Влюбись за неделю (СИ) - Кручко Алёна - Страница 23

– Рада вас видеть, доктор Вольгер. Пойдемте, я думаю, ваши слушатели уже ждут, - я выдала дежурную улыбку, и Маскелайн снова одобрительно кивнула.

– Радость взаимна, уважаемая мисс. Если в академии Панацеи все сотрудники такие потрясающие, как вы и миссис Маскелайн, я понимаю, почему доктор Норвуд здесь окопался. И даже, пожалуй, завидую. А кстати, где же он сам?

– Утрясает сегодняшнее расписание, чтобы без проблем послушать ваше выступление. Он просил меня занять место для него.

– Ну разумеется. Как всегда крайне занят и невыносимо мрачен. Хотя аудитории он собирает немаленькие – все-таки известный в узких кругах человек. Впрочем, до моих сборов ему далеко. Вы ни разу не слушали мои лекции, мисс Блер? Я бы наверняка вас заметил. Такое запоминающееся лицо!

Остро не хватало информации. Я даже не могла спросить, впервые ли он в Академии, потому что Шарлотта должна это знать и без вопросов. Но ревность к Норвуду трудно было бы не заметить. «Известный в узких кругах», как же! ? то ваши «круги», герр Вольгер, намного шире!

– Я полагаю, во время выступлений вам не до поиска интересных лиц в зале, доктор Вольгер, - обтекаемо ответила я. - Все же удержать внимание аудитории – задача, требующая некоторых усилий, верно?

– ?, вы заблуждаетесь, дорогая мисс. - Вольгер легкомысленно махнул рукой. - Держать аудиторию вовсе не сложно, если ты любишь свое дело и умеешь внушить эту любовь слушателям! Но погружаться в тонкие сферы алхимии особенно прекрасно, глядя в глаза потрясающей женщины. Ваши глаза я бы непременно запомнил.

«Лицо», «глаза», а сам косится на грудь. Мне все больше хотелось ответить колкостью. К счастью, конференц-зал был недалеко.

– Пришли, - сообщила я. – Вам сюда. Думаю, сегодня перед вами будет много интересных глаз. «И откровенных декольте», - подумала, когда меня чуть не снесла с ног старшекурсница с двумя расстегнутыми верхними пуговичками на блузке.

– Неужели это вы, доктор Вольгер?! – воскликнула, пожирая его влюбленным взглядом.

Вот и отлично, теперь могу спокойно исчезнуть – он и не заметит.

Задние ряды, как я и думала, были забиты под завязку. Я не стала выискивать свободные кресла, а подошла к крайним возле выхода.

– Господа, эти два места занимал профессор Норвуд.

Пугать чем-то еще не пришлось, хватило имени. Даже не двое, а трое парней в этом ряду и двое перед ними вскочили и растворились в пространстве, будто и не было. Вот это авторитет у Норвуда! Боятся лишний раз на глаза показаться.

Тем временем через высокую дверь, предназначенную для лектора, вплыл Вольгер в окружении прекрасных и не очень дев. Та самая, с расстегнутыми пуговичками, прижимала к высокой груди тетрадку. Автограф в конспектах выпросила, что ли?

– Все собрались? – вопросил он. - Всем меня видно, всем меня слышно?

– Мы слышим тебя, о Каа, – пробормотал кто-то сбоку.

– Твое счастье, что этого не слышат бандарлоги из первого ряда.

Я покосилась на голос, рассмотреть студентов с чувством юмора, словно слизанным у Норвуда. Пожалуй, стоит их запомнить.

Между тем Вольгер распинался о своей роли в науке, эпохальности своих открытий и важности того, чтобы каждый человек «как в этом зале, так и за его пределами» (честное слово, так и сказал!) проникся историческим значением момента. Все это было мало похоже на научный доклад, как я его себе представляла. Интересно, Норвуд вообще придет? Он наверняка знал, чего ждать от этого, с позволения сказать, «коллеги».

– И вот, когда я задал себе вопрос, очень важный вопрос о том, какие именно тонкие влияния может воспринимать столь неподатливый и закоснелый материал, как металл… – нет, я не в состоянии это слушать. Даже если на самом деле это не ересь, а реально имеющая значение для местной науки тема – не в таком же изложении!

Появление Норвуда с легкостью можно было и пропустить, потому что вошел он абсолютно бесшумно и молча сел в кресло со мной рядом. Но его заметили. Оживленный шепот пронесся по задним рядам, кто-то даже тихо присвистнул, и вот это было уже интересно. Кажется, герр Вольгер и профессор Норвуд в одном зале – повод для ожидания чего-то более занимательного, чем лекция о металлах и приливах. Вольгер Норвуда тоже заметил, усмехнулся самодовольно, не прерывая очередной витиеватой реплики.

– Странно, что вы не в первом ряду, мисс Блер, - тихо сказал Норвуд. – Сияние бриллианта от алхимии не дотянулось до вашего сердца и не поработило ваш мозг? Удивительно.

– Мой мозг мне дорог не порабощенным, – отшутилась я.

– Завидный рационализм.

Норвуд закинул ногу на ногу, водрузил на колено планшет с чистыми листами и вытащил из кармана ручку. Он что, собрался конспектировать этот бред? Не может быть.

– еще древние алхимики знали о тайной связи металлов с планетами, – вещал Вольгер, – но в чем, я спрашиваю вас, таятся корни этой связи? В чем? Кто-то, хоть кто-нибудь, дал себе труд поразмышлять на эту волнительную тему? Вы, мисс? Или вы? А может, вы, коллега Норвуд?

– Размышлять о волнительном – способны только вы, коллега Вольгер. Прошу вас, продолжайте, я весь внимание.

Вот даже интересно, Вольгер не оценил иронию или сумел пропустить ее мимо ушей? Зато студенты точно оценили, по задним рядам пронесся сдержанный и не очень смех.

– Зря вы смеетесь, господа, - с мягкой укоризной заметил Вольгер. - Наука, вся наука, весь прогресс, а не только наша возлюбленная алхимия, держится именно на таких размышлениях. Ибо с чего начинается, как зарождается любое открытие? С размышлений! С того, что жаждущий деятельности разум вопрошает себя: «Какой след могу я оставить в веках? Какие зерна заронить в трепетные умы юных дарований?» Вы согласны, коллега Норвуд?

– О да, коллега Вольгер, разумеется, - скупыми штрихами Норвуд изобразил на листе дамочку в коротком лабораторном халате, бедрастую и грудастую, с гривой волос, подозрительно похожих на Шарлоттины, с пробиркой в руке и котлом в другой. В котел сыпалось что-то вроде градин-переростков с надписью «зерна жаждущего разума». Ниже значилось: «Возлюбленная Алхимия. Ключевое слово – возлюбленная».

Я фыркнула, с трудом сдержав смех.

– Ибо еще древние говорили, что размышление – мать понимания, - Вольгер воздел палец к потолку. – Итак, о чем же может поведать вдумчивому разуму сродство планет и металлов?

На листе появился гигантский мозг с одной извилиной, почему-то поперек, и в кружевах. «Вдумчивый разум герра Вольгера, жаждущий деятельности. Страшно».

Ниже Норвуд приписал: «Мисс Блер, одумайтесь, вы не на уроке живописи. Внимайте! Мне можно. Я – уже профессор».

– Живопись интереснее, - вполголоса ответила я, наклоняясь ближе к Норвуду. - Не быть мне профессором. Мой разум недостаточно вдумчив для таких волнительных высот. Или глубин?

«А вы уточните. Он возрадуется».

– Я боюсь.

«Зря. Кто же не мечтает погрузиться в глубины с Вольгером? Или подняться в высоты. С ним же. Взгляните на первые ряды. Там уже все парят».

– Вот именно, - согласилась я. Покосилась на навостривших уши парней дальше в ряду и достала из сумки блокнот и ручку. Придвинулась ближе к Норвуду, насколько позволяло кресло, положила блокнот на подлокотник. Написала: «Воспарили ещё до начала лекции. Не дай возлюбленная алхимия оказаться в такой компании!»

«Наше солнышко. Душенька. Лапушка. Пупсик. Милашка. Красотуля. Как же там было… Голубоглазик! Гениально.

Когда я решу написать мемуары, ряд восторженных эпитетов, посвящаемых герру Вольгеру парящими девами, займет в них почетное место. Присоединяйтесь. Список должен быть внушительным, иначе не отразит всей глубины и высоты».

«Зайчик, – предложила я. - Котик. Еще можно суслик. Да, сусличек. Мой мозг который день выдает исключительно зоологические ассоциации. Милый трогательный сурикатик. Волнительный, как трепет кончика хвоста степной лисы».

Мы сидели, тесно прижавшись плечами, и я вдруг подумала, что склонность Норвуда к ехидству передается через прикосновения, даже сквозь одежду. Иначе почему я сейчас получаю такое удовольствие от злословия?