Герой из героев. Дело привычки (СИ) - "Элтэнно" - Страница 29

Её взгляд остановился на моём паху, и я ощутил прилив крови к щекам. Моё поведение явно выходило за рамки приличия, но сдержать себя, стоило начать, становилось всё сложнее и сложнее… Мне и не думалось, что Эветта могла подсматривать!

— Арнео мне много чего рассказал о магах.

— Ты рассказала ему о нас?!

— Нет, конечно. Но ничто не мешало задавать вопросы. Вот он и отвечал.

— И что?

— Став Чёрным магом, ты уже не сможешь вернуть то, что имеешь сейчас. Выйдя в мир, мы обязаны дать страшную клятву.

— Какую?

— В Ордене нет места любви. Маги Тьмы могут иметь детей, но обязаны оставить их сразу по рождению. И ни один человек не должен вызывать у Чёрного мага привязанности большей, нежели служение Ордену. Координаторы порой устраивают показательные казни. Мне хватило и краткого пересказа, чтобы понять, почему большинство мужчин оскопляет себя.

— Оскопляет?

— Они отрезают себе то, чем могут любить. Чтобы более никогда и ничто не мешало блюсти правила.

— Вырезают сердце? — удивился я тому, что такое возможно.

— Нет. То, что ты теперь тайком теребишь руками… Но руки не идут ни в какое сравнение с тем, что может сделать с этим кусочком плоти женщина.

— А что может сделать женщина?

— Ха! — Эветта откинулась на спинку стула, моментально поняв, что поймала меня на крючок. Любопытство всегда было для меня самой лакомой приманкой. — Если хочешь, то могу поговорить с одной девушкой. Она сможет очень хорошо показать. Если ты, конечно, закроешь свой рот, позволишь ей делать всё без комментариев и не убежишь от первых прикосновений.

— Может, ты сама?

— Нет, Арьнен. У каждой женщины должен быть свой мужчина. Один.

— Почему?

— Потому что такие женщины называются порядочными. А я хочу быть порядочной женщиной.

— Мне противно представить, что кто-то будет меня касаться.

— Как знаешь, — она взяла яблоко и, прежде чем уйти с кухни, сказала. — Кстати, не вздумай ничего расспрашивать у мастера Гастона. Такие темы не принято обсуждать, просто это я не могу молчать и дальше. В твоём возрасте уже стыдно пребывать в полнейшем неведении о том, что каждый ребёнок знает.

— Ребёнок?

— Да… А, вот, кстати. Посмотри за окно.

Я повернулся вбок и увидел двух собак. Одна из них напрыгнула на вторую и играла, стараясь придавить её к земле ритмичными движениями.

— Ну? Видишь?

— Нет.

— Присмотрись.

Последовав её совету, я искренне смутился. С меня словно колпак сняли. Словно сошла пелена, застилающая глаза! Мне вмиг стало ясно, что на самом деле означала фраза «дать женщине семя».

— Выглядит отвратительно.

— Только выглядит… Мне поговорить о тебе с той девушкой?

— Ни в коем случае!

Она ушла наверх отсыпаться. Я же, не зная, чем себя занять из-за внутренней растерянности, пошёл к мастеру Гастону в мастерскую и предложил свою помощь. С тех пор как между мной и Эветтой возникла не пойми откуда взявшаяся стена, я проводил в этой комнате всё больше и больше времени. Раскрашивал посуду, привлекая нетипичными сюжетами новых клиентов. Мастер щедро платил за мои задумки. Так что у меня даже начали появляться свободные деньги, которые можно было тратить по своему усмотрению. Мастер Гастон, когда мы вот так сидели вдвоём, часто рассказывал о бывшей жене и о своём детстве. О дочке он говорил мало, объясняя тем, что до сих пор сердится на неё из-за выбора мужа и переезда в Варжень.

В общем, жизнь не закончилась на неприятном разговоре с Эветтой. Она шла своим чередом. Соседи узнавали меня на улице. Мы здоровались друг с другом и даже порой обсуждали какие-то моменты вроде погоды или прошедшей ярмарки. Но чаще они спрашивали моё мнение по выбору нужного снадобья от недуга. Я советовал. Они восторженно внимали, радуясь, что не приходится идти на приём к единственному оставшемуся на весь город лекарю — Храм повысил налоги на использование светлой магии, а тёмная к целительству была малопригодна. Один раз, когда я занимался доставкой посуды заказчику, на меня хотел напасть какой-то смутьян, но Жером, тот самый здоровяк, чей огород я столь часто обчищал по ночам, живо поставил негодяя на место. Да ещё и добавил, чтоб тот никогда не смел лезть к такому хорошему парню, как я. Мне похвала понравилась. И чтобы сделать её ещё слаще, я купил у проходящей мимо торговки большую медовую булку с орехами и отломил половину Жерому. Сосед принял дар, рассмеялся и потрепал меня по волосам. Отчего-то я даже не вжал голову в плечи. И понял это только тогда, когда мы с ним разошлись каждый по своим делам.

Так что, наверное, и прошли бы оставшиеся до отъезда деньки в блаженном покое, какой я нашёл, несмотря на отстранённость Эветты. Но, видно, Арнео этого было мало. Да. Всё-то ему было мало, любил он мне жизнь портить.

Нехорошее началось внезапно. Одну из ночей моя подруга, ожидая, что под её окном вот-вот появится воздыхатель, так и просидела до самого утра в полном одиночестве. Мне это было доподлинно известно, ибо с наступлением темноты я снова наведался в огород Жерома за добычей и едва не помер от страха, когда тот за моей спиной спокойно поинтересовался:

— И долго так копать-то собираешься совочком? На, держи лопату.

— Э-э-э, — только и смог протянуть я.

— Чего ты там мычишь? Не разберу.

— А-а-а.

— Бери уже лопату и копай. За середину ревуна перевалил, урожай давно поспел. Вот эти семь мешков мне наполнишь. Оставшееся, так и быть, забирай.

— А вы…

— А что я? Попросил бы по-человечески, так днём бы вопрос разрешили. А так сейчас работай, ночной гостенёк.

Оставив мне уйму плодородной, тщательно обработанной и густо засаженной земли, Жером отправился почивать. Луны уже основательно сблизились и потускнели, готовясь соединиться ночей эдак через пять, чтобы после по одиночке набирать силу вновь. Но звёзды от этого светили лишь ярче. Их свет хорошо озарял грустное и печальное лицо Эветты. Она тоскливо и неотрывно глядела за окно.

— Бери лопату и выходи! — в какой-то момент не выдержал я, но подмоги так и не дождался. Подруга лишь показала мне язык и напоказ повернула голову в другую сторону.

Днём Арнео тоже не дал о себе знать. Это я ведал также точно, ибо Эветта, страшась гнева мастера Гастона, который отчитывал её всё чаще и чаще, насильно разбудила меня до рассвета и начала упрашивать выйти с ней на улицу на его поиски. Мои стенающие от уборки урожая мышцы воспротивились и отказались шевелиться. Так что я предложил ей перебрать коренья, раз уж у неё имеются силы хоть на что‑то. В ответ она только хлопнула дверью, но к вечеру работа была сделана. Подходящие для зелий корнеплоды лежали отдельно, а те, что могли пойти только в пищу, в свою очередь тоже образовали отдельную кучку. И часть из них оказалась даже почищена и превращена в похлёбку. Отсутствие Арнео определённо положительно сказывалось на поведении Эветты! Но сама она как-то это не оценила, становясь всё угрюмее.

— Хорошо. Утром пойдём его искать, — наконец, согласился я.

— Можно и сейчас!

— Сейчас ночь. Слышала, что вчера гуль на соседней улице человека загрыз?

— Только бы это не был Арнео!

— У-у! — разозлился я, но вспомнил, что уже не только почти что взрослый мужчина, но и почти что маг, а потому проявил снисходительность. — Мастер Гастон сказал, что это сын пекаря. По каштановой шевелюре и опознали. А Арнео светловолосый.

Едва рассвело, как хотела Эветта, из дома мы не вышли. Я настоял на плотном завтраке — нам, вероятнее всего, предстояло длительное и муторное мероприятие. Это было разумно… И отчего-то приятно попахивало местью. Но, если быть честным, Арнео искать не пришлось. Он, прикрывая зевающий рот ладонью и открывая миру, как могли выглядеть совершенные мешки под глазами, снимал похмелье горячим густым рассольником в таверне, где жил.