Серая сталь (СИ) - Земляной Андрей Борисович - Страница 1

Андрей Земляной

Серая сталь

1 Глава

Со времён Ивана третьего, повелось называть воинов полков строевых — белой сталью, воинов монастырского Братства – чёрной сталью, а воинов Тайной стражи – серой сталью. И в годы правления Константина, было велено отличившимся воям, вручать кинжалы именные, дабы их доблесть в роду жила до скончания века…

Житие и правда воинского сословия на Руси. Сергий Саровский.

Всероссийский конгресс воздухоплавателей в Самаре, завершился невиданным зрелищем — воздушным парадом, в котором приняли участие более ста тридцати аэролётов и самолётов, несущих на себе гербы губерний и имперские флаги. Возглавлял парад, Цесаревич Константин, на своём верном Сикорском – 23, с гербом правящего дома на крыльях.

Мощь воздушного флота, подтверждённая многочисленными победами русских пилотов это гарантия спокойствия наших границ, и мирного труда жителей империи. И живым тому свидетельством — атакующий сокол на крыльях самолётов в мирном небе России.

Принимавший парад император Сергий первый высочайшим указом повелел, считать 12 апреля днём воздухоплавания и проводить в этот день праздник и воздушный парад.

Новое русское слово 12 апреля 1920 года.

Российская империя, Граница земель Войска Донского и Ростовской губернии, Имение боярина Белоусова.

– Нет, нет и нет. Решительно не могу с тобой согласиться! – Сохранивший, не смотря на преклонный возраст, осанку и твёрдую поступь, отставной вице-адмирал, боярин Алексей Демидович Дубов, слегка качнулся вперёд, подхватывая со стола хрустальную рюмку налитую, так ценимым им, коньяком Армения, медленно не торопясь выцедил ароматный напиток, тут же забросил вслед «пыж гвардейский» – дольку лимона с тонким до прозрачности ломтиком костромского сыра и вдумчиво прожевав закуску удовлетворённо кивнул каким—то собственным мыслям. – Только личные впечатления, способны оказать настоящее влияние на человека, и никакие книги тут не помогут. Уж поверьте мне.

Присутствовавшие в большой гостиной имения Белоусовых, милейшая Аделаида Демидовна — сестра Алексея Демидовича, и её муж, Белоусов Александр Денисович, лишь переглянулись, старательно пряча улыбки. Спор этот не имел ни начала, ни конца, и всегда продолжался после четвертой–пятой рюмки.

Сын и единственный наследник всего немалого состояния Белоусовых — семнадцатилетний Николай, выправкой, и статью больше напоминающий офицера – гвардейца, чем подростка сидел рядом и не торопясь поглощал огромный кусок от торта, привезённого дядей.

Высокий и не по годам широкоплечий, с сильными руками и большими голубыми глазами он оторвался от лакомства и поднял взгляд на родича.

– Но позвольте, Алексей Демидыч! — Неожиданно низким и глубоким голосом произнёс боярич. — Вот, к примеру, Шерлок Холмс. Никогда не выезжал далее Европы, и при этом имел весьма широкий кругозор.

Боярин Дубов на это лишь насмешливо хмыкнул.

– К вашему сведению, молодой человек, сэр Артур Игнатиус Конан Дойл, творчеству которого, мы обязаны появлению этого литературного персонажа, был весьма незаурядной личностью, побывав и в Арктике и Африке. И кругозор литературного героя – это во многом отражение видения мира автором, а никак не наоборот.

– Ну, хорошо! – Николай не сдавался. – А вот Жюль Верн? Он-то написал большинство своих книг, не выходя из кабинета!

– Это всего – лишь легенда, отпарировал адмирал. – Первое путешествие на своей яхте, Жюль Верн совершил в тысяча восемьсот пятьдесят девятом, а первый роман, напечатал в шестьдесят третьем.

– Но, помилуйте. – Александр Денисович, отложил недочищённое яблоко и откинулся в кресле. – Ежели все кинутся путешествовать, кому же дело делать?

– Ну вам–то, Александр Денисыч, грешно так говорить. – С лёгкой укоризной заметил Дубов подливая коньяк в рюмку. – Сварога –то за Пуштунский поход получили? А Первозванного? Напомнить вам как я лично вот этими вот руками, вытаскивал одного подводного пластуна из воды, под грохот рвущихся кораблей турецкой эскадры? И я буду даже настолько любезен, что совершенно не вспомню одну занимательную историю в Пекине, когда некий офицер Особого Управления Генерального Штаба, умыкнул, из тщательнейшего образа, охраняемого поместья, не скрепку, заметьте, и не бумажку, а живого человека, и ухитрился переправил его обратно на Родину. Это ведь вам вовсе не помешало стать крупнейшим коннозаводчиком юга России. Да и ты, Адочка, если мне память не изменяет, не в Петербуржском салоне, крестиком вышивала…

Боярин Белоусов, происходивший из семьи потомственных пластунов и выслуживший свой титул на полях сражений, весело переглянулся с супругой и рассмеялся.

– Ну сейчас–то, с кем воевать? Благо стараниями Государя нашего в державе и на окраинах все спокойно. Даже англы, проклятые после войны в Европе, голову не поднимают.

– Так и я не про войну говорю. – Согласился Дубов. – Пусть младшенький ваш тоже по миру поездит, да посмотрит, что и как устроено. Поверьте, старому моряку, от этого будет только польза и никакого вреда.

– А ты сам, Николенька, как считаешь? – Аделаида Демидовна с улыбкой посмотрела на сына.

– Да ну его, мам. – Боярич хмуро глянул исподлобья. – Дел невпроворот. Ещё к поступлению готовиться. Потом мы с ребятами из Казачьего кадетского взялись помогать восстанавливать окружное коневодческое хозяйство после пожара.

– А куда поступать собрался? – Боярин, собственноручно подлив себе в рюмку, посмотрел на племянника.

– В агротехническую академию на механический факультет…

– В Царицыно? – Уточнил Дубов и улыбнулся. – Дельно. – Он коротко кивнул. – Юг России и Новороссия – золотое дно. Нужно только умело этим воспользоваться.

Разговор постепенно перешёл на зерновые цены, перспективы коннозаводства и завтрашний праздник, а Николай, посидев немного, откланялся, памятуя, о раннем подъёме, и предстоящей тренировке у Михалыча.

Весеннее утро российского юга, щедрое на солнце и запахи, врывавшиеся в распахнутое окно флигеля, где располагались комнаты Николая, разбудили лучше любого будильника. Он рывком отбросил тонкое одеяло шинельного сукна, и быстро одевшись вихрем слетел по узкой и скрипучей винтовой лестнице вниз.

Малая конюшня, где располагались лошади семейства, находилась совсем рядом. Заспанные конюхи только осматривали лошадей, когда Николай выметнулся из ворот на статном ахалтекинце огненно–рыжей масти и под одобрительными взглядами старых казаков, поднимая пыль, умчался вдаль.

Проскакав с две версты, остановился у заросшей тростником излучины Егорлыка, легко соскочил с жеребца и прислушался. Ветер, шелестевший тростником, едва слышное дыхание реки…

Он оставил жеребца, и бесшумно пошёл сквозь тростник, не надламывая хрупкие словно стеклянные стебли. Внезапно, обострившееся чутье заставило его рухнуть ничком, пропуская нечто летящее словно снаряд, над собой, и выпрямляясь, он уже держал в руке длинный узкий нож, дагестанской работы.

– Молодец. – Дядька Михалыч, бессменный воспитатель и наставник Николая с шести лет, широкоплечий мужчина высокого роста с совершенно седыми волосами, сделал короткое молниеносное движение, но готовый в принципе, к чему–то подобному, Николай чуть отпрянул и попытался нанести удар ногой в подмышечную впадину, но промахнулся и был с позором опрокинут на землю. К удивлению Николая, Михалыч не стал подтрунивать как обычно над «неуклюжестью человеческого детёныша» а вполне серьёзно подал руку, и помог встать.

– Неплохо. – Заметил бывший командир роты армейской разведки. – Только скорости все ещё не хватает. Пойдём.

Они прошли ещё метров сто вдоль реки и Михалыч остановился.

– У следующей излучины, вот там, – он показал зажатой в пальцах сухой травинкой, – небольшой шалаш. Человека зовут Костя Ночкин, или Костя–ночь.

– Тот самый? – Сердце у Николая забилось, словно после бега.