город грехов (СИ) - Траум Катерина - Страница 46

— Я не хочу. Не хочу видеть её осуждающий взгляд. Она, наверняка, меня ненавидит, так зачем все это…

Договорить не вышло. Вопреки всем установленным порядкам, дверь кабинета распахнулась без стука. Со злым раздраженным прищуром обернувшись, Зет уже хотел пообещать вышибить смельчаку мозги, но слова застыли в горле.

На пороге стоял Зак. Нет — это был не он. Не милый парень, тайком приобнимавший свою спутницу всего несколько часов назад. Темные волосы растрепаны, глаза черней ночи, полыхающие ненавистью. На рукаве расстегнутого пиджака отчетливые алые пятна, как брызги, мелкие смазанные точки…

— Заносите, — прошипел он, не сводя взгляда с отца. В кабинет вошли, чуть нервно переглядываясь, четверо солдат-Змей, затаскивая два больших черных мешка. О содержимом догадаться было не трудно.

— Какого… — взял было угрожающий тон Зет, едва рядовые удалились из его логова, прикрыв дверь.

— Заткнись и слушай, — тем же пустым, ледяным голосом продолжил Зак. Ни разу даже не шелохнулся, всматриваясь в лицо своего создателя и пытаясь найти в нем хоть что-то, что должно быть в настоящем отце. Безуспешно, — Эти двое были на реке. Это они убили Дрейка, их наняли, подкинув записку и деньги в шкафчик в раздевалке. Кто, не знали. О других убийствах тоже не имели представления — поверь, я был убедителен, выбивая правду. Заказчик мог быть кем угодно. Ублюдки казнены по закону Змей, отплатив кровью за кровь, — закончив свой сухой, абсолютно безэмоциональный отчет, Зак перевел взгляд на мрачно взирающую на него Лили. Сморщился от отвращения, которое неизменно вызывала эта сука — а после сегодняшнего ее просто хотелось убить. Также, как этих двух механиков — раздробив кости и вырвав все ногти из пальцев, воткнув ржавый железный прут в живот, чтобы мучилась подольше.

— Постой, как ты… Откуда… — пытался понять суть происходящего Зет, уже чувствуя знакомый металлический запах смерти от черных мешков. Гордость за свое творение, все выяснившего и расправившегося с этим делом в одиночку, смешивалась в его венах с холодным, липким страхом. Кто он… кто этот человек, что стоит перед ним с перекошенным ненавистью лицом…

Заккари вдохнул, пропитываясь ароматом крови, осевшем в лёгких мутной дымкой. Сделал шаг вперед, снова впиваясь взглядом в карие глаза отца. Кровь застыла до состояния желе, как и все одеревеневшее тело. Больше никаких сомнений. Никакого подчинения. Хватит.

— Это неважно. А вот, что я скажу тебе, отец. Если ты или твоя шлюха еще хоть раз подойдете к Ребекке Чейз, в этих мешках будут ваши тела. И мне плевать, кто ты. И плевать, что ты думаешь. Я предупредил.

Развернувшись, он вышел из кабинета, тихо и без всяких театральных хлопков дверью. Намереваясь снять пропитанную чужой и своей болью одежду, смыть всю кровь, а потом пить, пить так долго и много, пока печень его не придушит.

А Большой Змей несколько минут в ужасе смотрел прямо перед собой немигающим взглядом, пытаясь понять, что за чудовище он вырастил.

***

Работать, развлекая публику, не всегда может быть приятно. Никто не спрашивает, в настроении ли ты, способна ли сегодня весело прыгать по сцене и задорно улыбаться — будь любезна, выйди и пой, да еще так, чтобы толпа рукоплескала. Хотелось надеть клоунскую маску с нарисованной улыбкой, потому, как настоящая поселиться на лице Бекки была не способна уже вторые сутки. Вечер среды, в клубе не пробиться, все ждут только набирающую популярность местную звездочку. Которая сидела в гримерной, скептично покрывая слишком бледные щёки румянами, которые пришлось одолжить у Лайлы — сама ими редко пользовалась, от природы краснея довольно легко. Не сегодня.

Вчерашний вечер казался дурным сном, и Бекки до последнего надеялась, что ляжет в кровать, закроет глаза, а открыв — проснется заново, забыв этот кошмар. Но так просто избавиться от тяжести в груди, тянущей к земле, словно многопудовая гиря, не вышло. Отмахнувшись от вопросов бабушки банальным «устала, потом поговорим», она честно пыталась уснуть. И даже не знала, от чего льются в подушку тихие, бесконтрольные слезы: от того, что мать снова от нее сбежала, как от прокаженной, или обмана, которого не хотела признавать до последнего. Двойная боль, двойное предательство. Двойной груз на сердце.

И если от горе-матери, о которой бабушка отзывалась всю жизнь не иначе, как о «прошмандовке, случайно прыгнувшей в постель моего сына», ждать другого было глупо, то от Заккари, скрывшего факт, что эта самая «прошмандовка» спит с его отцом уже много лет, принять ложь было больней. Еще хуже понимание, что вся его напускная приветливость на дне города, все улыбки — просто фальшь, чтобы она согласилась пойти на этот ужин, чтобы он мог выполнить приказ отца.

А может, и все эти отношения — приказ, чтобы привести её к матери…

Да, Бекки понимала, что связалась далеко не с ангелом. Но ни разу за их знакомство не допускала мысли, что ее обманывают в самых первых, самых робких и нежных чувствах. Не могли врать эти глаза с охрой у радужки, не могли быть ненастоящими те слова на лавочке в парке и касания лунной ночью в гостиничном номере. Не может быть.

Снова подняла взгляд на свое отражение, видя сверкающие влагой расширенные зрачки. Не поможет. Никакая косметика не скроет её боль, никакая напускная веселость не удержится на личике и минуты. Надо что-то делать с этой тошнотой в горле — с чего бы, если она не смогла себя заставить за целый день ничего съесть. От тут же закружившей возле нее бабушки, норовящей пихнуть своих травяных настоек, Бекки попросту сбежала, взяв двойную нагрузку по сегодняшним ученикам — хоть немного отвлеклась. Но перед детьми ей не нужно было изображать радость. А через пятнадцать минут будет необходимо.

Вздохнув, она сморгнула непрошеные слезы и направилась к бару. Впервые в жизни ей было так паршиво, что хотелось выпить чего-нибудь покрепче. Чтобы пережить грядущее выступление. В зале было много народу, все столики заняты, и даже возле барной стойки нет свободных стульев. Наплевав на то, что её синее платье-колокольчик помнется, Бекки протиснулась через толпу, заходя за стойку. Запоздало вспомнила, что именно в таком виде была в тот самый вечер, когда таинственный аноним вышел из тени поддержать простудившуюся певицу. В груди зажгло сильней, отвратительным ядом.

А может, она все себе придумала? Может, преувеличила в гневном порыве, может, стоит обдумать другие варианты, найти всему объяснение…

«Прекрати его оправдывать, дура! Тобой просто попользовались, как и твоей наивностью!»

— Беккс, привет! — с явно нарочитым энтузиазмом поприветствовал Арти, и неприятный холодок пробежал вдоль позвоночника, вынудив свести плечи. Он не вовремя. Сильно, — Полный аншлаг, надеюсь, ты в голосе?

— Нальешь бокал рома за счет заведения — буду в голосе, — огрызнулась она, уже сама протянув руку к бутылке. Под удивленным взглядом бармена плеснула в первый попавшийся стакан коричневой остро пахнущей жижи и влила в себя, не почувствовав вкуса. Поморщилась, поняв, что он на нее смотрит, как на сумасшедшую, и неожиданно для себя рявкнула, — Чего тебе?! Иди, еще разок настучи бабуле, какая я сука!

Пульс бил в висок, а пальцы дрожали — алкоголь не помог успокоиться, только еще больше сорвал все тщательно удерживаемые ниточки контроля над собой. Держалась целые сутки. Не давала себе окончательно расклеиться. И не могла больше терпеть эту кипящую под кожей злость, совершенно ей несвойственную. Раньше. До того, как чертов Зак Грант перевернул ее мир. До того, как она в него влюбилась, как полная дура. До того, как сказала, чтобы он больше не подходил к ней. Дрожащие пальчики нащупали первое, что попалось под руку среди груды посуды и стаканов — деревянная рукоять ножа.

— Бекки, я просто волновался за тебя, — со вздохом отбросил тряпку Артур и развернулся к ней, — Грант совершенно не тот человек, с которым…

От прозвучавшей вслух фамилии внутри все сжалось в плотный тошнотворный комок. Резким, быстрым и совершенно неосознанным движением Бекки воткнула маленький кухонный ножик в деревянную стойку, оставив глубокую трещину. Скрипнув зубами, с усилием выдавила из себя: