Ключ (СИ) - "Робот BoBot" - Страница 16

— Где тут народ собирается? — спросил он дворника-математика, — мне нужна аудитория, аудитория, ты понимаешь? Понимаешь? Аудитория! Это очень важно! Важно! Да! И ты должен! Да! Да! Да! Ты, ты должен! Отвести, отвести меня к ней! Да! Это очень важно, важно, ты понимаешь?

— Отвянь, — потребовал Шурик, стряхивая руку Патлатого с рукава, — народу щас больше всего в пивной, только денег нет.

— Деньги! Деньги! Да! Да! Деньги! — снова завелся патлатый, — это правильно! Да! Да! Правильно! Деньги! Вот! Вот! Вот! На! Возьми! — Патлатый сунул руку за пазуху, и неизвестно откуда вытащил толстенную пачку тысячных купюр. — На! На! Возьми! На! Возьми! Это деньги! Да! Да! Это деньги! Да! Деньги! Возьми! На! Возьми! На!

Шурик взял пачку. На вид было тысяч триста, не меньше, таких сумм Вепрев за всю свою жизнь не то что в руках не держал, но даже и в глаза не видел, и потому малость растерялся.

— Откуда они у тебя? — настороженно спросил он у Патлатого, который почти бежал перед ним.

— Не надо! Не надо! Об этом! Пошли! Скорее! Я должен! — взвизгнул тот, не оборачиваясь.

Шурик обратил внимание, что прохожие стали расступаться перед странной парочкой — худощавым парнем со стаканом в руке и его напарником в ослепительно белом балахоне и розовым веночком на голове, из-под которого сверкали безумные глаза.

— Ладно, пошли, — согласился Шурик, и, желая поскорее скрыться с глаз публики, повел Патлатого в свое любимое питейное заведение возле дома. Идти пришлось недолго, уже через пять минут Шурик и его новый товарищ входили в знакомую пивную, которую Вепрев покинул не далее, как сегодня утром. Народу в зале было полно, дым стоял коромыслом, гремели кружки, пенный напиток жадно всасывался множеством жаждущих глоток, а утонченные эстеты, желающие испытать особый кайф, доливали в напиток Богов по сотке паленой водяры.

Вепрева моментально узнали.

— Эй, Шурик, — раздался из угла хриплый пропитый голос, — вали сюда!

Шурик обернулся, и увидел своего непосредственного начальника Василия Петровича Шумилова, человека лет 50, с которым у Вепрева наладились отличные отношения. Особенно ценил их Шумилов, потому что супруга постоянно выгоняла его из дома, когда благоверный являлся под семейный кров на бровях, и ему приходилось проситься к Вепреву на ночлег, в чем тот никогда ему не отказывал.

Шурик направился к Василию Петровичу, на ходу здороваясь со знакомыми завсегдатаями, а Патлатый, про которого Вепрев как-то сразу позабыл, двинулся прямо к буфетной стойке, локтями распихивая недовольно бурчащих пьянчуг.

— Здравствуйте, Василий Петрович, — поздоровался он с начальником, пребывавшим уже изрядно навеселе.

— Здоров! — ответило руководящее лицо, протягивая руку. — Садись, — радушно предложил он. — Пива хочешь?

— Ага, — ответил Шурик, пожимая мозолистую длань Шумилова, и присел на хлипкий пластмассовый стул. Стакан, полный Времени, он осторожно примостил на краешек стола. Шумилов, бывший в особом почете у буфетчицы, с которой пару раз переспал в далекой молодости, вальяжно махнул ей рукой, и хрипло рявкнул на весь зал:

— Надя! Принеси-ка нам по одной с прицепом!

Дородная буфетчица, едва видневшаяся в клубах табачного дыма, кивнула, и сноровисто нацедила две кружки, затем, украдкой глянув на входную дверь, вытащила из-под стойки бутылку водки, и плеснула в каждый сосуд грамм по сто прицепа. Поставив бутылку на место, она умело подхватила кружки указательным пальцем, на котором поблескивал перстень с крупным бриллиантом, и понесла напиток своему экс-возлюбленному, тяжело покачивая пышными бедрами. Подойдя к столику, за которым угнездились Шумилов с Шуриком, она осторожно поставила перед ними кружки, и присела рядом.

— Как ты, Саша? — спросила она Шурика, — что-то сегодня припозднился.

К Вепреву тетя Надя испытывала материнские чувства, возможно еще и потому, что ее собственный сын, Володька, уже второй год мотал срок за вооруженный грабеж банка, а мужа заезжие кавказцы год назад зарезали на стрелке в Гатчине.

— Нормально, теть Надь, спасибо, — ответил дворник-математик, беря в руки кружку, и отхлебывая живительную влагу.

— А вот мой-то, Володенька, с зоны пишет, — начала причитать несчастная мать, — что в условно-досрочном опять отказали, ироды… Мало вишь, отсидел, говорят …

По этому вступлению Шурику стало ясно, что тетя Надя, по заведенному обычаю, намерена поговорить «за жизнь» в теплой компании. Однако сегодня этим мечтам одинокой женщины не довелось сбыться, ибо со стороны стойки донесся такой дикий вопль, что весь зал, наполненный изрядно окосевшей публикой, дружно повернулся к буфетной, и даже Василий Петрович, не донеся кружку до рта, на мгновение замер, потрясенный небывалой сценой. И было от чего, ибо на стойку бара, залитую пивом, заставленную кружками, и заваленную шелухой от тараньки, взобрался Патлатый в своем белоснежном бурнусе и веночке, и, бешено жестикулируя и сверкая безумными глазами, начал вещать:

— Люди!!! Опомнитесь! Сойдите с пути греха! И! Ступите! Да! Да! Ступите! На стезю! Добродетели! Да! Добродетели и воздержания! Ибо тот! Кто! Не услышит! Да! Не услышит! Да! Глас Папика моего! Тот! Будет! Вечно! Да! Да! Вечно! Вечно! Бросать стибр! Да, стибр! В пучину Врат бездонную!

— Это што за урод? — поинтересовался Шумилов, — Шурик, он вроде бы с тобой пришел?

Вепрев, вытаращив глаза от изумления, моментально вспомнил, что ему надлежит бежать выручать Машку, а не рассиживаться в изысканном обществе. Поэтому он торопливо допил пиво, поставил кружку на столик, и вскочил на ноги.

— Точно, со мной, — сказал он, — только не знаю я, с чего его так плющит.

— А вот щас я его успокою! — с угрозой в голосе произнесла буфетчица Надя, — а то ишь…

С этими словами несчастная вдова неожиданно легко поднялась на ноги, и решительно двинулась на рабочее место, бесцеремонно распихивая локтями нетрезвый люд. Шурик, предчувствуя нехорошее, схватил стакан, торопливо попрощался с Василием Петровичем, и почти бегом удалился из заведения — в его намерения никак не входили объяснения в местном отделении. Выскочив на улицу, он услышал вой сирен приближающейся милицейской буханки, и опрометью побежал к своему дому, стараясь не расплескать Время. И вовремя! Едва он скрылся за поворотом, как у дверей пивной с визгом тормозов остановилась патрульная машина, и из нее неторопливо выбралась пара милиционеров. Разминая ноги, блюстители порядка вразвалочку направились к двери, и скрылись за ней в глубинах вертепа.

sss

В замочной скважине камеры с жутким скрежетом провернулся ключ, и Машка испуганно повернулась в сторону звука. В распахнутой двери стоял дежурный капитан Свиридов и какой-то низенький полноватый мужичок в небрежном костюме и с глубокими залысинами. Мужичок посмотрел на узницу и как-то небрежно-буднично произнес:

— Ну что ж, выходим, гражданочка, будем проводить дознание.

Машка, слегка потерянная, и потому притихшая, вышла из камеры и послушно направилась следом за мужичком по грязному коридору с обшарпанными стенами, в которых виднелись окованные ржавым железом двери с могучими запорами. Завернув за угол, мужичок подвел девушку к раздолбанной двери с криво повешенной табличкой «Дознаватель Пупкин В. Д. и загремел ключами.

— Заходи, — велел он задержанному примитиву, распахивая дверь в кабинет.

Машка с некоторым трепетом вошла в святилище закона и огляделась. В небольшой комнате поместился только облезлый стол с фотографиями обнаженных красоток под стеклом, дешевенький сейф, да пара стульев. На столе стояла допотопная пишущая машинка, граненый стакан с остатками заварки на дне, и пара обгрызенных карандашей.

— Садись, — велел Маше дознаватель Пупкин, кивнув на шаткий стул у двери, после чего уселся сам с противоположной стороны, заправил в машинку лист бумаги, и, не говоря ни слова, принялся что-то печатать.

Спустя пять минут, когда Зверева уже устала волноваться на тему своей грядущей судьбы и придумала себе кучу не самых приятных перспектив, вроде немедленного заключения в колонию строгого режима или вывода во внутренний дворик с целью расстрела, он, наконец, прекратил тарахтеть клавишами, и равнодушно спросил: